Черное сердце мира

Воспоминания о детстве в сибирском Калачинске легли в основу повести Славы Пацева «Черное сердце мира». В дневниковых записях, нарочито имитирующих речь подростка, встречаются многие приметы взросления в 90-х: перезаписи американских фильмов на видеокассетах, игры в приставку с друзьями, походы на рынок «приодеться», крекеры в форме слонов, газировка и — выпуски новостей о чеченских боевиках. Основанный на реальных событиях рассказ фиксирует, как дети перестают быть детьми и взращивают в себе черное сердце.

Дом В

Я плохо понимал, что есть еще что-то, кроме родного Калачинска и Омска. Мне казалось, будто все города, которые показывают по новостям, находятся в других странах. Иногда это что-то очень красивое, а порой что-то ужасное.

Однажды, когда мне было семь-восемь лет, мы куда-то поехали с мамой на автобусе, я увидел разваленное здание, на котором баллончиком было написано «ГРОЗНЫЙ». Я сильно испугался. Думал, что мы приехали в другую страну, которая называется Чечня. В эту страну мне хотелось попасть меньше всего. Там постоянно было какое-то серое небо, ездили танки, стреляли в дома, и много рыдали женщины в черном.

Новости мне представлялись каким-то каталогом стран. Вот есть Америка с Диснейлендом, есть Испания, где все кидаются апельсинами, есть Чечня, где все почему-то стреляют друг в друга, а есть Россия — это Калачинск, Омск, Москва и еще несколько городов, про которые я знал не много.

Много раз думал о том, как люди из других стран видят нас, когда им показывают новости. Например, в Москве вроде бы есть на что посмотреть, а вот в Калачинске что? У нас есть памятник герою Осминину, который находился рядом с заброшенным кинотеатром, и иногда бывали большие праздники в парке, где можно покататься на каруселях и поесть сладкой ваты, но это очень редко. В основном все просто как-то жили.

В моем дворе три двухэтажки, расположенные буквой Г. У нас в подъезде на втором этаже жили два близнеца — мои ровесники. Они были глуповатыми. Не то чтобы у них были диагностированы какие-то отклонения, просто «ёбнутые», как говорил мой отец. Близнецы, кстати, росли без отца. У них были свои созвучные имена, но мы во дворе называли их Болек и Лёлик.

Их мать работала сторожем на проходной, а еще в квартире жили две взрослые сестры, которые были огромных размеров. Братья, кстати, тоже жирели с каждым годом. Еще на их ногах был целлюлит. Хотя мама говорила, что такое может быть только у женщин, но потом я указал ей на их рябые ляжки, и она задумалась. Отец братьев появлялся раз в месяц, а то и реже. Он приезжал на старом бобике, и близнецы сразу же бежали к нему в машину. Как-то раз их отец купил им по твиксу, и они, проезжая мимо нас, облизывались, как самые настоящие собаки. Ёбнутые!

Я бывал в гостях у Болека и Лёлека несколько раз, мне очень нравились две двухъярусные кровати. Но в квартире было невозможно находиться из-за запаха жареной рыбы. Мне кажется, они ели этих вонючих карасей каждый день, и запах стоял во всем подъезде. 

Вечером мы часто собирались в подъезде, недалеко от выхода. Там находилась горячая труба, и было тепло даже зимой. Мы сидели и слушали, как ругаются соседи.

Был у нас сосед— усатый, спокойный и интеллигентный дядя Сергей с его бесконечно полной женой Натальей. Они будто специально ругались где-то рядом с входной дверью, чтобы это было слышно всем. Смиренные взрослые люди превращались в истеричек, обвиняющих друг друга в этой жалкой жизни. Несмотря на накал эмоций, они никогда не матерились, и даже в ссоре обращались друг к другу по полным именам. Еще они были коммунистами, и нередко их можно было заметить в городе, одетыми в красные цвета.

Соседями братьев были взрослые люди с маленькой чихуахуа. Когда мне было пять и мы только переехали в эту квартиру, я очень боялся этого пса. Он постоянно злился и бежал на меня с лаем, но добегать не получалось. Пес был частично парализован, и его мотало из стороны в сторону. Передвигался он какими-то резкими, дергаными движениями и часто падал. Его тонкие лапки-ветки можно было переломать двумя пальцами. Мы смеялись над ним, а его хозяйка обиженно опускала глаза.

Я рос в квартире на первом этаже. Мама работала продавцом в продовольственном магазине, поэтому я всегда одним из первых пробовал новые шоколадки, газировку, сухарики и прочие вкусняшки. Она очень любила нас, и часто казалось, что жертвует всем ради своих деток.

Моя сестра на пять лет младше меня, и мне очень часто приходилось сидеть с ней. Я постоянно забирал ее из садика и часто бесился на нее, даже бил. Родители себе такое не позволяли, а я почему-то мог ударить ее, когда никто не видел, чтобы меня за это не ругали.

Отец работал на железной дороге, зарабатывал выше среднего и нередко выпивал. Многие его ровесники довольно быстро умерли: от героина, алкоголя и других идиотских причин. К сожалению, такова была реальность, и он под нее мимикрировал.

Я часто боялся его, особенно в запоях. Когда он начинал пить, я багровел от стыда и бледнел лишь тогда, когда папа окончательно возвращался в трезвую жизнь.

Тогда было так, что отец — это редкость, а непьющий отец — сокровище.

Дом Б

В ближайшей многоэтажке жили мои на тот момент лучшие друзья. Их мать была русской, а отец узбеком или киргизом. Того, что выглядел, как славянин, старшего — звали Тош, а младшего смуглого — Кирилл.

Я уже не помню, чем именно эти братья привлекали меня больше, чем близнецы Болек и Лёлек, но с ними мне было комфортнее. Впоследствии мы общались до старших классов школы. Практически сразу мы стали ходить друг к другу в гости. Их мать — тетя Олеся— постоянно работала вахтами на севере и приезжала очень редко. Отца ребята не помнили. Воспитанием занималась бабушка-ветеранша.

Сухой и скрюченной старушке уже тогда было за восемьдесят, но она все еще живо двигалась и, как могла, следила за внуками. Когда я заходил к ним в гости, она никак нам не мешала, а только предлагала что-нибудь перекусить.

Почему-то она обитала в кладовке, мне кажется, даже спала там ночью. Очень редко она выбиралась оттуда, смотрела черно-белый телевизор и хаотичными движениями пальцев что-то перебирала в руках.

Когда с вахты возвращалась мать моих друзей, то она часто кричала на бабушку за то, что она делала что-то не так. Выглядело это все так, будто тетя Олеся устала бороться с деменцией бабушки и проказами своих сыновей, быть одной и зарабатывать за всех.

Однажды я зашел за братьями на улицу, и они пригласили меня в дом. Мы пошли на кухню, и тут я вдруг услышал какие-то стоны из комнаты.

— Это бабушка, — сказал Кирилл — мама привязывает ее к стулу и затыкает ей рот, когда она плохо себя ведет. Нам тоже разрешила так делать.

Наверное, если мама говорит, что нужно связывать бабушку-ветераншу, то значит, это необходимо. Взрослые знают всё. Мой папа во время запоев всегда говорил мне: «Ты еще мал и глуп, чтобы это понять!» Наверное, когда-нибудь я пойму, почему нужно пропивать все деньги и вести себя со своей семьей, как скотина, но до этого нужно дорасти!

Мы выпили чай, Тош развязал бабушку, и мы пошли обуваться. Я надел свои прошлогодние кроссовки, которые у меня были «на выход», Тош сделал аналогично со своими. Кирилл поправил картонку в старых черных туфлях Тоша, которые он донашивал за ним.

Тетя Олеся откровенно больше любила Тошу. Ему покупали новые вещи, иногда давали карманные деньги и крайне редко наказывали. Кирилл же получал то, что оставалось от Тоша. Поэтому ему приходилось поправлять картонку внутри туфли, чтобы в ногах было меньше пыли, проникающей через дырявую подошву. Он молча соглашался с этой несправедливостью.

Улица

Как правило, во дворе мы играли в «Одно касание». У меня был резиновый советский мяч, который сильно прижигал при попадании в тело. Вместо ворот у нас был ближайший ко двору гараж, стоящий в блоке таких же проржавевших и в основном пустующих коробок.

Мы были очень вдохновлены фильмом «Убойный футбол», который я записал на кассету. Кажется, мы пересмотрели его раз пятьдесят, а то и сто. Выбрали себе роли и стали воплощать их в наших футбольных игрищах. Я был »Железной ногой» и старался со всей дури пинать свой мяч. Спустя какое-то время мы вмяли внутрь металл гаража. Дедок, которому принадлежал этот гараж, ничего не говорил нам из-за этого. Возмущались в основном только бабки.

За этими гаражами стоял целый кооператив сараев, а между ними народная тропа, через которую люди часто сокращали путь. В этом закутке все было исписано мелом, кирпичной крошкой, выцарапано гвоздями и ключами. На стенах гаражей было множество наклеек, которые мы старательно клеили в ряд. Несколько лет назад там нашли трупик перевязанного проволокой младенца. Еще там иногда валялись шприцы с небольшим кровавым содержимым.

Мы все боялись уколоться о шприцы. Кто-то во дворе родил легенду о том, что у наркоманов черное сердце. Каждый раз, когда мы носились там, играя в прятки, я на бегу смотрел под ноги внимательнее в сто раз, чем обычно. Я не хотел стать наркоманом с черным сердцем!

Омск

Самые чудесные воспоминания про то время связаны с Омском. Мы просыпались с мамой рано утром и садились в прокуренную электричку. Каждый раз очень громко появлялась женщина, которая кричала на весь вагон: «ПивогазировкасЕЕЕЕЕЕЕЕмечки!».

Родители часто возили меня и сестру в цирк. Я видел все виды цирков и всех зверей, которых только можно представить. Однажды мы пошли на представление, где должна была быть огромная слониха, но она заболела. Мама каким-то чудом договорилась, чтобы мне с сестрой показали слониху за кулисами.

Мы прошли через служебный вход, и практически сразу я увидел клетку со львом, который грустно провожал нас глазами. На других зверей я не обращал внимания. Когда нас подвели к слонихе, то я был просто шокирован. Мне казалось, она была размером с нашу двухэтажку, а то и больше!

Несколько раз в году мы ездили на левобережный рынок, чтобы приодеться. Когда мы выходили из автобуса, то нужно было пройти по подземному переходу, где постоянно сидели попрошайки. Рядом с бедняками часто сидел какой-нибудь парень без ног в грязном камуфляже. На его табличке было написано: «Я потерял ноги в Чечне. Помогите на лечение». Иногда эти парни плакали или ели хот-доги, вытирая майонез со рта.

Эти картины всегда устрашали меня. Я вновь начинал думать о том, что Чечня где-то очень близко. Возможно, мы увидим Чечню уже за этим забором, и там будет много таких грязных парней, а рядом кричащие на бородатых мужиков женщины. Но за забором были палатки.

Мама держала меня за руку и велела, чтобы я всегда был на виду. Иногда по территории рынка раздавались громкие радиосообщения о том, что потерялся ребенок. Я знал, что этих детей воруют.

Воровали их, как правило, цыгане, которых я боялся так же сильно, как попасть в Чечню. Все ребята во дворе знали, что они владеют гипнозом и им нельзя смотреть в глаза. Еще мне было страшно проходить по рядам, где были нерусские. Они постоянно шли за нами и пытались заманить в свою палатку. Я был уверен, что часть из них были чеченцами, уж очень они были похожи на этих боевиков из новостей.

Еще мы часто покупали на рынке кассеты, а чуть позднее диски. Мне хотелось посмотреть всё! Посмотреть абсолютно все диски!

DVD

Я помню, как у друзей семьи появился домашний кинотеатр. Мы с родителями пришли его обмывать, и нам включили «Гладиатора». Звуки стрел, летающих в самом начале, проносились от одной колонки к другой, и это просто потрясало. Затем взрослые пошли за стол, а нам с подружкой включили «Маугли».

Через месяц-два у нас дома появился большой музыкальный центр с караоке и DVD. Мы пели песни, и нам за это показывали баллы. Как-то раз с той же подружкой мы пришли к нам домой, и я спел песню Раммштайна на 100 баллов. Это была первая сотка в нашем домашнем караоке-клубе, и я хвастался этим всем друзьям семьи.

Первым диском с фильмами, который папа купил вместе с центром, был диск с фильмами Тарантино. Я пересмотрел «Убить Билла» раз семьсот. У друзей семьи были какие-то декоративные мечи, и они давали ими поиграться, когда я был в гостях. Глядя в отражение меча, я сгибался назад и наносил удары сразу нескольким воображаемым врагам, как в той самой сцене.

У братьев из соседнего дома тоже вскоре появился DVD. Тош любил фильмы Люка Бессона, а меня от них тошнило. Нет, мне нравились эти фильмы, но с «Пятым элементом» у меня была странная ситуация. Каждый раз, когда я отравлялся и ни с того ни с сего начинал блевать, в тот же день по телевизору показывали «Пятый элемент». Такое было раз пять. Однажды мы выбежали с мамой из маршрутки в Омске, и я стал блевать в урну рядом с киоском мороженого. Мне было так стыдно, что все видели это. Вечером, когда мы были уже в Калачинске, я включил телек, и там пела эта синяя женщина с вытянутой головой. Еще бы!

К концу лета у всех нас было множество дисков, которыми мы обменивались. Как-то раз я увидел из окна кухни Тоша, идущего с мамой от родственников, я выбежал во двор и встретил его, он тут же сказал: «Сейчас мама уйдет, и мы пойдем смотреть новый диск. Бабушки тоже дома нет». Супер!

Сидя на лавочке и выжигая лупой какую-то надпись, я увидел, как из подъезда выходит тетя Олеся. Через минуту выбежал Тош и позвал к себе.

— Короче, тут есть старые фильмы про Шурика, какая-то «Лига выдающихся джентльменов», и есть диск, который мама сказала не включать, давай посмотрим?

На обложке диска были кадры низкого качества, поверх которых красными буквами было написано: «ВСЯ ПРАВДА О ВОЙНЕ В ЧЕЧНЕ». Затея так себе, но мы включили.

В каких-то лесах показывали тренировки бородатых боевиков. Они курили, улыбались на камеру, позировали с оружием, как Рэмбо. Закадровый голос комментировал каждый кадр.

— А это Сашка, — сказал диктор.

На экране появился русый парень, который ел тушенку. Далее рассказывалось о том, что он перебежал к боевикам, затем один из бородатых обращался к нему.

— Чтобы быть с нами, ты должен доказать свою верность Аллаху. Тебе нужно нанести огонь по русским и принять ислам.

Сашка согласился. В следующих сценах шли боевые действия, которые снимали эти бандиты. Сашка стрелял из миномета, он нелепо отбегал после залпа и веселился тем, что попадает в цель. Далее боевики шли осматривать разбитый отряд. Там было много трупов с оторванными конечностями. Мясо было розового цвета. В грязи валялись руки, ноги, кишки, мозги. Сашка, играя на камеру, танцевал, кривлялся и радовался каждому несуразно лежащему мертвому бойцу. Он пинал тела ногами и безостановочно смеялся.

— Теперь ты точно с нами, — сказал бородатый.

Я посмотрел на братьев, и они были бледными. Мы решили вырубить это и пойти на улицу. Сидя на лавочке Кирилл сказал: «Это еще страшнее, чем „Чистилище”».

Фильм с Нагиевым и Ростом мы тоже посмотрели не полностью. Мы понимали, что это все кино. Кино, которое от нас не спрятали. Кино, которое перевернуло нас.

Танцы Сашки рядом с оторванными руками мне снились еще пару дней. Он точно был настоящий, и это все действительно происходило.

Дом А

В середине лета в бездетную двухэтажку заехала многодетная семья. Там было сразу шесть братьев. Трое из них были гораздо старше нас, а двое младше, и мы практически не пересекались. Третьим по возрастанию был Игорь, который оказался нашим ровесником, и он тут же стал пытаться влиться в наш «убойный» коллектив.

У Игоря были забавные очки, которые вскоре он прекратил носить. Окулист ошибся с диагнозом, и если его зрение и было испорчено, то только после этих очков.

Он был робким парнишкой, который много молчал. Почти всегда. Когда мы играли в футбол, и чья-то команда была без футболок, он выделялся мощной мускулатурой, у него были даже кубики пресса. Игорь был во многом быстрее нас и точно сильнее, если бы дело дошло до драки. Но он как-то побаивался наше вполне мирное окружение.

На день Ивана Купала мы сделали дырки в крышках от полторашек и обливались водой. За нашими домами была колонка с водой, и рядом с ней мы провели полдня, бегая друг за другом, стреляя водой. После мы разошлись переодеться. Я зашел в квартиру и тут же разделся до трусов. Всю мокрую одежду повесил на бельевые веревки над ванной, поел и снова выбежал во двор.

Остаток дня мы решили играть в «Кашевары» в соседнем дворе рядом с трехэтажкой. Мы достали из-под гаражей наши палки, которые бережно прятали, обновили мелом разметку и стали играть.

Игорь много кашеварил оттого, что еще не научился правильно кидать свою палку в бутылку и хорошо защищаться. И хотя он шел к проигрышу, ему нравилось играть, и он даже стал смеяться. Видимо, наконец-то привык к нам.

Мы с братьями-узбеками постоянно помогали друг другу, пытаясь продвинуться как можно дальше и оставить позади Игоря, Болека и Лёлека.

У Тоша шли броски, и он уже был близок к тому, чтобы занять первое место. Он готовился к следующему броску, тут мы увидели страх в глазах Игоря, который кашеварил.

— Игорь, а ты случаем не охуел?! А ну иди сюда!

Мы впервые увидели мать Игоря. Это была стройная коротко стриженная брюнетка возраста наших мам. Когда ее сын подошел к ней, она забрала его палку и что-то начала кричать про мокрые вещи дома. Затем она размахнулась и ударила его по голове, палка с хрустом разлетелась пополам, а Игорь, не дернувшись, последовал домой. Мы ошарашенно переглянулись.

— Даже наша мать так нас не бьет, — сказал Лёлик.

Отец

Мы сидели в машине отца Болека и Лёлека. Он разрешал нам садиться за руль, пока был занят визитом своих детей в квартире. Тут к машине неожиданно подошел Игорь.

— Привет, пацаны, — сказал Игорь.

— О, наконец-то отпустили, неделю не гулял. Тебя часто так бьют? — спросил Кирилл.

— Да не… бывает иногда, — опустив глаза, ответил Игорь. — А это чья машина?

— Да вон, отец Лёлека и Болека приехал, — сказал я. — Садись назад.

Игорь аккуратно присел на заднее сиденье, рядом со мной. Недолго посмотрел куда-то перед собой и выдал:

— А мой отец сидит в тюрьме.

— Ого, а за что? — спросил я.

— Да они как-то напились в гаражах с мужиками. И батя отрезал кому-то голову и начал играть ей в футбол.

Мы точно знали, что Игорь не шутит. Он вообще не умел шутить. Да и над нашими шутками смеялся редко.

— Двое мелких братьев от отчима, а мы вчетвером от бати, я последний, — монотонно сказал Игорь.

— А где отчим? — спросил Тош.

— Да он в командировке, скоро вроде должен приехать.

Игорь вышел из машины и посмотрел в сторону своего дома.

— Я пошел, а то скоро мама с братьями придет, и тогда мне кранты. И на улицу не выйду, и плейстейшн запретят.

Он исчез, оставив нас троих в машине.

— Блин, у него есть плейстейшн, — сказал Кирилл.

— Ага, и батя-убийца. Надо прекращать общаться с ним, — сказал Тош.

Отчим

Через неделю после этих событий из командировки приехал отчим Игоря. Он был низенького роста, но очень накачан и широк в плечах. Каждое утро он бегал и подтягивался на турнике.

Из-за его приезда Игоря стали постоянно отпускать на улицу, и он стал еще более замкнутым и хмурым фигуру. Родители давали ему деньги, и он брал нам все, что мы хотели, а сам оставался ни с чем. То ли он хотел нас как-то подкупить, то ли просто ничего не хотел, я так и не понял.

Мы знали, что деньги дает отчим. И нам не могло не нравиться то, что каждый день мы ели мороженое, сухарики и пили газировку.

— Слушай, а чем занимается твой отчим, он надолго приехал? — спросил Тош.

— Я не знаю, как это правильно называется. В общем, он вроде как снайпер в Чечне. Слышал, как он рассказывал маме, что он гасит бородатых.

У меня внутри все сжалось. Я снова стал думать о том, что Чечня где-то совсем близко и вот уже соседи убивают боевиков.

— Блин, вот это круто! Я бы тоже хотел такого отчима, — мечтал Кирилл.

— ДА НИХУЯ КРУТОГО ЗДЕСЬ НЕТ! — резко закричал Игорь.

Это было первое проявление у него таких ярких эмоций. Мы все могли выругаться, злиться, иногда даже дрались между собой, а он почти все время молчал и смотрел в пустоту. Увидев, что мы опешили, Кирилл решить сменить тему.

— Когда пойдем к тебе в плейстейшн играть? Я только пару раз пробовал в компьютерном клубе, — спросил Кирилл.

— В гости? Ко мне? Не разрешают…

— А чего не разрешают? Че тогда к нам ходил?

Игорь действительно был в гостях у Кирилла и Тоша. Бабушка-ветеранша тогда назвала его славным малым, а Игорь смутился и покраснел.

— Ну мне правда нельзя, меня мама убьет! Пацаны, ну извините! — дрожащим голосом сказал Игорь.

— Да ладно тебе, — смущенно ответил Кирилл. — Сейчас бы лимонадика холодного…

— Пойдемте я куплю вам, пацаны! — затрепетал Игорь.

Мы шли в магазин и думали обо всех этих странностях. Тош рассказывал про «Пятый элемент», и мне захотелось блевать.

Road Rush

— Короче, у меня все старшие братья уезжают работать кто куда. Отчим с мамой забирают малых и хотят поехать к бабушке с ночевкой. Меня оставляют из-за того, что я плохо пропылесосил, — делился Игорь, — так что можно будет собраться у меня, поиграем в приставку. Только, пожалуйста, ничего не трогайте!

Игорь явно не хотел этого. Мы не вынуждали его звать нас в гости, но, видимо, он чувствовал вину или просто хотел добавить себе очков в нашей компании.

У них была двушка с залом и маленькой кухней, с обычным ремонтом безо всяких излишеств. В каждой комнате стояли по две двухъярусные кровати и шкаф. Там просто было негде встать. В зале стоял огромный телевизор, диван, на котором спала мать и отчим, два кресла и аквариум. На стенах были поклеены обои с цветочками, и во всей квартире не висело ни одной фотографии.

Игорь попросил не заходить в комнату старших братьев, но мы все же зашли, пока он был в туалете. Тош рассматривал разные фигурки на полочках, а я обратил внимание на маленькую мягкую игрушку, свирепо смотрящую на меня. Черная горилла, как и подобает, была мускулистой и грозной, но выделялась эта игрушка тем, что на нее была сшита черная балаклава, и она точно не шла в наборе вместе с игрушкой.

— Офигеть, как у спецов, — сказал Тош и взял ее.

— ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ? СКАЖИ, КАК ОНА СТОЯЛА?! Я ЖЕ ГОВОРИЛ ВАМ НИЧЕГО НЕ ТРОГАТЬ, У МОИХ БРАТЬЕВ ФОТОГРАФИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ.

— Да я же просто взял посмотреть.

— НЕЛЬЗЯ ПРОСТО ТАК НИЧЕГО ТРОГАТЬ В ЭТОМ ДОМЕ!

У Игоря случилось что-то вроде истерики. Нам всем было очень неловко. Он ушел в свою комнату, а мы с братьями удивленно переглянулись.

— Пошлите играть в плейстейшн, — вернувшись, сказал Игорь.

Игорь залез рукой за телевизор и всунул тюльпаны. Видно, что ему было стыдно и в то же время страшно. И страх побеждал. Я не знал, что же такого в том, что ты немного сдвинул игрушку. Для меня сама эта мысль казалось странной и непонятной. Но Игорь знал, и знал, что за это, скорее всего, придётся поплатиться.

Мы сели играть, и он поставил диск с Road Rush. Это гонки на мотоциклах, где можно бить соперников цепями. До этого я не играл в плейстейшн. Я был поражен такой графикой, чудаковатым джойстиком и размером телевизора.

Через двадцать минут после начала игры мы услышали, как в квартиру кто-то зашел. Игорь побелел. Из коридора в зал вошла его мать, а следом за ней и отчим. Они удивились тому, что на полу в их зале сидело так много чужих детей.

— О, у нас гости! Здравствуйте, мальчики! — наигранно сказала мать.

— Здрасьте, — хором ответили мы.

— Чай будете пить? Игорь, пойдем мне поможешь.

Мать, отчим и Игорь зашли в кухню и закрыли дверь. Мы слышали, что она шепотом злостно ругает и матерится на него. Потом нас позвали к столу. Чай был налит в эмалированные кружки. В небольшой пиале стояли безвкусные крекеры в форме бегемотов и слонов.

— Хотите чайный лед? — спросил отчим.

— Это как? Вы чай заморозили? — удивился Тош.

— Нет, нам в командировках такой выдают, — ответил отчим и полез в морозилку.

Коробка с чайным льдом напоминала рафинад. На ней была нарисована звезда. Мы взяли каждый по льду и кинули себе в чай.

— Ребята, вы, конечно, извините, но вам скоро придется уйти, — оправдывалась мать. — Мы приехали за Игорем, чтобы отвезти его к бабушке.

— Ух ты! А на лошади покатаюсь? — радостно спросил Игорь и в тот же момент изменился в лице.

— Ну, конечно, сынок! — как-то ехидно ответила ему мать.

Мы быстро допили чай и ушли.

— Блин, вы когда-нибудь слышали про такой чайный лёд? — поинтересовался Тош.

— Нет, но, наверное, это им вместо чая дают, у него же отчим снайпер. Чтобы в засаде рассасывал, — предполагал Кирилл.

—Да, может, Игорь выдумывает и никакой он не снайпер? — спросил я.

— А я фотку увидел. Она за этой гориллой стояла. Там он с мужиками одет по-военному и со снайперкой стоит, — сказал Кирилл.

— Жаль, поиграть нормально не удалось. И Игоря жаль, влетит ему сейчас, — сказал я.

— А чего его жалеть, он сам предложил, — надменно сказал Тош.

— Блин, ведь мы и он вообще ничего такого не сделали. Почему так с ним? — рассуждал я.

1 сентября

В тот день я пошел в третий класс. Родители работали, и их не было на линейке. Днем ранее прошел ливень, и линейка состоялась в большом спортзале. За два класса в школе мы были там несколько раз. Наша физкультура проходила в малом зале, где не было возможности для разгона, а тут такое раздолье!

Всю линейку я пытался расслышать то, что говорят учителя и директриса. Звук в колонках ходил неразборчивым эхо. Я поднял голову вверх и поразился высоте потолка.

После школы заглянул в магазин к маме, и она угостила меня разными сластями, затем позвала в подсобное помещение, где я раньше никогда не был. Мама была явно чем-то взволнована.

— Сынок, ты у меня умничка. Продолжай так же учиться и быть отличником! Ты поешь и садись почитай, а потом забери сестру из садика и сразу бегите домой. Только не включай телевизор, он вроде сломался, папа вечером починит.

Я тут же понял, что папа снова начал пить. Мама всегда волновалась и дарила еще больше любви в эти моменты.

Открыв дверь квартиры, я не почувствовал запах перегара, прошелся по всем комнатам и не увидел отца. Мне было до жути жарко в этой неудобной парадной форме, ненавидел ее. Я скинул пиджак, расстегнул рубашку и стянул брюки до колен, сел на диван. Тут я обратил внимание, что красная лампочка на телевизоре работает и решил его включить. Что если он все же заработает? Так и случилось.

Шли новости. В верхнем углу, где обычно указывают город или страну, было написано «БЕСЛАН». Тогда же я запомнил название еще одного города.

Ведущий новостей говорил о захвате заложников в одной из школ на Кавказе. Кругом стояли спецназовцы в балаклавах, окружившие территорию возле школы. Людей, которые рвались поближе к школе, сдерживали. Женщины рыдали, а мужчины не находили себе места.

Я представлял, насколько же страшно детям сидеть рядом с боевиками. Мне казалось, что я смотрю самый кошмарный сон в своей жизни. Тогда я просидел перед телеком весь день и не сказал маме, что включал его. Это была первая в жизни ночь, когда я совсем не мог уснуть.

На следующий день мы пришли на учебу, и по школьному радио передали минуту молчания. Конечно, пару людей смеялись во время этой минуты. Я вообще не понимаю, зачем она нужна. Нам всегда смешно во время этой самой минуты, когда нужно выдержать тишину, на которую мы не способны, равно как и изобразить внешнюю скорбь, которой мы были пропитаны изнутри.

Учительница говорила, что все будет хорошо и детям ничего не угрожает. А я каждые тридцать секунд смотрел в окно, чтобы первым спрятаться в гардероб, если увижу боевиков,

Через пару дней была общая линейка с минутой молчания. Тогда мы в первый раз молчали все. Многие плакали, особенно учителя. Все не было хорошо, все было очень плохо.

Страх и скорбь чувствовались в воздухе. Лица всех этих и без того хмурых взрослых стали мрачными. Как-то я размышлял о том, почему многие взрослые становятся грустными, злыми и беспросветно несчастными. Оказывается, потому что случается подобное.

Я точно знаю, что тогда все изменилось. У всех нас. Дети перестали быть детьми. Мы прорастили в себе черное сердце без укола наркотиками.

База Клейтон

Братьям как-то неожиданно дали ключи от сарая, который был в кооперативе за гаражными рядами. Он был на углу той самой тропинки, где все срезали путь во двор и где нашли тело младенца, обвязанное проволокой.

Мы решили по полной использовать такое наследство. В абсолютно пустой и темной комнатушке сарайного кооператива были гнилые полы и много паутины. Вооружившись ломами, топорами и лопатами, мы сорвали все гнилые доски, вырыли сантиметров тридцать земли и чудом уложили более-менее ровный пол из найденных досок.

Тош нашел какую-то длинную ржавую трубу и сказал, что ее можно сдать в чермет.‌ Мы собрали еще кучку всяких железок, попросили тачку у соседа и повезли все это добро в пункт приема металла. Удалось выручить много денег, на которые мы купили килограмм гвоздей, карты, две полторашки газировки и большую пачку чипсов.

Стены обшили картоном из продуктовых коробок. На помойке нашли ковер, который постелили на пол, через пару дней кто-то отказался от старого дивана, а пружинная кровать, что служила нам до этого мини-батутом встала напротив этого дивана.

У нас появилась своя первая крытая берлога. Мы назвали ее «База Клейтон» в честь одноименного фильма, который вышел примерно тогда же и который никто не видел. Нам просто нравилось название.

Там мы резались в карты и оставляли всякие дорогие нам вещи: футбольный мяч, канат, палки для кашевар и другое.

Кошка

Болек и Лёлек привезли с дачи старую занавеску и горстку металлических кнопок. Я закрепил ее у входа, чтобы можно было оставлять дверь открытой для дневного освещения и не ловить осуждающие взгляды взрослых.

Ребята стояли на улице, как вдруг под ближайший гараж нырнула кошка с мышкой во рту. Они заглянули под гараж и увидели, как рыжеватая пушистая кошка ела эту мышь в окружении еще слепых котят.

Тош потянулся рукой к котенку, и кошка начала фыркать на него. Тут же рядом встал его младший брат.

— Ты совсем сдурел? Она же мать со своими маленькими детьми! Куда ты лезешь своими лапами?

— Да я хотел котенка погладить.

— А потом?

— Потом положил бы обратно.

— Ты знаешь, что кошка может съесть своего ребенка из-за запаха человека?

— Да.

— Тогда зачем ты тянул туда руку? Проверить, съест ли она его?

— Я не знаю.

— Ты балбес!

Тогда мы были впечатлены тем, как самый младший из нас словесно уделал старшего.

— Он всегда может лезть только до слабых: до меня или до бабушки, тут вот тоже силу почувствовал, — сказал Кирилл.

Тош заметно потерял свои позиции. Нам очень понравилось, что сказал Кирилл. Это быстро прошло, ведь Тош был самым старшим и именно он руководил всем происходящим на базе.

У Игоря как-то странно загорелись глаза. Я почему-то подумал, что он специально будет гладить котят, чтобы кошка съела их.

Спустя пару дней мы увидели кошку при свете дня, а не под темным гаражом. Она была не просто рыжей, а с большими белыми пятнами. Мы стали таскать ей еду из дома, оставляли и не подходили близко, потому что она шугалась нас и боялась за котят. Дело было даже не в защите своих крошечных деток, она просто боялась людей, наверное, было из-за чего.

Глаза

Утром я зашел за братьями в школу, и, оказалось, что они проспали. Я пошел без них, и впереди меня шел Игорь. Он выходил чуть раньше нас, и мы ни разу не пересекались по пути. Я догнал его и увидел его опухшее невыспавшееся лицо.

— Ты не спал, что ли?

— Да спал… Немного.

— Кошмары снились? У меня бывает такое. Особенно сейчас после Беслана.

— Да если бы. Можно я тебе расскажу, но ты никому не выдашь эту историю, ни братьям, ни кому бы то ни было еще

— Конечно.

— Вчера я, как обычно, лег спать часов в девять вечера, братья тоже спали. Потом я проснулся от каких-то странных стонов. Ты же видел, что моя кровать находится напротив дверного проеМама стояла на полу, согнувшись, а отчим был сзади. У нее болтались титьки, и она рукой сжимала рот, чтобы не закричать. Отчим держал ее за талию и очень быстро двигался. Мне даже казалось, что их тела слишком сильно шлепают и маме очень больно. В какой-то момент я заметил, как отчим увидел мой взгляд, и он смотрел мне прямо в глаза. В этот момент он начал будто избивать маму по попе, и она сжимала рот изо всех сил. Он улыбался, глядя мне в глаза, и двигался все быстрее. Шлепки были очень громкими, и в какой-то момент он откинул голову вверх и застонал, а затем снова, злобно улыбаясь, посмотрел прямо на меня. Мама почему-то повернулась к нему и принялась его целовать в шею, а он держал ее и дергал попу, специально показывая ее мне. Я хочу его убить!

Он не врал. Внутри него действительно бурлило что-то искренне злобное.

— Мне уже жить не хочется. Еще они опять начали говорить о переезде. Я только начал привыкать к вам.

— А где вы до этого жили?

— В Волгограде, но потом отчима вроде как обнаружили чеченцы, и мы приехали сюда. Поэтому и нельзя домой пускать гостей и вообще говорить о нем.

Меня затрясло. Конечно, мне не очень хотелось, чтобы Игорь уезжал, несмотря на всю его странность. Теперь было понятно, почему он такой. Но также мне не хотелось, чтобы одним прекрасным днем во дворе появились бородатые боевики и начали стрелять во всех, кого увидят.

Переезд

Игорь всем сказал, что он переезжает через неделю. Он был просто убит этим. Ему не хотелось уезжать.

Как-то после школы мы вышли на улицу и все собрались на Базе Клейтон. Там уже сидели братья, позже подошел Игорь. У него в руках был пакет с рулетами, печеньем, сухариками, газировкой и кошачьим кормом.

— Пацаны, мне так не хочется от вас уезжать.

— Да, нам тоже очень не хочется, — кривил душой Тош, поедающий печеньки одну за другой.

Братьям было все равно на Игоря. Им просто нравилось то, что он часто делал их жизнь слаще. А мне было его жаль. Хоть мы и не были дружками, но он хороший парень. Довольно странный, но хороший.

Игорь вынул из пакета вискас и зачем-то взял с собой топор. Я допил свой стаканчик газировки и выбежал посмотреть, что он делает. Топором он сделал углубление, куда насыпал корм. Я пошел дальше есть сладости.

— Дурак он какой-то. И семья у него дурацкая, так и не поиграли нормально в плейстейшн, — сказал Кирилл.

Мне было мерзко от того, что они говорят это, уплетая его угощения.

Через пару минут мы услышали резкий кошачий вопль и какие-то громкие удары. Я выглянул за угол сараев, и там, на тропе, стоял Игорь, который замахивался топором на уже мертвую кошку, живущую под гаражом. Он врезал топором по ее шее, и она хрустнула. Через пару быстрых ударов от серой шкуры начала выделяться кровь, и стало видно розовое мясо.

Я оцепенел и не мог сдвинуться с места. Игорь оторвал голову от тела, подкинул ее на уровне ног и со всей силы ударил с правой. Кошачья голова ударилась о гараж, под которым обитала кошка, и упала прямо перед ее лазейкой.

— ТЕПЕРЬ Я КАК ОТЕЦ, МАМОЧКА! МОЖЕТ, ТЕПЕРЬ ТЫ ТОЖЕ МЕНЯ БРОСИШЬ? — истерично прокричал Игорь.

Игоря трясло, он сипло дышал и смотрел в пустоту. Меня чуть не стошнило, и я побежал домой. В ванной я умывал лицо минут пятнадцать, и оно сливалось с белой плиткой.

Через несколько часов с работы пришла мама. Я смотрел телевизор, пытаясь не выдавать свое волнение.

— Сейчас за гаражами увидела ужасную картину: кто-то отрубил голову кошке! Наверное, кто-то из соседей…

Я обнял ее.

— Наверное, мама, наверное.