Евгений Трефилов — преподаватель истории в НИУ ВШЭ, кандидат наук. Он специалист по народным восстаниям в России XVII-XVIII веков. При этом Трефилов незряч с 12 лет. Мы поговорили с ним о том, как ему удается изучать архивы, заниматься наукой, учить студентов и жить в городской среде, совершенно не приспособленной к людям с проблемами со зрением.
— Вы еще в школе собирались поступать на исторический факультет?
Я поступил в институт довольно поздно. В детстве учился в Болшевском интернате недалеко от Москвы, а на выходные уезжал в родную деревню. Учился я плохо, из 9 класса меня исключили за неуспеваемость. Мне вообще не хотелось учиться — не понимал, зачем это нужно. Я занимался музыкой, играл в похоронном оркестре. Работал некоторое время на предприятии для слепых, так называемом УПП (учебно-производственное предприятие — прим. ред.). В 1993-м году я поступил в музыкальное училище в Курске и окончил его по классу трубы. А потом все-таки решил получить высшее и поступил в РГГУ в 2000-м году — совсем старый был, 26 лет. Вскоре женился на своей однокурснице с историко-филологического, но потом мы развелись.
— Как вам удалось поступить?
Нужно было написать историческое сочинение. Я продиктовал его одной из студенток, которые помогают преподавателям во время экзаменов. А устную часть просто отвечал экзаменатору. Учился наравне с остальными студентами, хотя поначалу чувствовал себя неуютно. Казалось, что я не буду успевать, меня выгонят. Да к тому же в институте был совершенно новый коллектив. Я-то жил и воспитывался в основном со слепыми. Но чувство дискомфорта быстро прошло, ко мне хорошо относились. С некоторыми из однокурсников я до сих пор дружу. Моим научным руководителем был Александр Борисович Каменский, один из главных специалистов по екатерининской эпохе. Я писал у него диплом и кандидатскую, и он же пригласил меня потом преподавать в Вышку.
— Как Вы ведете научную жизнь? Вряд ли архивные документы и монографии переведены на шрифт Брайля.
Шрифтом Брайля я практически не пользуюсь, в основном компьютером, который читает мне опубликованные тексты. Иногда не все книги выложены в Интернет, поэтому приходится ходить с приятелями или студентами в библиотеки. Мне помогает одна очень хорошая студентка, с которой мы ходим в Ленинку, и там читаем и сканируем нужные тексты. Когда я писал кандидатскую, сотрудники архивов помогали мне читать документы. Так что жить можно, и вполне неплохо.
— Как вы пользуетесь компьютером?
Он озвучивает почти все, что есть на экране. Читает текст, может писать, редактировать. Когда вы написали мне письмо, компьютер его просто зачитал. На десятке (версия Windows — прим. ред.) стоит специальный синтезатор. Если нажать «ctrl-windows-enter», то заговорит синтезатор «Ирина». Я вполне могу сидеть в Интернете. У меня есть страница «Вконтакте», но я ей почти не пользуюсь. Друг создал ее мне давным-давно, чтобы я нашел своих давних знакомых по училищу. А в основном в Интернете я слушаю музыку, скачиваю книжки, пишу и получаю письма. Многие слепые любят социальные сети, и молодые слепые прекрасно ими пользуются.
— Как вы узнаете, что мы, студенты, списываем? Как раз у нас с вами будет контрольная в пятницу.
Никак. Все равно невозможно за 20 минут найти информацию и полностью списать работу. Чтобы что-то списать, все равно должен иметь что-то в голове. А проверять письменные работы мне помогают ассистенты. Если работа в электронном виде, я и сам могу справиться.

— В бытовой жизни вам сложно?
Я бы не сказал. Я все делаю самостоятельно — стираю, готовлю еду. Всякие пылесосы, стиральные машины делают жизнь легче. Вот с перемещением по городу возникают трудности, приходится просить о помощи. Зато часто встречаются забавные типажи. Вот недавно, например: человек отработал 15 лет машинистом. Минуты через две перешел со мной на «ты», называл «Женек», матерился. Выходим из электрички — и тут он спрашивает: «А ты музыку классическую слушаешь?» Начал рассказывать, что часто бывает в большом зале Консерватории, зале Чайковского и в Доме музыки. «Я вот тут был на концерте учеников Веры Васильевны Горностаевой, так они клево играли». Неожиданное сочетание. Человек говорит про музыку, описывая ее сленгом.
В общем, мне не сложно. Но нужно больше голосовых светофоров, а в метро — выпуклых поверхностей. Когда я учился в университете, на станции метро Партизанская не было выпуклых линий перед рельсами. Ну, я как-то раз так и полетел вниз: шел с палкой, но очень быстро. Не успел среагировать и шагнул в пропасть. Кто-то рассказывал, что если упасть на рельсы, можно сгореть. В первую секунду вместо того чтобы испугаться, подумал: «Во интересно, не сгорел». Какие-то ребята на платформе начали кричать: «Братишка, давай руку, давай руку!» Я вылез. Ко мне подошел человек, представился врачом и предложил помощь, а проходящая мимо бабка сказала: «Нечего ему помогать, он пьяный был!». Страшно мне стало уже в поезде, когда подумал о том, что могло бы случиться. После этого случая мне недели две было не по себе, когда я спускался в метро. Теперь стараюсь ходить не спеша. Зимой чуть было снова не упал, только уже на вокзале. Благо женщина побежала за мной с криком «Стойте! Вы же упадете!». Но вообще на данный момент метро — лучший транспорт для слепых. Там все удобно и понятно.
— Чего вы ожидаете от государства?
Создания рабочих мест. Многие слепые люди сидят и пьют из-за отсутствия дела. К счастью, я зарплату получаю. Вообще в Москве слепые еще как-то работают, ну и плюс пенсию в 15 тыс. им платят. А в провинции только на пенсии и сидят. Она много ниже московской. В Москве существует колл-центр, который обзванивает людей с предложением работы. Но существующие сейчас предприятия для слепых на ладан дышат. Единственная востребованная работа для слепых, о которой я знаю, — массажист. Почему-то людям кажется, что если человек слепой, он может лучше работать с телом.
Впрочем, я одно могу сказать точно. Если бы сейчас оставалась Советская власть, мы бы, наверно, до сих пор пользовались допотопными тифломагнитофонами, к которым требуются специальные кассеты с текстами. А сейчас у меня есть компьютер со специальными программами, говорящий телефон, и все эти улучшения возможны потому, что Россия — еще более или менее открытая страна.
Иллюстрации: Анастасия Кулешова