Поэзия площади: Олег Белавский о поколении потребления, воспоминаниях о Китае и войне на пластмассовых пистолетиках

Если автономная общественная инициатива не будет меняться, экспериментировать и давать дорогу молодым, то из живого организма она превратится в закостенелую организацию — и именно поэтому Маяковские чтения продолжают привлекать зрителей, — считает их резидент и координатор Олег Белавский. Чтобы разобраться, почему «Маяки» считаются самой свободной поэтической площадкой в России, и рассказать о поэтах улиц, мы продолжаем цикл «Поэзия площади», в котором публикуем лучшие стихи, звучавшие в центре столицы в последнее десятилетие.

В завершающем выпуске цикла «Поэзия площади» — Олег Белавский о людях, похожих на свиней, малобюджетных жизненных драмах и влюблённой паре с разным социальным положением, возвращении на Родину, а также о том, почему Россия — это арт-объект, держащийся на клее.

Всегда, когда начинается новый сезон, очень уж хочется, чтобы погода была на нашей стороне, потому что стоять под дождем, перекрикивая не только проезжую часть, но и стихию, обращаясь к преданным, но замерзшим любителям данного мероприятия, всё же тяжелее, чем когда вокруг солнце и приятная погода: люди улыбчивее, голоса звонче, улыбки на лицах искренней, радость от встреч, пусть и всегда неподдельная, но все равно получает дополнительную подпитку от солнца.

Каждые новые маяки — это новый сезон, новая повестка, новый и я. Я энергичный, я уставший, я трезвый, я подпитый, я студент, я сотрудник организации, я безработный, я безработный на пособии, я видимый, я невидимый*

*тема репрезентативности на мероприятиях Маяков давно локальный мем для меня. Несмотря на регулярное и активное участие в жизни формации в течение последних 10 лет на фото и видеоотчетах я могу не появляться вообще, и это очень и очень смешно.

Приятно видеть и то, как меняются ребята, которых можно наблюдать на чтениях, еще приятнее встречать старые знакомые лица, что могли не заглядывать на них годами. Каким бы сплоченным ни был костяк любой функционирующей автономной формации, основным показателем её жизнеспособности я бы назвал сменяемость кадров, люди должны уходить и приходить, закостенелые появляться реже, молодая кровь — чаще. Если нет сменяемости, то это скорее организация. 

Маяковские чтения — это почти живой организм, в рамках которого тоже можно меняться: поэтический стиль, форма и содержания, образы — поэтам маяковских свойственны исследования и поиски, и это не может не радовать, ведь однотипность не радует; между совершенствованием стиля и загоном себя самого в рамки очень тонкая грань. С учетом отсутствия цензуры на Триумфальной площади, Маяковские чтения — отличная площадка для экспериментов: тут бывали перфомансы, выступления под музыкальное сопровождение. Сами чтения превращались в акции поддержки культурных объектов и политзаключенных, шествия. Так, во время шествия в августе 2013 года я познакомился с Темкой Камрадом — мы были с ним участниками в итоге не реализованного арт-проекта «Репозиция», задуманного Даней Берковским и Димой Данильченко, активными участниками мероприятий того времени, но никогда не пересекались на репетициях. 

Чтения лично для меня были и ускоряющим механизмом адаптации в родную среду — с осени 2013-го по лето 2014-го у меня была стажировка в Китае, и возвращение в родные реалии после продолжительной шанхайской действительности давалось не очень легко. Увидеть ребят, с которыми у нас были короткие, но регулярные и запоминающиеся встречи в течение нескольких лет — бесценно. Это очень помогло мне.

Маяки — больше, чем просто площадь и уличные акции: резиденты чтений выступали на музыкальных фестивалях, благотворительных проектах. Появилась определенная репрезентативность: хотелось бы, чтобы так продолжалось и дальше — молодая кровь приходила, старожилы радовали визитами, и чтобы мы вместе, держась за руки, шли в светлое.

Поколение потребления

Твари толпились у входа,
приветствуя новый товар.
поколение потребления
и растущий процентный навар.
Воздушное летние пение,
И окружность наших руин.
Творец сотворяет творение.
По венам идет героин.
Творец сотворяет безумие,
Топятся дети в пруду.
Рабы в заводском подземелье,
послали бы к черту луну.
Творец воспевает нам Бога.
Творец носит веру на шее.
Творец начинает погромы.
Творец вырывает траншеи.
Он гонит танки на Кремль,
Взрывает ночью мечети,
Он строит тюрьмы и стены
Стреляет детей без сомнений.
Подобен он Балтазару,
Подобен он Вельзевулу.
Творит он, творит неустанно.
Его же творение — люди.
Ни в чем творец не виновен.
Понять нам его непосильно.
Зачем он творит так невольно,
Людей, столь похожих на свиньей?

2011 

Держимся клеем

Мысли набредают на нас лишь в коридорах заброшенных квартир.
Непонятные образы, заставляющие думать, что жизнь нормально сработана.
Выходя из подъезда, неприметный человек закурил,
Тем самым дымом описав свою грешную голову.
Город помнит все войны и каждого героя,
Что не постеснялся отдать за его фундамент свою жизнь.
Вокруг нас висят километры нескончаемого провода,
Каждый день дающие детям пару новых морщин.
Запах портвейна в коридорах комнат
Возбуждает нескончаемые воспоминания о детстве.
Когда страну по сторонам удерживали от смерти серп и молот.
В итоге на руках постоянно хмельное наследство.
Березы все давно срублены под самый корень,
Только из них жгли костры, но не поставили ни одного шалаша.
В бетонных джунглях фокстрот играет брансбойт,
На балконах алкашка, сигареты и анаша
Президент улыбается нам с плаката
В свои ботексные 32 зуба,
На курском вокзале воет злая собака
Я познаю прикладное искусство.
Россия — это модный перфоманс ньюарта
Энди Уорхол позавидовал бы нашему креативу
Тут постмодерн в сочетании с фарсом
Фарс — это стиль написания картины.
Каждый житель страны без ведома — художник
Интеллигент рисует зарисовку с гопом
У интеллигента портфель, у гопника — ножик
Цена зарисовки — дорогой телефон.
Кто-то верит: Россия способна на подвиги, только сам при этом мечтает об эмиграции.
Мне друг говорил, что был на Болотной,
И там было много сотрудников с рациями.
«Россия встала с колен», — кричит инет-юзер!
«Просто надоел оральный секс», — отвечают в сети анонимы.
Обманутые властью чешут плешь и пузо,
Художники вечно нахрюканы пивом.
Нашему арт-проекту уже больше двадцати лет.
Правда, нас пока не выставили ни в одном музее.
страна содержит божественный свет,
Хотя по сути мы держимся клеем.

2013

В родной квартире

Кайфен — древняя китайская столица в даосизме молитва без крестов и фокстрот не играет на улицах.
Только в Шанхае джаз внутривенно шприцОм, и нанкинское метро уникально.
Сигареты с таким же названием по утрам ломают озоновый слой. Мне не стыдно по улице пьяным и с европейским лицом.
(Не залитым краской),
Выблевывая у бара мантры,
девочки с Филиппин — это всегда парни.
Затягивайся сидзянской, помни Московскую, работай на американку.
Танцуй с папиросой на седьмом этаже, обмазывай нательные рисунки «ворожеей», императору Хуан-ди такой стиль по душе.
Вдыхай глубоко: тут воздух всегда такой. Так и не бывал в Гуанчжоу, но у нас тоже был тропический зной, и каждый рассвет был пыльным,
Мы заливались сывороткой и пили Монгольский виски. Дружили с уйгуром и все большей симпатией проникались к выходцам с Камеруна.
Не получали заточкой в Нинбо,
И Хиппи по имени Нина не называла нас правыми.
Мы не жили в Лояне в сквоте и не платили за кровать граммами.
Всей страны не было никогда, глупый бред. Марко Поло умирал в пустыне и сам придумал Тибет. Тебя не было на чужбине два по четыре, и ты не проебешь там несколько лет. Ты лежишь под приходом в родной квартире, и это очень долгий бэдтрип.
Нас священно убивали тут всем, чем можно, только не ножами и пулями.
Хватит. Назад — домой.
Где все Будды мигрировали, а святые умерли.

2014

Война на пластмассовых пистолетиках

В жизни есть малобюджетные дешевые драмы,
Как войны, что заканчивались вместе с водой в пластмассовых пистолетиках.
Ну, то есть такие моменты, когда вокруг темнота, и ты культивируешь заливаемую в себя отраву,
Считая, что всю оставшуюся жизнь будешь вспоминать эти пару месяцев.
Уже не пару, приближается к году срок конкретно последнего увлечения.
А так год пятый экспериментов и поисков себя через крайности.
Пятый год странных гиф-анимаций, видеороликов, сотни изображений.
Я вроде живу настоящим для будущего, только не уверен, что на будущее хоть что то останется.
Небо, тучами заволоченное, не ближе красивого потолка.
Россыпь неоновых вывесок зазывает, как предков зазывали звезды.
Нас пробило на ржач, но выбило из потока,
напялив на лица маску врага.
Новое утро, значит, опять новый путь, ну или, как всегда, — дорога.
Немного сбились с пути, наверное, ожидаем подмогу,
Были цели друзей, остались лишь образы и отрицания Бога.
Ведь когда сам вершишь судьбу — ни к чему схоластическая кутерьма,
Тем более на другой стороне провода каждый раз «оператор недоступен, ждите».
Это опыт на жизнь, когда пьешь за просвещение, хотя вокруг окружает лишь тьма,
А путь продолжается по чужим квартирам, ночным паркам и кухням разрушенных временем общежитий.
Итог — круг общения и девушки, про которых не расскажешь маме,
тремор и синяки под глазами в течение всей недели.
Возможно, сидя за розовой ширмой, мы лишились многого, лишь отрицая.
Однако (интересный момент), мы ни о чем не жалеем.
Верим — примерно во столько же по объему:
Любая идеология навскидку не привносит ничего нового, как якобы улучшенный порошок «Персил»,
Ведь откровения, спустя условный период, снова уничтожаются, возвращаясь к основам.
Мы не создаем живые легенды, мы из тех, кто пишет конечные летописи.
Записи стираются с социальных сетей,
Многое меняется в итоговых отчетах и дополняется в манускрипте,
Митинги в сотни тысяч флагов и дрожащих кистей
Заливаются яркой краской, поскольку не наполнены смыслом.
И ни к чему и незачем. Пустые войны пластмассовых пистолетиков против мельниц,
Но не за земли, статус, деньги или хотя бы признание.
Просто здорово быть всегда против, дополняя своим дымом запах пепельниц.
Нужно наконец прекратить так упорно создавать воспоминания.

2015-2016

Том и Маша

Мальчик Том родом из одноэтажных штатов,
Иногда пьет и говорит, что любит Советский Союз.
Девочка Маша, недавно состригшая патлы,
Танцует по будням в ночном клубе «Мьюз».
Мьюз находится почти сразу на оживленной набережной:
Нужно свернуть налево до памятника в сторону консульства,
Там ещё дом, что все называют «Готэм», весь такой мрачный,
Но то на другой стороне, тут — британское опиумное общество.
Том приехал по обмену изучать право в путях сообщения,
Стажируется на вековой улице в конторе поляка.
Маша, потратив все свои деньги на визу и обучение,
Так ни разу и не появилась в своей альма-матер за партой.
Она снимала квартиру с тремя, потому что так было дешевле,
На окраине, в 10 минутах от ближайшей станции.
Том никогда не был без денег и не познал лишений,
не зависел от заработной платы, не искал товары по акции.
Маша девятая за полгода, что, выходя на сцену, надевает этот парик:
Розовое каре довольно сильно потеряло форму.
Фабрика-производитель закрылись. Там линия малотоннажная, по меркам прогресса — старик.
Танцевать Маше еще где-то три с половиной часа, чтоб отработать норму.
Говорят, чтобы найти своего принца, сейчас нужно сильнее изловчаться:
Принцы по офисам, бизнес-классам, как минимум — хорошим барам.
Маша старается выделяться из общей танцующей массы. 
Хорошо, когда глаза слепят прожектора, а не шоссейные фары.
Маша вспоминает сестру, приехавшую в другой город, не портовый,
Но от этого не менее забитый проблемами с ворохом.
Когда сестра звонила — разговаривала в основном матом,
Потом перестала звонить, потом узнали причину, потом с матерью скидывались на похороны.
Маша не может простить сестру и считает её во всем виноватой.
Том пьет антидепрессенты на завтрак, прописанные семейным врачом.
Он очень переживал, пытаясь провести их через границу:
Важные документы держит в банковской ячейке с замком и ключом.
У Тома все выверено, он не любит ни страсти, ни риски.
Миры Тома и Маши все пытаются, но не смогут свестись:
Не получается ничего — в результате одиночество и ненависть.
Встречи в метро, в забегаловках, даже в полиции на продлении визы.
Маша пытается по жизни выстроить что-то,
Том — построить собственный бизнес.
В 07:45 Маша берет бабл-ти на пересечении улиц Продления и Джуншань.
В 07:50 Том берет там же стандартный двойной Латте.
Разошлись на пару минут:
Обстоятельства, ни одна сторона в случившемся не виновата.
Так происходит всегда
Но по-человечески жаль.

2019