Манна небесная
Знаете ли вы горилку, шо гнал дед Богдан? Нет, не знаете вы горилку, шо гнал деда Богдан! Потому как самогонный аппарат его разнесло в клочья одной темной июльской украинской ночью.
Шальной снаряд или ракета (хрен ее разберет!) попала аккурат в сарай рядом с хатой, где в тот момент мирно спал и попердывал после очередного хмельного дня дед Богдан.
Но все по порядку, и так беспорядку много. Просыпается он, значит. То ли вторая неделя, толи третий день запоя. Неудачное время выбрал, скажете вы? Да только в етакие времена и надо пить не просыхая, покуда силы и сырье не переведутся! Так, я енто, с чаго начал-то: просыпается он, бредет к сараю. Глядь! А на месте него воронка — аккуратная, ровная, словно тарелка из-под борща. Весь хмель у него из башки сразу и выветрился. Стоит он над ней, значит. Скучает. Хоть бы крышка какая осталась…
Наконец, развернулся и поплелся в хату — оценить запасы. Еды не осталось. В сарае был мешок картошки, а теперь — хрен вам, а не мешок! Сел за стол. Бутыль вторача, да литровая банка первача — вот и все. Дед Богдан хотел по привычке телевизор включить, но вспомнил, что электричества давно нету. Сидит, курит последние папиросы и бубнит про себя: «Янукович, укропы, бля, Яценюк, бля, гай живе вильна — ек макарек…» И все в таком духе. Плюнул на пол хаты, а затем с того же пола подобрал стакан — вытер его краем грязной давно не стиранной рубахи — и пошло! Сперва первач из банки, затем вторач. Пил и курил, затем только пил. Пил, пил да и вырубился…
Проснулся — был уже поздний-поздний вечер или ночь. Черным-черно. Богдан на ощупь выбрался из хаты — ссать хотелось, мОчи не было. Ссыт на забор и бубнит вслух: «Шо ж за жизнь такая гадская? К москолям шо ли податься? Али к куму во Львив?»
Ссал — бубнил, и даже не заметил, как струя ослабла. Развернулся, хотел шаг сделать — да не смог: споткнулся обо что-то и упал мордою об землю. Еле встал, отряхнулся. Глаза кое-как привыкли уже к темноте. Глядит-щурится: пакет! Об него и споткнулся.
Подниет его — тяжелый. Внутри как будто стекло гремит. «Бутылки!» — мелькнуло у него в мозгу. Дед Богдан быстро вернулся в хату и положил находку на стол. Электричества так и не дали. Он нашел на привычном месте керосинку, но та была пустой. Отыскал кое-как свечку на ощупь в шкафу, а затем и спички на столе. Зажег.
Пакет был оранжевого цвета, на нем были надписи на иностранном языке. Но сколько дед Богдан ни щурился — прочесть так и не смог. Да и не до того было. Он буквально разодрал его. А внутри — богатство! Бутылки с импортным алкоголем. Шведская водка, французский коньяк, португальский портвейн. Бутылки с американским вискарем, правда, были разбиты, но для деда Богдана это было уже не так шобы важно…
— Есть Бог на свете! Прям манна небесная!
Сперва была выпита водка, а затем и коньяк с портвейном своей участи не избежали. Пил при свете тускло горящей свечи, а когда та погасла, то на ощупь. А затем — вырубился.
Очнулся он на полу от легкого пинка чьего-то сапога. Голова прям гудела. Потихоньку проступили силуэты двух бойцов. Один склонился над ним, другой осматривал стол.
Тот, что стоял над ним, тихо задал вопрос:
— Дед, ты это на, обломки какие не находил вчера, на?
Другой, держа в руках обрывки пакета, проговорил:
— Зубр, гляди, пакет из дьюти-фри. Амстердам, бля. Этот говнюк весь алкоголь выжрал. Как не разбилось-то?
Дед Богдан ничего не соображал и ответил в привычном ему духе:
— Да идите вы на хуй!
Зубр для профилактики пнул деда еще раз, затем присел по-пацански на корточки и прошептал:
— Если шо найдешь, нам нэси, пооонял? Дело государевой важности.
— Ага… — пробубнил дед Богдан. И в этот момент его стошнило прямо на дорогого гостя. Шо было дальше он не помнил, поскольку снова вырубился, то ли от пинка, то ли от хмеля, то ли от того и от другого. А когда он проснулся — не было ни бутылок из-под импортного алкоголя, ни обрывков оранжевого пакета — ничего. Только пара окурков-бычков от сигарет «Перекур» в его же блевотине да украинская ночь. Темная-темная и долгая-долгая.
