После взятия Рязани Батый был обессилен. Потрепанное воинство, недовольство и интриги соратников, восставшая в тылу Булгария — казалось, удача отвернулась от него. Однако уже спустя два года, походя взяв Киев, он отправился, ни много ни мало, в Европу. Что остановило его на берегах Адриатики? Что побудило к поспешному возвращению? Чему Европа обязана своим спасением? Дмитрий Левчик продолжает свою летопись Батыева нашествия, в которой, как водится, нашлось место и непревзойденному геройству, и низкому предательству, и поистине восточным тайнам.
В предыдущих статьях цикла можно прочесть о сражении на Калке, численности татаро-монгольской армии и о том, как дружинники и партизаны во главе с Евпатием Коловратом защищали Рязань.
1.
После разгрома партизан Коловрата Батый вовсе не был уверен в своих силах. В то время любое русское княжество могло выставить такое же число воинов, что и у Батыя. А Владимирское — даже больше! Я уверен, что потрёпанные под Рязанью татары встретили под Коломной войско владимирского князя, насчитывавшее не менее 15 тысяч человек. У русских было численное превосходство. Но, несмотря на огромные потери (в битве со стороны монгол погиб хан Кулькан, «настоящий» чингизид; возможно, это даже не имя, а титул: кулкан-хан в Крымском ханстве — титул второго наследника, и тогда это вообще огромная потеря!), – под Коломной татары разбили превосходящие силы русских.
Гибель хана Кулькана (или, возможно, второго наследника) была воспринята «настоящими» чингизидами как предательство джучида-Батыя. «Он не пришёл на помощь брату! Он видел, как русские уничтожают тумен Кулькана, и ничего не сделал. Он не пришёл на помощь потому, что джучид, не настоящий чингизид! Предатель! Меркитское отродье!». Видимо, в таких выражениях написал в ставку Великого хана свой донос на Батыя его заклятый сводный родственник хан Гуюк. Гуюк требовал отставки Батыя, его казни и назначения на должность руководителя похода себя. Но в Карокаруме, в ставке Великого хана, поступили иначе. Окружение хана не стало пересматривать решения курултая. Батый должен остаться руководителем похода. Подальше от Карокарума. А вот на Гуюка у части ханского окружения были далеко идущие планы. Какие? Узнаем позже.
Пока Гуюка просто отозвали в ставку. Свою отставку он пережил болезненно. Он публично кричал на Батыя, что ещё вернётся и, как скромно сообщают летописи, «поступит с Батыем как с женщиной». Полагаю, Гуюк услышал в ответ от Батыя не менее смачную матерщину. Возможно, тоже публичную. Хотя, скорее, сдержанный Бату цедил оскорбительные слова сквозь зубы, в то время как молодой и горячий Гуюк бесновался перед своими нукерами-охранниками. Но бешенство бешенством, а из армии он уехал, передав командование своим туменом, скорее всего, хану Менгу. Так после коломенского сражения власть Бату в армии окрепла. Внутренний враг был изгнан. Внешний почти разбит.
2.
Несмотря на разгром под Коломной, владимирское войско оставалось многочисленным. И владимирские княжичи, сыновья Юрия Всеволодовича, Всеволод и Мстислав, которые руководили обороной Владимира, предлагали дать бой Батыю в чистом поле, под стенами города, где русские ратники могли драться под прикрытием стрел русских лучников. Они видели, что татар мало! И что у них, во Владимире, есть силы для открытого боя! К сожалению, план не сработал. Трус или предатель воевода Пётр Ослядюкович настоял на иной тактике. Оборонять город. Убедил он и князей. Татарам это и было нужно. Они без особого труда подожгли город-деревяшку. Во Владимире началась паника, войска вынужденно отвлекли на тушение пожаров. В районе Золотых ворот состоялся прорыв татар. Город пал.
После этого татаро-монголы выдохлись. Ну, взяли в том же 1238-м небольшой Суздаль и с полдюжины мелких городков. Но не смогли дойти ни до Новгорода, ни до Смоленска. Естественно, никакой «битвы на Сити» не было! Сколько сейчас и в былые годы ни вскрывали курганы на Сити — всё не воинские, да и не русские. И, вообще, «домонгольские». (Ну, может быть, и была битва, но явно не на той Сити, что сейчас так называется. Может быть, на Мстёрке. А, может, и там не было. Всё из области догадок.)
Никуда реально после Владимира не продвинулись татары. Сил у Батыя почти не осталось. Он две недели штурмовал маленький Торжок. Почти месяц штурмовал Козельск. Только ли героизмом русских объясняется длительная оборона этого небольшого города? Да нет же! Татар было очень мало. Вот и не могли они Козельск взять. А не взять тоже не могли. И должны были взять аккуратно, без поджога! Дело в том, что в Козельске были большие запасы хлеба. Без взятия его они б на обратном пути сдохли от голода.
После удара по Рязанскому и Владимирскому княжествам татары отступили. Причина — и потери, и начавшееся в тылу восстание булгар. Булгары восстали не одни. Их поддержали половцы и Черниговское княжество.
Обессиленный Батый ничего сделать не может. Он год мечется по степи между булгарами, половцами и Черниговым.
Основной его задачей до 1240 года было покорение Волжской Булгарии, захват основы волжского торгового пути. Владимирское княжество как непоследовательный союзник Булгарии должно было либо стать союзником татар, либо подвергнуться образцовой «порке» (выбрали второй вариант). Рязань же, самая нерусская из восточных русских земель (на самом деле фактически государство Эрзя) и союзник Булгарии (и в этом смысле враг татар), должна была быть уничтожена. Что и было сделано.
На Владимирскую землю как на государство татарам было глубоко плевать. Ни о каком «покорении Руси» речь не шла. Ни одного татарского гарнизона на территории Владимирского княжества не было оставлено. Ни о какой дани тогда не говорилось ни слова.
3.
В разорённый Владимир в 1238 году приезжает Ярослав Всеволодович из Киева. И становится там князем. По лествичному праву. Приехал он не один. Привёз с собой киевскую дружину и фактически сдал Киев своему заклятому другу Даниилу Галицкому. Тот в бывший стольный град не спешил — подождал, пока Киев захватит Михаил Черниговский. А тот «переехал» в оставленный Ярославом Всеволодовичем Киев и объявил себя Великим киевским князем. Впрочем, узнав через год о начале нового похода Батыя, сдал Киев Даниилу Галицкому и бежал в Венгрию, и даже далее. В 1245 году он был замечен на Лионском соборе, где просил помощи от папы, обещая взамен принять католичество.
Батый пошёл следом за ним. В 1240 году с явно большими силами, чем в 1237-39 годы, он вышел на Дунай через Киев, Галич и Владимир Волынский. Но не зависимое от Венгрии Галицко-Волынское княжество было его целью. Речь шла о захвате собственно Венгрии и завоевании Европы.
Столь амбициозную задачу Батый сформулировал не сам. Её поставил Великий хан Угэде, который увидел, что проклятое «меркитское отродье», ненавистный всем «настоящим» чингизидам джучид вовсе не сгинул в рязанских лесах от рук русичей и не погиб в приволжских степях от стрел булгар. Наоборот! Малыми силами побил одних и успешно воюет с другими. А значит, бог Тенгри — за него. Небо ему, видимо, помогает. Пренебрегать такими слугами-полководцами Великому хану не следует!
И Удэге даёт Батыю настоящие полномочия полководца Великого хана. Посылает Батыю на помощь подкрепление — со всех концов империи. Мощное. Настоящее. Реальную армию. Авангард этой армии утопит в крови половцев и восставших булгар, играючи разобьёт Чернигов.
За Батыем уже не следят. Ему доверяют. Но и задачу ставят настоящую. Не мелкое княжество захватить, а континент! Европу! И начать с дунайского торгового пути.
4.
Даниил Галицкий занял Киев только в 1240 году. Он вообще в то время не думал о Киеве. Он думал только о том, как бы сделать так, чтобы его потомки заняли венгерский престол. Он был ярким сторонником централизованного (но венгерского) государства. Серьёзные войска он в Киев не ввёл. Оставил тысяцкого Дмитра с малой дружиной (примерно триста человек). Собственных войск тогда в Киеве не было. Их увёл Ярослав Всеволодович во Владимир.
Для чего же понадобилась киевская дружина Ярославу Всеволодовичу? А просто для того чтобы в 1239 году напасть на Смоленск и занять его. Согласно официальной трактовке «отбить Смоленск у литвы».
Что же это за странная «литва», которая появляется в русских летописях лет за пять до Миндовга, первого князя Великого княжества литовского? А вот тут–то мы и подходим к самой главной загадке того времени.
Заглянем ещё раз в учебник. В чём причина поражения русских княжеств татаро-монголами? — спрашивает он нас. И отвечает: в том, что они не объединились перед лицом татарской опасности. И нагло лжёт! Дело в том, что русские княжества именно объединились (вероятно, был съезд князей), прогнали склочников Всеволодовичей, избрали деятельного и умного вождя и так показали зубы Батыю, что он на новое объединение русских княжеств даже не решился напасть.
Да что же ты несёшь! — возмутится читатель. Да где ж это объединение?! Да вот же оно! Вы на него смотрите и не видите! А просто потому, что оно называется Великое княжество Литовское!
И вот с этим–то русским объединением (ещё до конца не оформившимся к 1239 году) и стал воевать Ярослав Всеволодович (ну, не скотина?). Батый не решился, а он стал! Ну, кому после этого должны сдавать татары в 1240-м в управление разорённый Киев? И кому после этого ярлык на великое княжение давать? Только Ярославу! Что и было сделано в 1243 году.
История великих войн — это история великих подвигов и великих предательств. Великие подвиги совершил тысяцкий Дмитр, понимавший, вероятно, что провенгерский князь Даниил к нему на помощь не придёт, но всё равно с кучкой воинов несколько недель отбивавший атаки татаро-монгол, блокировавших Киев.
В сущности, татарам Киев был не нужен. Основная часть армии Батыя прошла мимо бывшей столицы Руси. Мы это знаем. Дмитр не знал. И совершил великий подвиг!
Великий подвиг совершил рязанец (возможно, вообще, не русский, а эрзя) Евпатий Коловрат (настоящее имя которого мы вряд ли узнаем), собравший первый на Руси партизанский отряд для борьбы в тылу врага.
Великий подвиг содеяли литовский князь Миндовг, который готов был принять и православие (в 1246), и католичество (в 1251), и снова стать язычником (в 1261), лишь бы отстоять от татаро-монгол Полоцкое, Туровское, Пинское, Новогрудковское и соседние русские княжества, куда так и не ступила нога монгольского захватчика!
А предатели… В моём рейтинге предателей первый номер — за Ярославом Всеволодовичем; второй — за Даниилом Галицким.
5.
Батый на объединившуюся Русь не напал. Взяв в 1240 году преддверие венгерского государства — Галицко-Волынское княжество, он перевалил через Карпаты и двинулся тремя потоками в Европу. Он разгромил немецкие войска. Разгромил венгерскую кавалерию. Вышел в 1242 году к Адриатике. Если б у него был бинокль, он бы увидел Венецию.
Но тут произошло событие, которое в корне изменило планы Батыя. Получил он на побережье Адриатики две новости. Одну плохую, а другую — очень плохую. Плохая новость: умер Великий хан Угэдэ, сын Чингизхана, продолжатель его дела и покоритель полумира. Тяжёлая утрата для Батыя. Но не смертельная. А вот — очень плохая новость: вдова великого хана Дорегине стала регентшей и начала борьбу за то, чтобы новым великим ханом был бы избран Гуюк, смертельный враг Батыя. Забегая вперёд, скажем, что в 1246 году избрание Гуюка состоялось.
Но Батый не был бы великим полководцем, если б не умел драться до конца. Драться даже в самой безвыходной ситуации. Он никогда не сдавался и не паниковал. Вот и сейчас, как настоящий восточный царедворец, он подсылает к Гуюку отравителей. И Гуюк, чья армия в 1248 году уже почти подошла к Яику-Уралу, умирает. Говорят, отравила его жена Огул-Гаймыш, которая после этого была регентшей почти год. Но смерть его была выгодна только Батыю.
На новом, экстренно собранном после смерти Гуюка курултае, новым великим ханом избирают лучшего друга Батыя хана Менгу.
Избрание Менгу — это не только избрание друга Батыя. Это ещё и избрание новой стратегии. Менгу не был сторонником похода на бедную Европу. Менгу был сторонником похода на богатый Ближний Восток. А это означало, что Батыя отзовут из ненавистных ему приволжских степей и отправят в более достойное его рангу и опыту очередное завоевательное путешествие. Батый был доволен избранием Менгу. Он шлёт ему приветствия, дары и поздравления.
Я представляю…
В шатре на мягких византийских подушках, расшитых золотом, сидел усталый хан Бату. Была поздняя ночь, уже сменилась вторая стража. Но Бату не спал. Он говорил с тайным шпионом, недавно прибывшим к нему из ставки великого хана. Шпион уже четвёртый раз повторял в подробностях рассказ о том, как он видел смерть великого хана Гуюка.
— Так, значит, корчился от боли великий хан? — расспрашивал Бату.
— Корчился, о победоносный, корчился, и пена текла из уголков рта его.
Батый прищурил глаза. Ах! Как жалко, что он воочию не наблюдал это зрелище! Смерть мерзавца и хвастуна Гуюка! Как она кстати! Довольный Бату снял с левой руки тяжёлый золотой хорезмийский браслет и кинул его шпиону. Махнул рукой — уходи. Шпион, не ожидавший столь щедрого подарка, пятясь и славословя хана, вышел из шатра. В шатёр вошёл Сартак. Он рассказывал отцу о том, что подготовил караван с подарками для хана Менгу, говорил, сколько в караване будет верблюдов, гружёных золотом и серебром, сколько мальчиков-рабов и девочек-рабынь отправят сластолюбивому хану, сколько драгоценного оружия, коней и жеребят. Батый кивал, слушая сына. Он был доволен. «Хорошим правителем будет Сартак, — думал он, — хорошим, несмотря на то что верит он в нелепого ромейского бога, убитого на кресте много лет назад». Сартак окончил перечисление даров.
— А этого шпиона надо бы убить. Слишком много лишних свидетелей, — проговорил он после небольшой паузы.
Бату опять кивнул.
— Только быстро и безболезненно, — сказал он.
Бату, видимо, вспомнил, что его прозвали саин-ханом, добрым ханом. А добрый хан не поощряет жестокость. Сартак ушёл. Бату приказал принести вина с далёких островов. Вино он не любил. Кумыс лучше. Вино противное, но сегодня захотелось хану выпить именно вина. Вино его сначала веселило, а потом вгоняло в дремоту. Уже, смежая веки, он вспомнил милую и глупую Огул-Гоймыш, жену Гуюка, которая с такой быстротой согласилась отравить своего мужа, что даже видавший виды хан Батый был удивлён. В голову лезла всякая чепуха. «Видимо, все женщины таковы. Все способны предать… Или не все? Нет, не все. Моя великая бабка Бортэ никогда бы не предала деда…» Веки Батыя тяжелели, он проваливался в сон. Он был доволен. Он победил кипчаков. Он победил Русь. Он победил половину Европы. И теперь он победил Гуюка. Это была самая трудная победа.
Утром Батый проснулся всё в том же довольном и приподнятом настроении. На подушке рядом с его ложем лежал тяжёлый хорезмийский золотой браслет.