Я ловлю своё отражение

Преподавательница на курсе кино наклонилась к камере своего ноутбука совсем близко, так, что я могла рассмотреть все ее морщины. Я подумала, что это грустно, это неизбежно. Нет, на самом деле я подумала, что сделала все правильно. Вчера я вколола ботулотоксин в межбровку и еще понемногу под глаза и около носа. Изначально я хотела вколоть его только между бровей, но косметолог предложила добавить его и в другие места, для профилактики. Я встала с кресла, подошла к зеркалу и посмотрела под глаза, там была россыпь невесомых морщин. Когда я обнимала двенадцатилетнюю сестру прошлым летом, я заметила, что у нее тоже есть такие морщины и подумала, что, наверно, это физиологично и надо отъебаться от себя. Но сказала косметологу, ладно, только чуть-чуть. А когда она закончила, я снова подошла к зеркалу и, немного нервничая, спросила, — очень вовремя, — а какой будет эффект? Не хочу, чтобы у меня были слишком грустные глаза.

Я вышла на улицу на ласковое сентябрьское солнце, достала из рюкзака солнечные очки, попробовала нахмуриться. Это получилось, но было странно, как будто что-то мешало. Я подумала, что так мне легче будет контролировать мимику, и это хорошо. Чем ближе я подбираюсь к тридцати, тем больше вещей из мира моей матери и других взрослых женщин, с которыми я до сих пор вижу мало общего, становятся мне понятными и входят в мой обиход, что раньше казалось блажью, стало необходимостью, рутиной, забывая о которой, я испытываю чувство вины. Вовремя мазаться спф, смывать его специальным гидрофильным маслом, увлажнять лицо перед сном, использовать слово отек, объясняя им что-то значимое, исключить лактозу, держать под рукой жирную гигиеническую помаду и крем для рук, несмотря на прогноз, носить с собой солнцезащитные очки, минимум раз в год ходить на чистку зубов и постоянно ловить свое отражение в случайных поверхностях, чтобы проверить, не напряжено ли лицо и расслаблять, если да. Я стараюсь думать, что делаю достаточно, но когда слышу про многоступенчатый уход или макияж без макияжа, то начинаю щипать губы. Я не умею рисовать скулы и делать глаза выразительнее.

Сделав несколько уколов ботулотоксина, я заметила, как меня отпустило. Я больше не рассматриваю свои фотографии в попытках найти признаки старения, но я все также всматриваюсь в лица и мимику актеров в фильмах и сериалах, пытаясь угадать, вкололи они уже что-то в свое лицо или нет. Я испытываю какое-то умиротворение, если не радость, когда нахожу морщины у молодых женщин. Меня удивляет, когда они высоко поднимают брови, в этот момент я думаю об их смелости и свободе, думаю, где проходит граница между живой мимикой и миллионом пластических операций в жизни актрис.

Я аккуратно выполняю все рекомендации косметолога — умываюсь прохладной водой, не хожу в сауну или баню, — но все еще никак не могу для себя решить, стоит ли рассказывать об этом окружающим.

Вскользь я рассказала об этом парню, но он только повел плечом. За несколько дней до этого он сказал, что нет ничего такого в том, что у меня появился залом. Нет ничего такого, что к тридцати пяти он будет виден всегда — при любом свете, на каждой фотографии, — как у некоторых знакомых мне женщин с похожей привычкой хмуриться. Он сказал, что все это в моей голове, что мимика, возможность свободно выражать эмоции — это красиво. А до этого он как-то говорил, что ни за что бы не променял это на неподвижное, но молодое лицо. Все, что сказал он, было действительно милым, — приятно знать, что он, твой мужчина, так думает, — но я уже все решила. Я посмотрела на его лоб и увидела, что его привычка поднимать брови, когда он что-то увлеченно рассказывает, уже оставила свой след. На его моложавом лице можно было разглядеть множество неглубоких горизонтальных линий, больше, чем я когда-либо замечала. Я заставила себя отвести взгляд. Мне стало грустно, захотелось остановить его время тоже. Я хотела сказать, что ему тоже не помешало бы вколоть что-то для профилактики, но, к счастью, вовремя себя остановила.

На последней сессии я не рассказала об этом психологу, потому что невербально чувствую, что она против, что я ее подвожу. Наверно, так и есть. Наверно, так не должно быть. Когда я поделилась, что не могу успокоиться из-за своего залома, она сказала, что я не принимаю старение своего тела, не разрешаю себе стареть, от кого этот подарок? Она сама знает ответ на свой вопрос, но я все равно озвучила: от мамы. Но это то немногое, с чем я расставаться не хочу.

Мне кажется, взрослость — это в какой-то момент остановиться и признать, что в твоей жизни есть вещи, от которых ты не будешь пытаться избавиться. Вещи, которые стали частью тебя. Да, возможно, без них было бы легче, как было бы легче и лучше жить, если бы я всегда ложилась спать до 22:30, не брала телефон в первые минуты после пробуждения, делала пятиминутную зарядку и могла растянуть плитку шоколада на неделю. Иногда по-взрослому сказать да, это тупо, это мне мешает, но не настолько, чтобы тратить дополнительные ресурсы на борьбу еще и с этим.

Например, я спокойно могу ходить с небритыми ногами неделю — меня это не смущает. Я вспоминаю, что мои ноги небритые, только когда мой парень начинает гладить мое тело. Когда он спускается ниже, на какое-то время я даже перестаю дышать, как будто это поглаживание застает меня врасплох, и мне приходится сделать над собой усилие, чтобы не убрать ноги. Чаще я все же убираю. Несколько раз я слышала, что мужчинам это неважно, гладко выбриты твои ноги или нет, что они вообще не обращают на это внимание, но я не очень-то этому верю. Я думаю, что даже самые примающие парни все это замечают, просто они тоже совершают над собой усилие и делают вид, что все нормально. И правильно делают.

Я не рассказала об этом своей подруге, с которой за последний год мы особенно сблизились с тех пор, как она забеременела. Я не рассказала ей, потому что сейчас у нее конфетно-букетный период с зожем. Никакого антипригарного покрытия, босоногая обувь, вместо сахара — сироп топинанбура. Нет, в этом году я тоже отказалась от тефалевских сковородок, — только сталь, только пригорающий омлет, — но у меня нет иллюзий насчет кокосовых сгущенок и различных-типа-полезных-экологичных-альтернативных подсластителей. Я уверена, что если она и не скажет, то подумает, вкалывать в себя что-то, содержащее в названии токсин, — токсично, неправильно и крайне неразумно. Я тоже так думала, пока ставки были невысоки и залом между бровей не начал преследовать меня в каждом отражении.

Этим летом я отчетливо почувствовала, что достигла своего пика: мне наконец-то нравится мое тело, нравится мое лицо со всеми его недостатками, мне нравится уникальность этого лица. Одна ямочка на щеке, маленький подбородок, неидеальный профиль. Без всяких но. Меня саму это удивляет, я не думала, что когда-нибудь это произойдет. Но я говорила со своей однокурсницей, с которой мы не общаемся в обычной жизни, но стабильно созваниваемся раз в год, и что-то подобное она тоже замечает в себе. Мы связываем это с нашим приближением к тридцати.

А потом я увидела залом и больше не смогла его развидеть. Он начал сводить меня с ума. Я перестала видеть что-либо другое. Я смотрелась в зеркало, когда чистила зубы, перед выходом или чтобы закапать глазные капли, и видела его, его, его. У меня портилось настроение. Мне срочно хотелось потратить деньги: заказать дорогущий крем или записаться на полуторачасовой массаж лица за семь с половиной тысяч. Я начала придираться к парню из-за пельменей, которые он варит, вместо того, чтобы есть уже готовый суп, или из-за кокосового масла и капучинатора, которые он не убирает в шкаф сразу после того, как сделал себе кофе. В другие моменты я жаловалась, что мне не хватает внимания, красивых поступков с его стороны.

Пару недель назад перед сном я даже расплакалась: только я начала что-то понимать, только начала любить себя, как у меня начинают появляться морщины. Новый вызов, к которому я не была готова. Вызов, перед которым я рассчитывала на передышку хотя бы в три года.

Я привыкла открыто рассказывать о волнующем. Рассказать другому — мой способ лучше понять себя. Мне не так важно узнать мнение или почувствовать себя принятой, сколько для себя самой найти слова, с которыми не хочется спорить, от которых внутри что-то зажигается. Это похоже на радость узнавания, только переживается еще ярче. Мне сложно думать в одиночестве, про себя, поэтому на многие простые вопросы я не знаю ответа. Мне странно вкалывать в свое лицо ботулотоксин, еще более странно — вкалывать его в свое лицо и переживать это один на один с собой, делать вид, что ничего не произошло.

В те тридцать секунд, что я рассматривала лоб преподавательницы, я подумала, что не вижу в ее морщинах ничего страшного. Что несмотря на них, она все равно выглядит клево, свежо. Я подумала, что ей очень идет ее новая стрижка и очки, мне даже захотелось сказать это вслух, но почти сразу я подумала, что это будет неловко. На время мне перестало быть страшно. Мне захотелось, чтобы мне тоже было тридцать пять, сорок, пятьдесят, захотелось сжиться с морщинами, смириться, привыкнуть, освободиться. Смогу ли я видеть красивое в своем стареющем лице.

Мне интересна природа различия нашего отношения к своему и чужому. Насколько это различие искреннее и самоотверженное. Эта оптика, с которой мы смотрим на себя и других, как видим красивое в чужом лице и теле, иногда мне кажется лицемерной.

Когда скрываясь от дождя на острове Кальсой этим летом, я раздумывала заказать ли вторую порцию самого вкусного морковного пирога в моей жизни в единственном кафе на всем острове, девочки моей группы подбадривали меня, говоря когда ты еще тут окажешься, сегодня у нас был такой длинный хайкинг, ты точно заслужила. При этом ни одна из них не заказала себе ничего сладкого. Я шутливо сказала, какие женщины бывают поддерживающими, а говорят, женской дружбы не существует. А затем — легко быть щедрым за чужой счет, девочки. Все рассмеялись, а я поднялась, чтобы заказать вторую порцию, и заодно попросила добавить мне побольше крема.

Когда моя знакомая сказала, что решила поработать с нутрициологом, чтобы похудеть, я сделала удивленное лицо и сказала, что она прекрасно выглядит. И что никогда не замечала, что у нее есть лишний вес. Это была почти правда. Но если бы можно было с ней поменяться телами, сделала бы я это? Нет. Так ли важно ответить на этот вопрос «да», чтобы быть искренним и хорошим человеком? Я не знаю.

Сделав несколько уколов ботулотоксина, я заметила, насколько мне стало легче. Залом расправился, морщиться не получается. Теперь я смотрю на свое отражение в зеркале, темном стекле автомобиля, дверей в метро и заблокированного телефона, на едва очертившиеся носогубные складки. Я думаю, двадцать восемь это слишком рано. Я смотрю на лица студенток, барист, актрис, кассирш, подруг, знакомых. Я приближаю фотографии в инстаграме, свои свежие селфи, фотографии десятилетней давности, я ищу различия и сходства. Я пытаюсь вспомнить себя пять, десять лет назад, свое лицо в зеркале, разве носогубки могли появиться только сейчас, в момент, когда я вколола ботулотоксин? Я вспоминаю то утро, когда мы еще жили все вместе и сидели на кухне, завтракали, мама сказала что-то про свой профиль, что из всей семьи у нее он самый красивый, как жаль, что никто из нас, детей, не взял его от нее. А потом она повернулась в мою сторону и сказала, что мне надо быть аккуратнее, ни в коем случае нельзя набирать вес, из-за маленького подбородка у меня уже сейчас видны носогубки, а они ужасно старят. Значит ли это, что носогубные складки у меня минимум с двадцати, и я умела, могла, научилась с ними жить. Я пытаюсь думать головой, возвращать себя в реальность, смотреть на факты, не поддаваться эмоциям, я покупаю массажер для лица за пятнадцать тысяч, господи, что я делаю, продавщица говорит, что из пяти режимов мне пока достаточно пользоваться только одним, остальные еще рано, я киваю, хотя уже начинаю сомневаться нужен ли он мне тогда, я протягиваю карту, ввожу пин-код, я выхожу из магазина и не чувствую радости, я чувствую опустошение, я чувствую разочарование. Я знаю, так бывает, я думаю развернуться и вернуть его, но уговариваю себя, что когда-нибудь все равно придется начать заботиться о коже лица более вдумчиво, последовательно, почему бы не сейчас. Я заказываю на озоне гель, чтобы улучшить сцепление кожи и массажера — ведь я так хочу делать все правильно. Я не вижу эффекта. Мне скучно на единственном режиме массажера. Мне жаль потраченных денег. Я перестаю им пользоваться, а через месяц убираю массажер с видного места в ванной в шкафчик под раковиной. Может, и нет ничего такого в этих носогубных складках. Я вижу их повсюду вокруг себя, на одной из фотографий я замечаю, что мои передние зубы расположены немного асимметрично, я спрашиваю парня, замечает ли он эту асимметрию, он говорит, нет и что он обожает мою улыбку, я опять придумываю, со мной все нормально, психолог говорит то же самое, но я же вижу. Я долго смотрю на себя в зеркало, пробую улыбаться разными способами, чтобы асимметрия была незаметна, я ищу выгодное положение головы, я спрашиваю себя, что я делаю, у меня совсем поехала крыша, остановись, хватит, я открываю вотсап и записываюсь к ортодонту на консультацию в ближайшее воскресенье. Мне больше не грустно, мне больше не страшно, я снова верю в чудо, науку, профессионализм, верю во все, что поможет мне стать лучше. Верю, что все можно исправить, нужно просто постараться, вложиться, послушно следовать рекомендациям, и тогда я буду…

достаточно хорошая.

И можно будет расслабиться.

Господи, я так устала.