Последняя изданная в России книга известного лингвиста Тена Андриануса Ван Дейка (нидерл. Teun Adrianus Van Dijk; род. в 1943 году, Нальдвийк, Нидерланды) «Дискурс и власть: репрезентация доминирования в языке коммуникации», как и представленная в ней авторская концепция – кажутся заслуживающими внимания по нескольким причинам.
Во-первых, сразу бросается в глаза сам способ разворачивания замысла. Ван Дейк, как один из наиболее ярких исследователей, работающих на стыке социологии и лингвистики, подходит к изложению своей темы с видимым знанием дела и объемным багажом проделанной работы (вылившейся уже в несколько десятков книг-монографий и приблизительно две сотни статей, посвященных в основном тематике так называемого КДА, "критического дискурс-анализа"), вторгаясь сразу на несколько уровней возможного рассмотрения социального порядка (и, тем самым, претендуя на полноту описания).
По этим же причинам можно говорить о четко и последовательно выстроенной системности текста Ван Дейка (которая чем-то отдаленно напоминает даже гегельянскую). Хотя, вместе с тем, надо отметить, что работает голландец в традиционном формате современной социологии знания – погружаясь в архив и отыскивая релевантные примеры.
Пристальное изучение последних (с последующей препарацией) организует соответствующую подачу материала: последовательность переходов «общее-частное» позволяет соблюсти баланс между теорией и ее непосредственным полем приложения (показательно, что помимо общих концептуальных обсуждений, в разделах этой книги представлены также и результаты конкретно-прикладных исследований), а также довольно наглядно прояснять методологию Ван Дейка в изучении дискурсивных отношений.
Именно этот аспект, к слову, можно обозначить ключевым при ответе на вопрос о том, что можно узнать по заглавной теме из данного конкретного текста и чему он в принципе может научить заинтересованного читателя. Таким образом, при выяснении о том, «что…», первичным окажется раскрытие того, «как…» (в принципе, тут возможна аналогия с социологей знания вообще, которая намеренно самодистанцируется от строгой дефиниции дискурсу и ставит акцент на прояснении способов его функционирования).
Если же перейти от структуры к непосредственному содержимому, то логично сразу очертить все видимое концептуальное пространство. Уже из самого названия можно выявить два основных объекта анализа, с которыми Ван Дейк тесно работает в рамках своих «критических дискурсивных исследований»; причем и дискурс, и власть (которые и по традиции рассматриваются как взаимопереплетающиеся феномены) в оптике Ван Дейка раскрываются не только взаимодействиями на разных уровнях социального (от повседневных разговоров до парламентских дебатов и газетных публикаций), но и в разных комбинациях того, что они в социальном фундируют и направляют.
В этом смысле, Ван Дейк довольно быстро расставляет приоритеты: «Я фокусирую внимание не столько на общих вопросах власти в обществе, сколько на проблеме злоупотребления властью и доминирования, и в частности, на незаконном применении групповой и элитарной власти, что приводит к социальному неравенству и несправедливости» . Соответственно, в своем тексте он обращается, в первую очередь, к рассмотрению расизма, этнических и расовых стереотипов, предубеждений, предвзятости и иных форм подавления, систематически воспроизводимых на уровне социальных дискурсов.
Что интересно, и политический дискурс также рассматривается в рамках частного анализа расистского политического дискурса. Ван Дейк утверждает, что расизм не происходит из какой-то индивидуальной позиции либо из социально разделяемых когнитивных репрезентаций у каких-то выделенных групп (например, конкретные отношения и идеологии), но из основы расистских социальных практик – какой, например, является оценочный дискурс, родственный другим формам дискриминации. В этом смысле вполне вероятно, впрочем, что и сам автор, как вступающий в оппозиционное отношение к существующему формату и взгляду на "политическое" – также вынужденно принимает на себя правила оценочного дискурса.
С другой стороны, удержание определенной позиции ведет его и к уже упомянутой «альтруистичной» подаче материала: как отмечает сам Ван Дейк, оставаясь заинтересованным лицом – «доступность изложения крайне важна, в том числе и в академическом процессе и особенно в КДИ, поэтому мы должны всегда следить за тем, чтобы наши труды, даже посвященные сложным социальным проблемам, были всегда максимально доступны максимальному числу людей».
Раскрывая метод критических дискурсивных исследований и показывая его эффективность на конкретных примерах, Ван Дейк, вполне в духе общей постклассической мысли, стремится к интердисциплинарной реализации своего проекта. При этом он учитывает три основных измерения: дискурс, познание и общество (а, когда это возможно, также историческое и культурное измерения).
Здесь надо отметить, что специфицированным (или адаптированным к методологии) выглядит авторский взгляд на познание, которое выступает как «интерфейс» между дискурсом и обществом. Отталкиваясь от этой установки, Ван Дейк уделяет особое внимание интерпретации и репрезентации (на микроуровне) социального через ментальное, вводя такой конструкт, как «контекстная модель». Это внимание к когнитивному уровню, не будучи распространенным в социальных науках, вполне может (когда подтверждается методологической эффективностью) заявлять о ценности авторской концепции, претендующей на серьезные новации. Сам Ван Дейк дополнительно высказывается по этому поводу: «Связи между властью и дискурсом могут быть полностью осмысленны, только если они выражены в широком мультидисциплинарном поле. Я подчеркиваю эту мысль, потому что и в критических дискурс-исследованиях, и в более широких социальных науках «когнитивное» измерение является недостаточно распространенным».
К теме нетривиальных решений можно отнести и концептуализацию политических импликатур: здесь надо отметить, что важность последних для анализа и критики подобна важности дискурсивных механизмов в целом – будучи, при этом, обратно пропорциональной собственной очевидности (как для обывательского, так и для исследовательского взглядов). Кажется, что за тщательную аналитическую работу на стыке (подчеркнуто неявного) контекстуального и дискурсивного, позволяющую различить дополнительные влияющие смыслы, Ван Дейку имеет смысл также отдать должное.
Политический дискурс, разнообразие жанров которого обеспечивает воспроизводство политической власти и систем, согласно Ван Дейку, должен быть произведен и понят в рамках различных видов политического знания; например – политической идеологии.
Через идеологию же представляется возможным эксплицировать его разноуровневую схему анализа в виде некоего древа:
1. Уровень социального анализа:
совокупность социальных структур (к примеру, парламентская демократия, капитализм);
институциональные/организационные структуры, (политические партии);
отношение между группами (дискриминация, расизм);
структура групп (их цели, задачи, нормы, ресурсы).
2. Уровень когнитивного анализа:
2.1 Социальное познание:
социокультурные ценности (честность, образованность, равенство);
идеологии (к примеру, идеологии расизма, феминизма и др.);
системы отношений (отношения к событиям, действиям и явлениям);
социокультурное знание (знание об обществе, культуре, группах, языке и др.).
2.2 Личностное познание:
2.2.1 Общее (контекстуально не связанное):
личностные ценности (персональный выбор из социальных ценностей);
личностные идеологии (персональная интерпретация групповых идеологий);
личностные отношения (система личных оценок);
личностные знания (совокупность биографий, знание и жизненный опыт).
2.2.2 Частное (контекстуально связанное):
модели (контекстуально обусловленные реакции на ситуацию);
контекстуальные модели (репрезентации речевого контекста);
ментальные планы и репрезентация дискурса;
ментальное конструирование дискурса на основе моделей;
ментальное построение структуры дискурса.
3. Уровень дискурс-анализа:
анализ различных структур текста и речи.
Отсюда видно, как на базе изначально предложенного Ван Дейком «концептуального» треугольника, вершинами которого являются общество, дискурс и социальное познание, анализ разворачивается сразу в нескольких измерениях и тем самым обеспечивает себе, как минимум, стабильную перспективу.
Так, даже на конкретном примере критического рассмотрения идеологии можно заметить, что многие (если не все) существенные формации, влияющие на механизмы доминирования, контроля и распределения политического дискурса (конфигурации, знакомые исследователям по работам Мишеля Фуко) по сути – оказываются одновременно локализованными на границах между совершенно различными структурами (например, социальными и когнитивными структурами сознания представителей различных общественных групп), что, даже на интуитивном уровне, выглядит вполне соответствующим их видимому (да и не вполне видимому тоже) режиму крайне динамичного функционирования.
В итоге, пожалуй, не обнаруживается видимых причин не соглашаться с автором насчет того, что развиваемый им КДА так или иначе помогает увеличивать роль научно-интеллектуальной критики в решении острых проблем современности. И, главное – «воспитывает» способности определять и анализировать манипулятивные идеологические дискурсы.
