Алан Уотс: «Психоделики и религиозный опыт»

Благодаря своим книгам и лекциям Алан Уотс стал известен в Соединенных Штатах и Европе как один из наиболее влиятельных нетрадиционных философов нашего времени. На протяжении многих лет он уделял главное внимание интерпретации и адаптации восточной мысли — особенно дзен-буддизма — на Западе. Алекс Керви — переводчик, издатель и писатель — представляет очередную провокативную публикацию: перевод эссе Алана Уотса «Психоделики и религиозный опыт». Ратуя за здоровье как всей нации, так и отдельного нашего читателя, а также рассчитывая на его благоразумие, мы не можем не поделиться с ним откровениями доктора Уотса.

Доктор Уотс родился в Англии в 1915 году. Начальное образование получил в Королевской Школе в Кентербери. Затем стал магистром теологической семинарии Сибьюри-Уэстерн в Иллинойсе и почетным доктором богословия Университета в Вермонте. Он был редактором, священником англиканской церкви, профессором, деканом аспирантуры, членом совета Гарвардского Университета, а также президентом Society for Comparitive Philosophy. 
Плодовитый писатель, Уотс написал свою первую книгу «Дух дзен» в двадцать лет, когда сотрудничал в Лондоне с организацией «Мировой Конгресс вероисповеданий». После этого он написал еще около двадцати работ, среди которых «Мудрость небезопасности» (The Wisdom of Insecurity), «Миф и ритуал в христианстве», «Путь дзен» (издана в России), «Природа, мужчина и женщина», «Психотерапия Востока и Запада», «Космология радости», «Вот оно», «Две руки Господа», «За пределами теологии» и другие.

Радиопослания доктора Уотса (их около 500), видеокассеты с записями его лекций распространялись среди некоммерческих и образовательных радио- и телестанций по всей стране. Его приглашали как лектора сотни колледжей и университетов Соединенных Штатов и различные институты Европы и Японии.

Умер Уотс в 1973 году. Его деятельность вдохновила таких популяризаторов дзен на Западе, как Гэри Снайдер и Джек Керуак.

Обращение Уотса к психоделическим веществам было данью времени. Его статьи на эту тему вошли в золотой фонд психоделической литературы.

Психоделики и религиозный опыт

Переживания, связанные с употреблением психоделических веществ, зачастую облекают в религиозную терминологию. По этой причине они представляют интерес для тех, кто, как и я, продолжая традицию Уильяма Джеймса‌, занимается психологией религии. Более тридцати лет я изучал причины, следствия и условия этих специфических состояний сознания, когда личность оказывается вовлеченной в единый, непрерывный процесс, связанный с Богом, Вселенной, Основами Бытия или любым другим названием, которое может быть использовано вследствие культурной обусловленности или личного предпочтения для определения окончательной и неизменной реальности. У нас нет в распоряжении убедительно полных и точных определений таких переживаний. Термины «религиозный опыт», «мистический опыт» и «космическое сознание» слишком расплывчаты и всеобъемлющи, чтобы ясно обозначить ту особую форму сознания, которая знакомым с ней представляется столь же реальной и безграничной, как всеподавляющее чувство любви. В этой статье описаны состояния сознания, вызванные психоделическими веществами, хотя они виртуально неотличимы от подлинного мистического опыта или переживания. В статье также обсуждаются возражения применению психоделических веществ, проистекающие, во основном, из конфликта между мистическими ценностями и традиционными религиозными и мирскими ценностями западного общества.

Идея мистических переживаний, обязанных действию наркотиков, не была принята западным обществом с легкостью. У западной культуры есть исторически сложившееся, особое очарование исключительной ценности и нравственности индивидуального, независимого, ответственного эго, контролирующего себя и свой мир силой сознательных усилий и воли. Поэтому для этой культурной традиции ничто не может быть более отвратительно понятия духовного и психологического роста с помощью использования наркотиков. У «обдолбанного» человека — по определению — притуплено сознание, затуманен здравый смысл и отсутствует воля. Однако не вся психотропная (изменяющая сознание) химия относится к наркотическим веществам и вызывает привыкание, как алкоголь, опиаты и барбитураты. Воздействие субстанций, которые теперь именуются психоделической (раскрывающей ум) химией, отличаются от алкогольного ступора как смех от гнева или восторг от депрессии. На самом деле нет ничего общего между человеком, находящимся под кайфом от ЛСД, и человеком, «пьяным в стельку» от бурбона. Никто, правда, не сможет вести машину в любом из этих состояний, но ее невозможно вести также — читая книгу, играя на скрипке, занимаясь любовью. Определенные творческие занятия и состояния ума требуют концентрации и искреннего порыва, просто несовместимых с управлением машины на шоссе. Иначе проще покончить жизнь самоубийством.

Я экспериментировал с пятью главными психоделиками: ЛСД-25, мескалином, псилоцибином, диметил-триптамином (ДМТ) и каннабисом. Я применял их, так же как и Уильям Джеймс использовал закись азота, с целью понять, смогут ли они помочь мне в идентификации того, что может быть названо «главными составляющими» или «активными» ингредиентами мистического опыта. Почти вся классическая литература по мистицизму имеет смутное представление не только об описательной сути переживания, но и о выявлении рациональных связей между переживаниями как таковыми и различными традиционными методами, рекомендованными для их стимуляции — посте, концентрации, дыхательными упражнениями, молитвами, заклинаниями и танцами. Традиционный, классический мастер дзен или йоги, когда его спрашивают о таких-то-таких-то упражнениях, ведущих или предрасполагающих человека к мистическим переживаниям, всегда отвечает: «Это путь, который дал мне мой учитель. Это путь, которому я посвятил себя. Если ты серьезно им интересуешься, попробуй ступить на него». Этот ответ едва ли удовлетворит развязного, наглого, научно ориентированного и интеллектуально озабоченного представителя западной культуры. В его памяти всплывут архаические медицинские рецепты, согласно которым надо бросить в котел пять саламандр, измельченную в порошок веревку висельника, трех сваренных в собственном соку летучих мышей, скрупул фосфора, три щепотки белены и здоровенный кусок драконьих экскрементов и принять, когда луна находится в созвездии Рыб. Может быть, это средство действительно срабатывало, но каков был самый главный ингредиент?

Вследствие этого меня поразила мысль, что если любое из психоделических веществ может и в самом деле предрасположить мое сознание к мистическому переживанию, я смогу использовать их в качестве инструментов для изучения и описания этого опыта, как, скажем, используют микроскоп в бактериологии, несмотря на то, что микроскоп является «искусственным» и «неестественным» изобретением, «искажающим», так сказать, виденье невооруженного глаза. Тем не менее, когда я впервые получил приглашение от доктора Кейта Дитмана из Нейропсихиатрической Клиники Медицинской Школы Калифорнийского Университета Лос-Анджелеса ознакомиться с мистическими свойствами ЛСД-25, я был не в состоянии поверить, что какое-нибудь химическое вещество может вызвать подлинное мистическое переживание. В большинстве случаев они могут ввести в состояние духовного погружения, аналогичное подводному плаванию в морских глубинах. Разумеется, мой первый эксперимент с ЛСД-25 не был мистическим. Это был чрезвычайно интересный эстетический и интеллектуальный опыт, изменивший мои способности к анализу и тщательному описанию самых отдаленных вещей.

Несколько месяцев спустя, в 1959 году, я снова попробовал ЛСД-25 с докторами Стерлингом Бьюнеллом и Майклом Эгроном, связанными в то время с Клиникой Лэнгли-Портер в Сан-Франциско. В ходе двух экспериментов я был поражен и в некотором роде обескуражен, обнаружив, что прохожу через состояния сознания, явно в чем-то пересекавшиеся с каждым из описаний основных мистических переживаний, о которых я когда-либо читал‌: . Более того, по глубине и непревзойденным свойствам непредсказуемости они оба превзошли три «естественных и спонтанных» переживания такого рода, случавшихся со мной в предыдущие годы.

Через последующее экспериментирование с ЛСД-25 и другими веществами, перечисленными выше (за исключением ДМТ, который я нашел занятным, но не более того), я обнаружил, что свободно могу входить в состояние «космического сознания», становясь менее и менее зависимым от самих веществ, осуществляющих «настройку» на эту специфически продолжительную волну переживания. Из всех психоделиков, мною опробованных, я выделил ЛСД-25 и каннабис как наиболее подходящих для осуществления моей задачи. Последний из этих двух — каннабис, — который мне приходилось употреблять за границей в странах, где он не запрещен или не так преследуем, оказался самым лучшим. Он не вызывал странных изменений в сенсорном восприятии. Медицинские исследования доказывают, что он безопасен при излишнем злоупотреблении и не обладает опасными для жизни побочными эффектами ЛСД.

Для определения результатов этого исследования в описании моих опытов с психоделическими веществами я избегал случайных и побочных bizarre (странных, причудливых) изменений в чувственном восприятии, вызванных психоделиками. Меня занимало скорее фундаментальное изменение нормального, социально индуцированного сознания собственной экзистенции и отношения к внешнему миру. Я попытаюсь набросать основные принципы психоделического осознания. Но должен добавить, что говорю только от своего имени. Качество этих переживаний зависело в значительной степени от предварительной настройки и отношения к жизни. Впрочем, современная многотомная описательная литература этих переживаний прямо-таки замечательно гармонирует с моими собственными записями.

Почти непременно у моих экспериментов с психоделиками проявлялись четыре доминирующих характерных черты. Я попытаюсь обосновать их — в ожидании того, что читатель скажет, по крайней мере после упоминания второй или третьей: «Зачем, это же и так ясно! Да и не надо никаких веществ, чтобы понять это». Почти в точку, но у каждого погружения есть свои степени напряженности. Может быть, очевидно первое, очевидно второе — и последнее приходит со звенящей, сокрушительной чистотой и прозрачностью, ясно показывая свою причастность к любой сфере и измерению нашего существования.

Первая характерная черта — замедление времени, концентрация в настоящем. Нормальное, обязательное отношение к будущему исчезает, и индивид начинает осознавать огромную важность того, что происходит в настоящий момент. Только настоящее представляет для него интерес. Другие люди, спешащие по улице по своим делам, выглядят как слегка ненормальные, неспособные понять, что вся суть жизни — полностью осознавать ее, принимать как есть. Он поэтому расслабляется почти роскошно, погружаясь в изучение цветов в стакане воды или внимая крайне отчетливым музыкальным вибрациям гобоя, или наслаждаясь чьим-то вокалом.

Из-за прагматичных установок нашей культуры такое отношение очень негативно сказывается на бизнесе. Оно может привести к расточительности, ослаблению сдерживающих центров, сокращению продаж страховых полисов и отказам от сберегательных счетов. До сих пор это просто была корректива, необходимая нашей культуре для выживания в плену ее собственных догм. Нельзя представить себе более бессмысленно непрактичного человека, чем «удачливого» служащего, всю свою жизнь поглощенного безумным вихрем бумажной рутины и стремлением выйти в отставку, комфортно отдохнуть в шестьдесят пять, когда все будет слишком поздно. Только те, кто культивирует искусство жить полностью в настоящем, имеет какую-то надобность делать планы на будущее, с тем, что когда эти планы будут реализованы, — они смогут вдоволь насладиться результатами. «Завтра никогда не настанет» (Tomorrow never comes). Я никогда еще не встречал священника, спорящего со своими прихожанами, произносить ли на проповеди ту часть из Нагорной Проповеди, которая начинается: «Не беспокойтесь о дне завтрашнем» (Be not anxious for the morrow). Правда заключается в том, что люди, живущие для будущего или будущим, как мы говорим о сумасшедших, «не совсем там» — или здесь: в своем сверхрвении они вечно упускают суть. Предусмотрительность куплена за цену беспокойства, тревог, забот и волнений, и когда ей злоупотребляешь, она разрушает все свои собственные преимущества.

Вторая характерная черта — осознание полярности. Это четкое понимание того, что состояние, вещи и события, которые мы обыкновенно называем противоположными, взаимозависимы — как зад и перед или полюса магнита. При осознании полярности индивид видит, что вещи, которые казались ему различными, безоговорочно являют собой единое целое: субъект и объект, собственная персона и все остальные, право и лево, мужчина и женщина — и затем, что немногим более удивительно, твердое тело и космос, предмет и задний план, пульсация звука и пауза, святые и грешники, полиция и преступники, тайные общества и политические партии. Каждый поддается определению только в терминах другого, и они существуют вместе, связанные между собой в деловом отношении, как купля и продажа, так как нет продажи без купли, и купли без продажи. Как только это осознание становится все в большей и большей степени насыщенным, ты чувствуешь, что сам поляризован с окружающей тебя вселенной таким образом, что подразумеваешь друг друга, подменяешь одно другим. Ты подаешь, она принимает, ты принимаешь, она подает. Или ты вцепился в баранку автомобиля. Ты газуешь или тормозишь?

Для начала, это очень необычное ощущение, прямо как слышать свой голос, проигранный на магнитофоне сразу же после того, как ты что-то произнес. Ты вначале смущен, а затем с нетерпением ждешь, чтобы снова продолжить! Подобным же образом ты чувствуешь, что ты — нечто, сотворенное вселенной, а потом, что вселенная в равной мере создана тобой, — что истинно, по крайней мере, в неврологическом смысле: определенные структуры твоего мозга превращают, переводят солнце в свет, а воздушные вибрации в звук. Это наше нормальное ощущение взаимоотношения с внешним миром — иногда я пинаю его, а иногда он пинает меня. Но если две противоположности на самом деле одно целое, то когда начинается действие, а ответственность отдыхает? Если вселенная создает меня, как я могу быть уверен через две секунды, что все еще помню английский язык? Если я создал ее, как я могу быть уверен через две секунды, что мой мозг все еще помнит, как обращать солнце в свет, а воду в вино? Из-за таких непривычных для человека разумного ощущений психоделическое переживание может вызвать психическое замешательство, паранойю, страх, ужас — даже несмотря на то, что индивид чувствует свое взаимодействие с миром точно так же, как оно могло быть описано биологом, экологом или физиком для того, чтобы он ощущал себя как единую совокупность организмов и общего развития.

Третья характерная черта, проистекающая из второй, — это осознание относительности. Я понимаю, что я есть звено в бесконечной иерархии процессов и существ, от молекул через бактерии и насекомых до человека и, возможно, ангелов и богов — иерархии, в которой каждый уровень подвержен сходному осознанию. Например, бедняка беспокоит проблема насущных денег, тогда как богача беспокоит его здоровье: озабоченность налицо в обоих случаях, но различие есть в их истинном смысле и разных «весовых категориях». Мне становится ясно, что плодовые мушки должны осознавать себя так же, как люди, потому что, как и мы, они обретают себя в центре своего собственного мира — с неизмеримо большими созданиями вверху и меньшими внизу. Для нас они все выглядят одинаково и, похоже, не имеют никакой личности и самости — то же самое чувствовали китайцы, когда мы не жили среди них. Хотя плодовые мушки просто обязаны видеть столь много тонких различий среди самих себя, как и мы среди себе подобных.

От этого заключения остается лишь маленький шаг к пониманию, что все формы жизни и существования — просто вариации на общую тему: мы все на самом деле — одно существо, делающее одни и те же вещи с помощью множества всевозможных способов. Как гласит французская пословица, plus ça change, plus c`est la même chose (чем больше это различается, тем больше это единое целое). Кроме того, я понимаю, что ощущение страха от мысли о неизбежности смерти на самом деле — такое же переживание, как и ощущение, что ты остаешься в списке живых; и так как повсюду все существа это чувствуют, они просто, подобно мне, обладают таким же «Я». С того момента как ощущение «Я» вообще присутствует, всегда появляется чувство относительности по отношению к «другому» — чему-то за пределами досягаемости его контроля и опыта. Существование в полном смысле этого слова значит, что оно должно начинаться и заканчиваться. Но интеллектуальный прыжок, который позволяют здесь сделать мистическое и психоделическое переживания, заключаются в предоставлении тебе возможности видеть, что все эти мириады Я-центров — ты сам; разумеется не твое личное и поверхностно сознательное эго, а то, что индусы называют «параматман» — сущность сущностей‌. Как только сетчатка глаза позволяет нам узреть бесчисленные пульсации энергии как один единственный свет, так и мистическое переживание показывает неисчислимое множество индивидуумов как единую сущность.

Четвертая характерная черта — осознание вечного, нескончаемого потока энергии, часто в форме интенсивного белого света, который, похоже, проистекает из твоих нервных окончаний, и мистическом «е», равняющимся «mc2». Это может звучать как мегаломания или мания величия, но испытуемый довольно отчетливо осознает, что вся экзистенция — по сути единая энергия, и что эта энергия — собственное бытие индивида. Конечно, понятие смерти присутствует здесь так же, как и жизнь, потому что вся энергия — это пульсация, и подобно тому как есть прилив и отлив, так и опыт существования должен появляться и исчезать. Следовательно, по сути просто не о чем беспокоиться, потому что ты сам — неиссякаемая, вечная энергия вселенной, играющей (время от времени) в прятки сама с собой. По происхождению, ты — творение божественное, так как Бог все во всем. Цитирую Исайю, немного вне контекста: «Я Господь, и нет никого кроме меня. Я даю свет и сотворяю тьму: я даю мир и сотворяю зло. Я, Господь, делаю все это»‌. В этом смысл основного догмата индуизма, Тат трам аси — «ЭТО (то есть «это таинственное Существо, вокруг которого создана вселенная») творит тебя»‌. Классический пример подобного опыта (переживания) человека западной культуры приведу из Мемуаров Теннисона:

«У меня часто было что-то вроде транса от бессонницы. Это состояние начало проявляться еще в детстве, когда я всегда был предоставлен самому себе. Оно, как правило, обрушивалось на меня, повторяя в тишине мое имя два или три раза, пока неожиданно, как если бы она была вне глубин сознания индивидуальности, личность, похоже, сама по себе растворялась и постепенно таяла в безграничном бытии. И это не обескураживало, наоборот, было самым чистым, самым убедительным, самым таинственным состоянием, совершенно за пределами слов, где смерть казалась почти смехотворной невозможностью. Потеря личности (в том случае если она была) означало не умирание, а единственную настоящую жизнь»‌.

Очевидно, эти характеристики психоделического опыта, как мне удалось выяснить, являются аспектами единственного и неповторимого состояния сознания, — просто я описывал одно и то же с разных сторон. С помощью этих описаний я пытался выразить реальность этого переживания, но они также предполагают некоторое несоответствие между таким опытом и современными ценностями общества.

Напечатано в The California Law Review, Vol. 56, No.1, January 1968.