«Вот они, а вот мы»: стихи современных беларусских поэтов о жизни, протестах, будущем и национальном характере

Несмотря на политические преследования, аресты и насилие, происходящие в Беларуси, её граждане живут верой в лучшее будущее и уверены, что справиться с гнётом диктатуры им поможет любовь к Родине. В августе 2020 года, во время митингов по всей стране, беларусские поэты активно поддерживали протесты и публиковали стихи солидарности с теми, кто отстаивал на улицах независимость народа. Делимся избранными стихотворениями двадцати трёх поэтов и поэтесс из сборника переводов «Вот они, а вот МЫ», в которых художники рассуждают о философии жизни, искусстве и родной земле: почему большинство метафор в мире — всего лишь рекламные слоганы, как траектория падения листьев отражает красоту и скоротечность жизни, что чувствует поле, засаженное картофелем, в чём особенность быта в постсоветской стране, зачем для счастья нужно насыпать горы, что даёт людям силу сопротивляться, надеяться и ждать, и возможно ли сделать беларусский ген great again, получить свободу и покинуть резервацию.

Андрей Хаданович

Лотерея

«Билеты на завтра! Билеты на завтра!» —
зазывает продавщица на выходе из метро,
а ты не врубаешься:
как это — «билеты на завтра»?

Понимаешь там, на концерт, на футбол...
Интересное, наверно, зрелище это «завтра».

Или: на поезд, на автобус...
Завтра что — конец месяца,
и они распродают проездные,
действительные в течение дня?
А послезавтра придут контролеры и —
лучше бы ты купил на футбол!

Так что, заяц, посмотри в календарь,
прикинь, сколько живешь бесплатно,
не пора ли приобрести
отвоеванный у безбилетного небытия
кусок жизни —
действительный
в течение дня.

Вот так услышишь что-то,
и врубишься, не врубишься —
лотерея!

Большинство метафор в мире —
рекламные слоганы,
в которые ты не врубился.

Перевел с беларусского языка
Станислав Бельский

Вольга Гапеева

Сравнительный анализ траектории падения листьев с деревьев Берлина и Минска

сравнительный анализ
траектории падения листьев
с деревьев Берлина и Минска
был проведен нами в конце августа
посредством глаз и чувств
персоны женского пола
в возрасте
не молодом и не старом
а в точности соответствующем сидению
за столиком в одиночестве и наблюдению
за объектом исследования (viz. листьями)

для одной листвы это просто завершение дела
нужно быстрей долететь
и полет пережить как неизбежное зло
у этой листвы в почете притяженье земли
скорее прильнуть к наждачной щеке травы
и гнить, разлагаться, сливать свой созрелый запах с останками цветов
постепенно обретая цвет Той что их породила
а за несколько сот километров (точнее, за 1031)
другая листва порывается ухватиться за ветер
как можно дольше остаться на вертикали сцены
привлечь внимание зрителей и похвалиться прожилками
их совершенным сплетеньем на теле
чтобы сквозь этот прозрачный экран солнце успело сказать
про расписанье гастролей в других городах
и передать привет симпатичной лампе дневного света
чтобы взгляды из окон напротив, из-под очков, из-под козырьков и попросту из под ресниц
долетали, касались, следили и не отпускали до самой последней секунды полета
эту листву
ведь она даже там, внизу, на земле будет складывать пазл из узора, подсмотренного на спине мотылька
а шорох машин и шагов ей будет казаться овациями
и так до конца сезона

Перевел с беларусского языка 
Дмитрий Кузьмин

Юля Тимофеева

Поле I

Ваше поле широкое и ленивое,
Раскинулось, как серый бабий платок.
Оно вас греет,
Оно вас держит возле себя,
Маленьких и работящих,
Привязав за ноги в грязных
резиновых сапогах, за сбитые пальцы,
за почерневшие от солнца шеи.
Поле скрутило вас, заставило без конца
кланяться. Ваши руки — вот
ваши истинные мысли,
путаются в податливых бороздах,
разглаживая и лаская
морщины властной хозяйки.

*
Я ваше дитя,
у поля есть и на меня права.
Но мои ноги подкашиваются,
Руки не хотят гладить борозды.
Я падаю и рою туннель,
Я убегаю из родной земли
под землю, под грузное
тело поля.
Куда я выползу
из-под этих почерневших необъятных грудей,
из-под этого тяжелого живота,
из-под этих уродливых удобренных бедер:
к морю, к звездам, к горам?
Кто встретит меня по ту сторону туннеля:
Бог, вода или хищный клюв?!
Безжалостное поле
покарало меня за побеги —
сделало
слепой кротихой.

Поле II

Каждый год поле становится молодой.
Под тонкой вуалью снега,
под строгим присмотром традиций.
Его расчесывают граблями,
разглаживают плугами
и оплодотворяют.
Поле растет. Поле цветет.
Закусывает пересохшие губы борозд,
слушает сердца маленьких картофелин
под каждым листочком.
Поле не может подняться,
лежит распластанное, капризное,
в сорняках и ботве.
Просит солнца. Просит воды.
Осенью роженица вздрогнет
от первого холода,
затрясется в последних схватках;
и поскачут, посыплются
в корзины ее круглые дети.
Опустевшее поле выдохнет
и закроет земляные глаза.
Спи спокойно, старуха.
Скоро опять просыпаться.

Перевела с беларусского языка
Ия Кива

Вальжина Морт

Гость

Смотри, Максим, это Минск,
придушенный подушкой облаков.

Смотри, ты — памятник в тяжелом пальто.
Тут памятники все — в пальто.

Приглядишься: не из шерсти, а из коры
дедовых лип,
пчелиный мех к воротникам пришит.

И у каждого по ремню в кармане.
И у каждого под воротником по шее.

Тут тенями утепляют на зиму
стены домов, трещины и дыры
забиты тенями. В музеях — пальто

и петли. Вместо воды — рассол.

Заходи, Максим, многоквартирные дома —
лестницами, будто лентами патронов,
обвитые, а окна блестят, как медали.

Тут что ни дом, то бюст.

И лифт поднимается, как рвота.
А из мебели — пень.
Проходи, Максим.
Тут жить — не умирать у синей бухты.

Садись на пень,
тенью утепляй,
пальто не снимай.

Перевел с беларусского языка
Владимир Коркунов

Дмитрий Строцев

~ 

мы с женой
не революционеры
беспартийные и безоружные 

в нашем доме поселился дракон
бронированный и плотоядный 

больше всего он любит наших детей
они уже избиты как китайская собака
и освежеваны 

мы дико устали их прятать
у нас больше нет потайных углов 

что нам делать
миролюбцы
драконофилы 

13.08.2020 г.

Мария Мартысевич

[***]

Большая стирка — про что мне еще писать.
У стиралки моей не кончается черная полоса.

На антресолях томится радужная весна,
Короб завален черным до самого дна.

Шарфы, свитера, перчатки — их тьмы и тьмы.
Отмоемся ль мы от холодной долгой зимы?

Черное с белым — две партии, две души.
«Как вы там? Где вы? Не повязали? Пиши!»

«Не повязали, оставалось всего полвершка».
Не хватает цензурных слов и стирального порошка.

Прорвемся ли мы через струи грязной воды
туда, где белье — белоснежное, как сады?

Начнется ль весна в комоде и вокруг нас?
«Как вы? Чем заняты?» — «Да полощем как раз».

Большая стирка — про что мне еще писать.
У страны моей не кончается черная полоса.
Через струи грязной воды прорвемся ли мы?
Отмоемся ли от холодной черной зимы?

Перевел с беларусского языка
Геннадий Каневский

Ольгерд Бахаревич

*   *   *

Этот город — как скальпелем ровный разрез,
Глаз не спрятать и не отвести.

Ты давно на рожон или в драку не лез,
Но уже за спиною смердящий подъезд,
Переулками — лучшим из тысячи мест —
Ты на марш успеваешь к шести.

Пьяный спальный район
и дома, словно дамбы из тьмы.
И соседи сидят
на скамьях, будто лики чумы.
Вот они, а вот мы.
Вот они, а вот мы.

Мы глотаем перченые комья обид,
Где-то в сердце булыжник разлада гремит,
Из распахнутых ртов вылетают огни
И летят на предместья.

Беларусские Парки
прядут лишь из белого льна.
Опустевшие парки,
за кленами прячется осень, а может, война.
И железные тюрьмы спешат на работу с утра.
Нам сдается порою, что это такая игра.

Похоронены заживо в этой стране подлецом,
Оплевавшим нам душу верховным жрецом,
Мы не ведаем, сто или двести нас.
Как бы крови твоей ни пугал тебя вид,
Если слышишь «Жыве», сделай милость, живи.

Дотяни это «мы», долгожданное «мы»
до второго пришествия.

Вот Пандора победы, а вот — безоружный Ахилл…
И дешевый смартфон — это наш госархив.
Что нам делать средь смертной любови?
Я хотел бы проснуться без тьмы новостной.
А покуда — стоять с напряженной спиной,
Там, где лица сливаются ныне в одно,
Настороженное, наготове.

Взявшись за руки, мы отправляемся в путь,
Чтобы в реку живую нырнуть,
Чтоб себя в ее тело вплести.
И кидается
улица вся
под колеса
железной тюрьмы.

Вот они, а вот мы.
Вот они, а вот мы.
Глаз не спрятать и не отвести.

26.08.2020 г.

Перевел с беларусского языка
Геннадий Каневский

Таня Скарынкина

Сна на всех не хватает

Сна на всех не хватает
за городом соловьи
надувают и схлопывают с огромным писком
гармоники вразнобой

будто договорились
собраться над речкой на хрупких деревьях ольхи
у многих верхушки сломаны
речки не видно почти

но верхушки на фоне лунного неба
видны а соловья
я никогда не видела
и не увижу и не ухожу домой

все равно усну
лишь под утро перечитывая Тургенева
сейчас я перечитываю «Вешние воды»
вешние то же что и весенние

за что я люблю Тургенева
так это за размеренность
за то что вдобавок от чтения
сохраняется долго пыльца на дне дня.

Мария Малиновская

*

мой предел схвачен
другим существом
остается лишь медленно биться
в его мягком захвате
происходя из себя

переживая его
точно обратное море

память назад мы были
потерянными детьми
оказавшимися так далеко
от себя
что приняли за себя друг друга

а когда нас нашли
мы уже не смогли измениться

день из середины темен
сталкивается вокруг
и прообраз отшатывается
от человека

как пустотное зеркало

что в тебе моего
что в нас общего
что так сильно притягивает нас
и телу больно до другого тела
на все расстояние

как день ото дня

как время сведенное
судорогой существования
глубокая моя никому не нужная
развернутая на мили вперед земля
какое тебе не снилось заселение
какие потомки не выросли из тебя

Владимир Ленкевич

*   *   *

В какой-то момент начинаешь понимать всяких ацтеков, египтян и т. д.
вот что нам надо — надо насыпать горы
тогда наши дети наконец начали бы рождаться с орлиными носами,
а не со вздернутыми и курносыми

насыпать горы насыпать

продать имущество, купить машины, непременно с кузовом, заступы,
лопаты, совки, мешки — все для того, чтобы

насыпать горы насыпать горы

чтобы у нас появлялись не только поэты, чтобы смерть настигала литературных героев
не только оттого, что кинулся в реку, не только оттого, что болото
засосало, не от мороза, а еще и оттого, что сорвался с горы

насыпать горы насыпать

одну за другой, пусть это будет народным движеньем, и никто им
не руководит, не сверяется с планом, пусть сыплют неровно,
а потом можно будет следить за тем, как каждой из них нарекают имя,
как понемногу некоторые из них покроются деревьями, и люди
будут наблюдать за своими питомцами

насыпать горы насыпать

а там уже, чуть позднее, появится национальный праздник — День Гор,
а может быть — целый недельный фестиваль,
на который будут приезжать и глядеть иностранцы,
а на горах будут расти бульба и национальное достоинство

насыпать горы насыпать

к тому же, у проекта есть приятный бонус: то место, откуда мы будем выгребать землю и камни для наших гор, станет целым
готовым морем (название для него давно валялось без дела)

насыпать горы насыпать

обеспечим потомков на сотни лет доходами от туризма
возьмем себя в руки, подправим добытое Ставры и Гавры

насыплем горы насыплем

Перевел с беларусского языка
Геннадий Каневский

Анна Комар

скорее бы все это кончилось

ночь на автодозвоне:
гудки — как дубинки,
резиновые пули —
все на одного:
130, 131 — длинный —
до утра лицом в бетон
из отключки вырывает
новый удар
трое суток без пищи…

нет ответа на все наши
белые цветы,
алые сердца.

тело и память людская
выдерживают травмы,
несовместимые с верой в лучшее,
переименуем цвета
«страх», «тревогу», «скорбь» —
«сопротивляться», «надеяться», «ждать».

когда все закончится,
я помогу тебе выкрасить
эти голые стены

в белый
красный
белый

11.08.2020 г.
(После задержания друга)

Перевел с беларусского языка
Геннадий Каневский

Кристина Бандурина

*   *   *

Первое лето, которое ты помнишь:
соломенные волосы, острые коленки,
половина тела ободрана —
так ты училась лазить по деревьям.
Черная мякоть вишен,
глубокие овраги и склоны,
дикая клубника, неспелые орехи,
застрявший на 14-м лифт.

«Выходи!» —
кричат друзья под балконом.
«Мам, я на улицу», —
летишь играть в прятки и в вышибалу
на весь день,
до темного-темного вечера.

Возвращаешься домой голодная, чумазая,
но счастливая.
Мама режет арбуз — сочный, ароматный,
пахнет на всю квартиру.
Липкие пальцы вытираешь о шорты
(да, ты еще носишь шорты).
Бабуля ворчит:
«Будешь стирать сама», —
развешивая над плитой
ползунки младшего внука.
У тебя уже есть брат.

Твое самое яркое лето:
зеленое покрывало
огромной мягкой кровати;
открытое в жаркую июльскую ночь
старое деревянное окно,
выкрашенное белым.
Чужой, еще незнакомый город.
Ни дома, ни работы, ни места,
где можно остановиться.
Все дороги открыты,
всех их одинаково боишься.

Бабули уже нет,
мама учится жить
после смерти мужа,
старые друзья стали чужими,
брату дали первый срок.

«Пошли гулять», — пишет девушка,
которая тебе страшно нравится, —
и для тебя ничего не существует, кроме нее.

Четвертый час утра.
Губы — как линии электропередачи.
Возвращаешься утомленная, переполненная, счастливая
и долго не можешь заснуть.

Твое самое тревожное лето:
воркование голубей на подоконнике,
запои соседа-мента,
антисептик и маски,
бутыли, бутылки, банки с водой,
очереди, подписи, петиции,
листовки, жалобы, тексты.

«Меня это не волнует», —
говорит мама за две сотни км
от места событий.
Брат со второй химии пишет
«Будь осторожна».
Младший закончил школу.
«Выходи!» — гудит интернет,
и ты отправляешь друзьям инструкции:
- если задержат;
- если посадят;
- если убьют.

Целуешь девушку, которую никогда бы
не отпускала,
и хочется лишь одного:
вернуться —
голодной, усталой, чумазой,
но счастливой —
и повторить еще раз.

08.08.2020 г.

Перевел с беларусского языка
Геннадий Каневский

Виолетта Пачковская

Накануне осени 

Не бойся, раздевайся.
Мы идем
выколоть глаза ночи. Август. Твой
соленый вкус и аромат полыни.
И я — метафора the best к слову «осень».
Нам хватит органов чувств —
найти
очередной восток и философский камень,
нам хватит преград —
забыть
свои имена и чужие хайку.
Я растекусь по твоей крови,
ты отвердеешь в моих костях.
Ты был.
Я буду.
А сейчас мы есть,
и нельзя застегнуть молнию
на голой правде
и располневшей ночи.
Я потушу закатных светлячков.
Не бойся, раздевайся,
мой ангел.
Не бойся, дай руку,
я твоя осень.

Перевела с беларусского языка
Ольга Брагина

Аксана Спрынчан

Время листокоса

 I

За лето я потеряла три колечка.
Июнь нашел серебряное,
июль — золотое,
август — обручальное.
А осень ничего у меня не забрала —
у нее и так много
и серебра, и золота, и свадеб.

II

В Минске — время листокоса:
осень косит, а дворники
собирают листья
в стожки.

III

Как ни удивительно,
взмах метлы дворника —
последняя возможность
полета для листьев…

IV

Бабье лето
сгорело вместе с листьями
в пламени осенних костров.
Наступила пора
снежной бабы.

Перевела с беларусского языка
Наталья Бельченко

Виталь Рыжков

Девяностые

Выносим транспорт: на районе снова качели,
и нужно разрулить с вражеской бандой очередные канители,
потому что по всем понятиям они ведут себя на беспределе,
они вообще оборзели! Стволы на теле — и мы полетели.
Ну так в чем проблемы, неуважаемые пассажиры?
Ваших дерзких большаков под домашний арест посадили
еще с прошлой разборки, когда за наши гаражи вы
заходили, и непонятно, чужие, что вы там снова забыли!?
Эй, кто теперь тут у вас за главного на территории,
отвечай нормально, чего ты так затараторил-то?
Ты не видел горя? Так будет тебе горе!
Если что-то не ясно, еще раз все объясним, повторим.
Потому что вот я – а кто такой вообще он?!
Как чемпион, порешав вопросы, словно цунами,
думаешь с понтом ворваться назад к себе на район,
чтобы о делах перетереть с местными пацанами —
типа, что у вас, братва, на районе-то нового?
Видели, какой там у нас вообще творится балаганчик?
Но облом — в спицах четырехколесного велосипеда,
как на зло, запутался одуванчик.

Перевела с беларусского языка
Ольга Брагина

Артур Комаровский

*   *   *

минута молчания
прерванная на десятой секунде
напоминанием про сорок первый

просто у наших ног была независимость
которой угрожали физической силой
если мы будем открывать рты
(мы уже знали, что они делают с нашими ртами)
а мы открывали

ибо наше молчанье давно затянулось
ибо в наших ртах уже родились иные слова
ибо корабль одряхлел и тонет
крысы пока не бегут
но это случится

ибо наши тела —
спелые груши и яблоки огромного сада —
возжаждали воли полета
и великой земли

минута молчания
по телам
яблок протертым в пюре
по телам
которые были грушами для битья
по саду
что был молодым
и новые деревья были готовы цвести

мы держали в руках увядшие цветы
как напоминание о наших телах
что томились в неволе
(пока они жрали кору и листья
пили соленый как слезы сок)

мы обещали приходить
каждый день
пока независимость несет на спине
наши деревья
пока великий язык океана
не слижет старый корабль

пока август будет залечивать шрамы

пока груши и яблоки будут падать
чтобы жить

26.08.2020 г.

Перевел с беларусского языка
Геннадий Каневский

Наста Кудасова

Окрестин

В три дня онемели от боли, оглохли от злости,
Нам больше без страха по этой земле не ходить:
Сосновые шишки трещат под ногами, как кости,
Коряги чернеют в траве, как ботинки убийц.
А в небе небесные сотни, небесные шествия,
И c неба, обняв свой штурвал, горько смотрит на нас,
И плачет, и воет от ужаса летчик Окрестин:
«Они все
забыли,
Я ни одного
здесь
не спас».

20.08.2020 г.

Вольный перевод с беларусского языка
Лины Казаковой

Вера Бурлак

Как Ван Гог стал дедом  

(стихотворение в двух частях)

...В синей робе
Дед Ван Гог...

            Руслан Семенченко

Часть 1

Миллион, миллион, миллион
 и тэ дэ.

              Андрей Вознесенский

У Ван Гога детей не было.
А квартира была. И картины.
Влюбился как-то Ван Гог
В загадочную девицу. 
Ей под окна принес Ван Гог
Не гитару, не клад, не пирог,
А в тысяче летних сполохов
Миллион золотых подсолнухов.

А девица смотрела в окно
И кричала: «Спасайте, люди!».
У Ван Гога детей не было
И никогда не будет.
И внуков тоже не будет.  

Часть 2

Exegi monument(um)

                       Гораций

У Ван Гога детей не было.
Но остались картины.
Кто-то сказал: красивые.
А кто-то: и дорогие.
И висят они все в музее
И стоят денег больших.

В тысяче летних сполохов
Миллион золотых подсолнухов
Унесли из музея воры,
Изготовили под них подделки. 
Картины — дети Ван Гога,
А подделки — дети детей,
А если короче — внуки.

Не было у Ван Гога сыновей.
И дочерей не было. И уха.
Но дедом Ван Гог стал.
Без детей. Усилием духа.

Перевела с беларусского языка
Ольга Брагина

Кася Иоффе

*   *   *

Выломанные двери.
Двери, выбитые с ноги.
Отмечаю в памяти,
Снимаю с петель стыда,
И да-
лее петляю в пролетах,
Гиппокампа дуги
Лестницей вниз.

Двери, что мы оставили
Для соседей и для прохожих,
Открытыми их отчаянию,
Чьими
Будут они?
В чей дом ведут?
В чей сад,
В чье царство бескрайнее?
Чью беду
Прячут в тени,
Чьи цветы
Хранят от тьмы,
Идущей на двух ногах,
На сотнях
Резиновых ног?

Говорят, что в черные ночи и дни
Они
Бьют ногами наши сердца,
Наступают на снежноягодник,
Слушают треск.

Говорят, что там звери
Вырядились людьми,
Вырвались из себя.
Перешли границы
Закона — и человеческого,
И не-.

Вижу стены, они
Растают —
И возрастают
Столетьями.

Вижу, находятся
Люди и двери
Сломанные и открытые.

Зримая, а не мнимая,
Неизмеримая
Разница между ними.

14.08.2020 г.

Перевел с беларусского языка
Геннадий Каневский

Валерия Кустова

Генералы свободы

Генералы моей страны,
командиры мои полевые,
как подростки,
мне дарят цветы
полевые.

А пока провожают домой,
говорят, что все — против правил.
И руками машут.
И каются.
И клянут тех,
кто их подставил.

А как время идти вперед,
почему — при выстрелах, стонах —
разбегаются в разные стороны
генералы моей страны?
Достало.

Обнимите меня знаменами
и бинтами
в засохшей крови.
За мои глаза зеленые,
за мои пригожие брови,
и за каждый мой длинный волос...
Будьте мужественными, псы.
Ну же, голос!

Генералы моей страны,
командиры, герои мои —
по могилам,
по тюрьмам,
по... хатам.
И последнее — чаще и чаще.
Вас забвения ждет расплата.

И потом на глухих сеновалах
вместе пить
и грустить об утратах,
обвиняя один другого.

Генералы моей страны,
герои мои, командиры!
Где же вы,
где ваши мундиры,
генералы моей страны?

Перевел с беларусского языка
Геннадий Каневский

Дарья Белькевич

Hardcore политота

Родину не выбирают,
In God and bulba we trust.
Родину не отбирают,
Another one bites the dust.

Baby, life is hard,
Интеграция — это захват.

Can you make
беларусский ген
great again?
Ваш «союз» накроется тазом или корытом:
London is the capital of Great Britain.

Не превратится народ мой в «толпу»:
Tin — это просто жестянка с приставкой «рoo».

Перевел с беларусского языка
Геннадий Каневский

Славомир Адамович

В суде

Снова перенесли суд
(рождественские вакации).
На свободе морозы,
в камере смрад.
Родину продают
методом трансплантации
и под вывеской индульгенции
под названием «народ».
А я, сижу я в камере,
на мне фуфайка черная,
на мне шузы от фраера
и стрижечка под «ноль».
Словно мотор за бампером,
я сжался, успокаиваю
свой двигатель с предсердьями,
в желудочке шумы;
не ссорюсь я с соседями,
и только дух настраиваю
в ритме этого стихотворения
на волну борьбы.

Перевела с белорусского языка
Ольга Брагина

Рагнед Малаховский

резервация

загнанным в резервацию
не грешно разок и офигеть
от глубины самоцензуры
от количества
невысказанных от страха слов
как преступнику мне висеть
на виселице ветряков
наткнулся на рекламную акцию
буквально вчера
собери забытое и замученное
зашоренное и в душе упокоенное
и получи свободу
покинь резервацию

Перевела с беларусского языка
Ольга Брагина