Последний фильм Ларса фон Триера «Дом, который построил Джек» производит запланированный эффект — во время премьеры более половины зрителей выходят из зала, а оставшиеся аплодируют стоя. Кинокритики пишут огромное количество рецензий, в которых дают фильму либо очень низкую, либо очень высокую оценку. Например, The New York Times называет фильм «скучной и отвратительной провокацией», а Indiewire — «возможно блестящим». Чаще же всего «Дом, который построил Джек» обвиняют в намеренной провокационности и чрезмерной жестокости, и, похоже, фон Триер только получает от этого удовольствие. Рассказываем с точки зрения философии, что общего фильм о маньяке имеет с его преступлениями и почему сам фон Триер — мастер символических убийств.
Большинство кинокритиков отмечают, что Джек предстает как альтер-эго самого фон Триера. Эти критики чаще всего вскользь упоминают мизогинию, шутки про Гитлера и другие скандальные факты из карьеры режиссера, но лишь немногие проводят глубокий анализ фильма — ведь для него недостаточно биографии режиссера. Дело в том, что картина очень тесно перекликается с предыдущими работами фон Триера вплоть до буквального самоцитирования. Кроме того, не только «Дом…», но «все фильмы Ларса в том или ином смысле являются его автопортретами». Картины для него — это способ исследования не только внешнего мира, но и самого себя, поэтому контекст его творчества «говорит» о фон Триере не меньше, чем его биография.
Джек и Джо: от «Нимфоманки» к «Дому…»
Как замечает Антон Долин, «Дом…» во многом становится «завершающей частью «авторефлексивной дилогии», в которую также можно включить предыдущую работу режиссера — «Нимфоманку»: «После "женской версии" — "мужская". После Эроса — Танатос. После нимфоманки — маньяк. После Джо — Джек». Вряд ли эти фильмы более авторефлексивны, чем предыдущие работы фон Триера — как, например, вся «трилогия депрессии», которая стала отражением болезни и переживаний самого режиссера, в чем он не раз признавался.
Два фильма, как минимум, объединены структурно — «Нимфоманку» сам режиссер окрестил новым (на самом деле не совсем) стилем — дигрессионизм или кинематографом отступлений. «Дом…» продолжает эту традицию — вся картина представляет из себя диалог Джека и Верджа, где Джек, как и Джо в «Нимфоманке», раскрывает свою жизнь через несколько «эпизодов» или «инцидентов».
Кроме Джека и Джо нельзя не соотнести двух других ключевых персонажей фильмов — Верджа и Селигмана: старые мужчины выслушивают истории героев, позволяя себе нейтральные комментарии и культурные референсы, но они не высказывают ни осуждения, ни одобрения. Но если для Джо опыт, показанный в фильме, был скорее аналитической сессией, где ценой должен был стать секс, то для Джека — это исповедь, которая неизбежно заканчивается смертью.
Вердж и Селигман проводят диалоги, напоминающие психоаналитическую сессию, с двумя героями, которые в разной степени не вписываются в общество из-за своих зависимостей. Через двух главных персонажей своих фильмов фон Триер раскрывает два разных вида одного сексуального отклонения — смещения действия и желания с субъекта на Другого — садизм и мазохизм. Оба зависимы от своего желания и чувствуют себя удовлетворенными только посредством Другого.
Сразу после совершения убийства я силен и доволен. Я иду дальше и тень передо мной растет как мое удовольствие, но тут же появляется боль, подобно тени….
Для Джо перверсивность выражается через нимфоманию и через мазохизм: она добровольно ставит себя в позицию объекта насилия. В своей пассивности она активна посредством Другого, и подчинение — это тоже действие. Для Джека же удовлетворение полностью зависит от унижения и жестокого обращения с объектом.
Джек и его философия жестокости
Несмотря на то, что «Дом…» не является хоррором, он тоже базируется на зрелище насилия и ужаса. Это позволяет нам отнести фильм к тому, что Линда Уильямс называет «body genre», но в отличие от хорроров «Дом…» не пугает, а, скорее, вызывает отвращение. Возможно, этим продиктована часть критики в адрес картины — если мы видим на экране насилие, мы ожидаем быть испуганными, соотнести себя с жертвой. Это правила работы жанра, которые Фон Триер игнорирует, отказывая нам в этом удовольствии. В «Доме...» мы будто бы вынуждены принимать точку зрения маньяка.
Жестокость и для Джека, и для фон Триера — не самоцель, а лишь путь к достижению цели: «Не показывать насилия в подобном фильме — значит сплутовать». Процесс убийства показывается хладнокровно и шокирует нас не тем, как это сделано, но тем, что сделано. Джек — художник, и то, что ему необходим материал и для постройки дома, и для удовлетворения собственных потребностей — это неизбежный порядок вещей, которому Джек не собирается противиться. Счастливые стечения обстоятельств, благодаря которым Джек все еще остается не пойманным, он воспринимает как доказательство правильности своих действий. По Лакану садист действует как инструмент большого Другого. Он не присваивает себе право наслаждаться телом другого, но сам играет роль инструмента, который исполняет высшую волю:
Бог создал ягненка и тигра. Ягненок олицетворяет невинность, а тигр — жестокость. Оба они прекрасны и необходимы. Тигра питают кровь и убийство. Он убивает ягнят.
В чем тогда потребность Джека? Ответ на этот вопрос находит Вердж, который как психоаналитик выясняет не что хочет Джек, а откуда он этого хочет. «У тебя в детстве не было желания оказаться пойманным?» — спрашивает он. И мы узнаем, что он очень боялся прятаться, но играл в прятки, провоцировал преследователя, забирался в самые заросли и оставлял преследователю возможность себя найти. Мы так ничего и не узнаем больше о детстве Джека, кроме этих фантазий. Фантазия «меня находят» (аналогично с «я избиваюсь отцом» у Фрейда) выступает как требование Другого, и так как она никогда не была пережита, смещается на объект. Эта фантазия раз за разом реализуется в жертвах вместо самого Джека. Когда главный герой активен, он и пассивен посредством жертвы. Он действует не ради своего удовольствия, но ради удовольствия большого Другого: мазохистская фантазия воплощает себя в садизме.
Более того, большинство показанных в картине жертв — женщины. Ларс Фон Триер, чьи фильмы выделяются сильными и комплексными женскими персонажами, изображает их здесь намеренно глупыми до карикатурности. Ума Турман становится первой жертвой Джека, и, возможно, является собирательным образом для них всех: она сама навязывается незнакомому мужчине, несмотря на его отказы, бросается фактами о том, что большинство жертв серийных убийц не являются их знакомыми; и, в конце концов, называет главного героя слюнтяем.
Несмотря на то, что серийный убийца в культуре обычно предстает как Другой, фон Триер отбирает у зрителя возможность идентифицировать себя с убитыми — и не только потому, что выбирает для повествования точку зрения Джека, но и потому, что его жертвы вызывают у нас раздражение, ведь они слишком «не такие, как я». При этом фигура маньяка привлекает нас своей обособленностью, отличием от других. В момент убийств — особенно первого — сложно не поймать себя на мысли «сама напросилась». И намного проще обвинить в жестокости и мизогинии фон Триера, чем признать эту мысль.
Джек и Ларс: братья-художники
Как и Джек, фон Триер выбирает себе в жертв женщин: опять же, почти все главные героини его фильмов — женщины. Режиссер заставляет их страдать, преодолевать страшные препятствия, и чаще всего — умирать. Все актеры признают, что с фон Триером сложно работать, но более всего это коснулось Бьорк, которая во время съемок «Танцующей в темноте» получила не один нервный срыв. Они оба убивают — символически или реально — конечно, не исключительно женщин, но предпочитают именно их.
Как замечает сценаристка Триера, «многие фильмы Ларса рассказывают об искусстве и природе искусства, но “Дом, который построил Джек” — в особенности». И если мы принимаем это мнение, то несложно провести параллель между отношением главного героя к тому, что он считает своим творчеством, и творчеством фон Триера.
— Боль становится такой невыносимой, что вынуждает меня действовать
— Эту иллюстрацию можно подогнать под любого человека с зависимостью
Работы Фон Триера будто создаются так же, как и каждое преступление Джека. Не только «Меланхолия» создана как результат депрессии режиссера, но, возможно, все его последние картины стали итогом саморефлексии. В «Доме…» это заметно даже на внешнем уровне — сцена с Джеком, который страдает обсессивно-компульсивным расстройством и никак не может покинуть место преступления, не просто ироничная — она выступает как авторефлексия фон Триера над собственным заболеванием: «Я 30 лет исследую обсессивно-компульсивное расстройство. На собственном примере».
Для режиссера в принципе характерна сублимация переживаемого им в жесткий саркастичный юмор. Например, долгое время фон Триер считал, что он еврей, но перед смертью матери узнал что это не так и, разочаровавшись в своем происхождении, он раз за разом стал позволять себе острые провокационные шутки про фашизм. Когда на пресс-конференции в Каннах журналистка попросила прокомментировать интерес фон Триера к нацизму, он заявил, что «очень хотел быть евреем, но потом выяснилось, что я нацист. Потому что семья была родом из Германии», за что был объявлен персоной нон грата. И после этого скандала он все равно не стесняется использовать кадры с Третьим Рейхом как подтверждение гениальности Альберта Шпеера, но вовсе не как иллюстрацию Холокоста. А для закрывающих титров в «Доме…», тяжелой картине не только для зрителей, но и для самого фон Триера, он выбирает парадоксально жизнерадостный трек «Hit the road Jack».
***
По ту сторону удовольствия Джек обретает «jouissance» — понятие, используемое Лаканом для обозначения парадоксального наслаждения, основанного на эротизации смерти. Для Джека и Джо боль и удовлетворение — не противоположности, но части целого. Они находят себя в избытке сексуальности и смерти, одновременно стремясь к наслаждению и избегая его. Если в большинстве культур Эрос и Танатос предстают как противоположности, то фон Триер в своей дилогии объединяет их в одном цикле: через сексуальность герои идут к принятию смерти.
Выбор социально неприемлемых персонажей как будто оправдывает «плохое поведение» самого фон Триера: шутки, переходящие грань, провокационное поведение и все то, за что на самом деле знаменит режиссер. Фон Триер — заложник своей славы, и возможно, как и Джек, хотел бы творить и оставаться анонимным. «To bind your time, it drives you to crime» — подтверждает Дэвид Боуи. Возможно, чтобы полюбить этот фильм, нужно сначала полюбить фон Триера.
