Классик японской литературы Таяма Катай (1872-1930) — фигура, сопоставимая по масштабу и творческому методу с Эдуардом Лимоновым. Кто знает, живи он в наше время, возможно, снискал бы не меньшую славу во всем мире, чем автор автобиографического романа «Это я — Эдичка». Именно Таяму принято считать одним из основателей «движения за натурализм» и создателем литературного жанра «ватакуси сёсэцу» («романа о себе»). Паша Соколов рассказывает об этом удивительном авторе.
К огромному сожалению, в России Таяма Катай практически не известен. Вернее, забыт: во времена СССР на русский язык было переведено всего одно произведение писателя — рассказ «Рядовой». В недавние годы на русском было опубликовано ещё две новеллы — «Пучок лука» и «Пистолет».
Таяма дебютировал в литературе в 1891 году. Его наставником на начальном этапе творчества выступил Одзаки Коё. Лучшим другом Катая был другой замечательный литератор — Куникида Доппо, также почти забытый у нас. Таяма Катай успел побывать на Русско-японской войне в качестве военкора в Маньчжурии. Благодаря этому опыту появились такие антивоенные новеллы (напоминающие по духу произведения Гаршина, Андреева и Бирса), как уже упоминавшийся «Рядовой», а также «Звук колес». В них нет и нотки ура-патриотизма, только жестокая правда о том, какой ценой достается победа.
О значении Таямы для литературного процесса Японии писал выдающийся советский японовед, академик Николай Конрад:
«<…> Таяма Катай продолжает идти дальше по избранному пути и публикует произведший сенсацию свой знаменитый «натуралистический» роман «Футон» («Постель»), вышедший в 1907 году.
Этот роман поставил Таяму в положение признанного вождя нового натуралистического направления литературы и сильнейшим образом способствовал его подъему. Тем более что он сам пропагандирует принципы натурализма не только творческими опытами, но и теоретическими статьями. Еще в 1902 году, то есть вскоре после «Дзюэмон-но сайго», он выдвинул принцип «плоскостного изображения». В 1904 году он заговорил о «неприкрашенном описании». После же «Футон» он, в качестве редактора собственного журнала «Бунсё-сэкай» («Литературный мир»), основанного в 1906 г., ведет в нем, а также и в других журналах интенсивную работу по разработке принципов того, что он называл натурализмом.
Если коротко передать его основные установки, то они сводятся к следующему.
Внутренний мир человека или внутренняя суть явлений — прямо, непосредственно писателю недоступны. Писатель видит только то, что лежит на плоскости, и именно это и должен изображать.
Если при этом полностью отказаться от всякого привнесения в изображение чего-либо от себя, «писать только так, как видишь, как слышишь, как ощущаешь», если не искажать картину внесением в ее изображение какого-либо специально литературного приема, какого-либо искусства, мастерства, то в результате этого можно будет действительно адекватно показать явление и даже раскрыть его внутреннее содержание».
Казалось бы, в чем проблема? Сегодня тысячи авторов по всему миру, включая популярных блогеров, пишут в подобной манере. В отечественном и зарубежном документальном театре на вооружение взята так называемая «ноль-позиция», которая также требует отображать реальность, как она есть. Но то — наше время. В СССР Таяму Катая невзлюбили. Своеобразную «официальную позицию» по творчеству Катая высказал Аркадий Стругацкий в предисловии к сборнику Акутагавы Рюноскэ в знаменитой серии «Библиотека всемирной литературы»:
«Вскоре тот же Катай Таяма выдвинул принципы „плоскостного“ и „неприкрашенного изображения“. Смысл этих принципов сводился к декларации: „Мы изгоняем из искусства все развлекательное; изгоняем все, что относится к мастерству; изгоняем все, что относится к идеалам“. Принцип жесткой фотографичности логически привел к утверждению, что достоверно писатель может описать только себя самого. Писателям предложили публично раздеться. Так возникла эгобеллетристика, и на страницах журналов и книг предстали вывернутые наизнанку души и постели известных мастеров литературы».
Вот так, «эгобеллетристика» и «публичные раздевания». А ведь без романа «Футон» («Постель») не было бы ни некоторых опытов любимого в России Акутагавы, ни великого романа «Путь во тьме ночи» Сиги Наои, ни прозы Дадзая Осаму. К жанру «ватакуси сёсэцу», который возник благодаря творчеству Таямы, также относятся романы «Исповедь маски» Мисимы Юкио и «Личный опыт» нобелиата Оэ Кэндзабуро. Примеров можно привести много.
Это вовсе не значит, что все произведения, написанные в жанре «романа о себе» такие уж безусловные шедевры. Таяма Катай и сам столкнулся с довольно жесткой критикой в свой адрес со стороны современников. Известный литератор того времени Нацумэ Сосэки призвал Таяму «не превращать реальных людей в персонажей ради психологической достоверности, а создавать психологически точных персонажей».
Мори Огай в 1909 году опубликовал пародию на «эго-роман» «Vita sexualis», в котором со скрупулезностью генерала военно-медицинской службы описал собственное сексуальное развитие (мы уже писали о нём подробнее). Неоромантики и эстеты также де-факто выступили против лагеря натуралистов, среди них был и Танидзаки Дзюнъитиро.
Своеобразным фельетоном можно считать новеллу Акутагавы Рюноскэ «Муки ада», в которой показан художник Есихидэ, все время бравший моделей из жизни и поплатившийся за это. Приведу цитату: «Лицо будды Киссетэн он срисовал с простой потаскушки; а будду Фудо писал с оголтелого каторжника, и много чего непотребного он делал, а когда его за это упрекали, он только посвистывал».
Роман «Футон» («Постель») хоть и стал сенсацией в свое время и даже положил начало целому жанру — все-таки явно не лучшее произведение Катая (роман «Сельский учитель» куда сильнее). Основой для сюжета стала история влюбленности автора в свою юную ученицу. На тот момент у писателя уже были жена и дети. Чопорная советская наука не могла простить такого. Он не только почти не переведён на русский, но и в СССР, и в России творчество Катая особенно не исследовали. Он упоминался в диссертациях и обзорных статьях, но не более того.
На Западе на писателя не стали навешивать ярлыки. Еще в XX веке были переведены на английский и «Постель», и «Сельский учитель», его новеллы, а главное, мемуары, в которых писатель в эссеистической манере описывал тридцать лет литературной жизни в Токио в период с 1885 по 1915 гг. (кстати, Нацумэ Сосэки, критиковавший автора «Постели», там почти не упоминается). В 2013 году на английском языке вышла его подробная биография «In search of nature: the Japanese writer Tayama Katai (1872–1930)» Кеннета Хеншолла, одного из главных популяризаторов творчества Таямы Катая в англоязычном мире.
Про роман «Сельский учитель» стоит рассказать особо. В его основу легли дневники Кобаяси Сюдзо, реально существовавшего человека, который проработал какое-то время учителем в провинции. Он умер совсем молодым, в двадцать лет от туберкулеза в час триумфа японской нации — когда пришло известие о победе при Ляояне и отступлении русских войск. Бесславная смерть маленького человека на фоне всеобщего ликования. Было бы отлично, если бы этот роман когда-нибудь перевели на русский язык. Не говоря уже об автобиографической трилогии Таямы «Жизнь» — «Жена» — «Семейные узы».
Слава Катая пришлась на первое десятилетие XX века, а уже в 1910-е годы он потихоньку отходит на второй план, уступая место более молодым и талантливым литераторам. На это время приходится и духовный кризис писателя — в попытках найти ответы на вопросы он в своем творчестве начинает обращаться к мистике и религии. Умер он в 1930 году в возрасте пятидесяти семи лет от рака горла. Незадолго до смерти его успел посетить его друг и соратник Симадзаки Тосон, которому в нашей стране повезло с переводами куда как больше (на русском языке выходили его романы «Нарушенный завет» и «Семья», а также стихотворения), о нём мы тоже как-нибудь расскажем.
Наступило довольно интересное время — мы все живем в эпоху «автофикшена», каждый день читая десятки постов наших френдов, профессиональных блогеров или прозу норвежца Карла Уве Кнаусгора, который несколько лет назад получил Иерусалимскую премию за свой мегаломанский автобиографический роман «Моя борьба» и потеснил своего же соотечественника Юна Фоссе в списке возможных претендентов на Нобелевскую премию по литературе.
Наша эпоха позволяет по-новому оценить творчество таких писателей, как Таяма Катай. Пусть от натурализма в современной японской (да и мировой) прозе мало что осталось, но благодаря подобным авторам мы стали совсем по-новому думать и писать о себе.
Автор благодарит Елену Байбикову за помощь при подготовке материала.
