Согласно отчёту проекта «Правовая инициатива», подавляющее большинство жертв домашнего насилия — женщины. Мужчин в этой статистике всего 2%, но точное количество измерить трудно: жертвы боятся говорить о том, что с ними случилось. Страх, стыд, нежелание «выносить сор из избы», уверенность, что публичное признание только ухудшит ситуацию заставляет людей молчать. У мужчин это усугубляется выученным с детства: он должен быть сильным и способным дать сдачу, иначе предстанет в глазах общества «неправильным», «не мужиком».
Герой материала, 28-летний Роман — один из немногих мужчин, готовых рассказать о пережитом. Он поделился болезненными воспоминаниями, некоторые из которых не дают ему спокойно спать и сегодня. Роман рассказывает о том, как неожиданные вспышки гнева отчима вынуждали его жить в постоянном страхе, убегать из дома и прятаться в шкафу, как он столкнулся с безразличием матери, и о том, как сохранить в сердце добро не смотря на жуткое детство.
Похищение
До [моих] пяти лет мама занималась своей личной жизнью, и моё общение с отчимом, который жил с ней, было не таким тесным. Когда их отношения вышли на новый уровень, мама поняла, что теперь они могут взяться за моё воспитание — и вместе с отчимом они решили забрать меня к себе. Я жил у бабушки с дедушкой и переезжать к ним у меня не было никакого желания. Больше всего мне не хотелось общаться с отчимом: он всегда бесился, если я не называл его по имени, и мог ударить, если я делал что-то не так, как ему нравится.
Когда мама и отчим поняли, что сам я не перееду к ним, они решили разобраться с это проблемой в другом формате. Им ничего лучше не пришло в голову, чем попросту забрать меня к себе силой.
В том возрасте я ещё ходил в детский сад. Бабушка и дедушка по очереди меня провожали и встречали. Но внутри сада я был вне их опеки, и мама с отчимом просто поймали такой момент, забрав меня во время тихого часа в квартиру к родителям отчима. Они запретили мне общаться с бабушкой и дедушкой, поговорить с ними по телефону я тоже не мог — они просто не поднимали трубку, если кто-то звонил домой. Тот период, что я сидел у них дома, я ощущал себя покинутым, беспомощным и ничтожным.
Как бабушке удалось забрать меня снова к себе, я не помню. Я был счастлив снова оказаться в объятиях любимого человека, без которого время, казалось, тянулось бесконечно. Но мама и отчим не давали о себе забыть: вскоре после моего возвращения в родной дом они предприняли вторую попытку украсть меня. На этот раз мама и отчим действовали более жёстко: заручившись поддержкой родителей отчима, они выломали замок двери и вчетвером ворвались в бабушкину квартиру.
Дедушке тогда как-то удалось вытолкать их из дома — видя его поступок, я испытывал гордость за него. Несмотря на это, я всё равно переживал за него и за бабушку — мне было жаль, что им приходится всё это терпеть только ради меня.
С тех пор прошло больше двадцати лет, но меня всё равно преследуют ночные кошмары. Мне снится, будто я снова нахожусь в той самой квартире, а в ту хлипкую дверь ломятся злые люди без лиц.
Без сознания
Как бы вы себя чувствовали, если бы в пять-шесть лет вернулись домой с прогулки, открыли дверь и увидели, как ваша мама лежит на полу без сознания, а отец делает ей искусственное дыхание?
Я испытал настоящее оцепенение от ужаса. Войдя в квартиру и увидев происходящее, я буквально замер от страха. В этот момент мы встретились глазами с отчимом — и оба не знали, что сказать друг другу. Я боялся, что если прямо сейчас быстро развернусь и убегу, отчим схватит меня и тоже «убьёт», как и маму. Поэтому я сделал вид, что всё нормально: сказал, что снова иду гулять, и медленно вышел из квартиры.
Оказавшись вне поля зрения отчима, я со всех ног помчался к бабушке, которая жила рядом. Когда я прибежал к ней домой, она уже собиралась уходить в магазин — я рассказал обо всём, что увидел в квартире, и мы вместе пошли к маме. Отчима дома уже не было, а мама сидела на диване, смотрела в одну точку и нервно дёргала ногой.
В тот момент она впервые задумалась уйти от отчима. Но этого мама так и не сделала.
Новый год
Я пытался поговорить с отчимом, объяснить ему, что так продолжаться не может. В четырнадцать лет я решился поговорить с ним на равных, как это делают взрослые люди. Едва я сказал, что устал от постоянных побоев и панических атак, от страха, который я испытываю регулярно, мне сразу же пришлось об этом пожалеть: отчим от ярости разбил кулаком настольную лампу, а затем набросился на меня — толкнул в стену, об которую я больно ударился головой. С этого момента наша совместная жизнь превратилась в настоящий ад.
Ночь 31 декабря. Ещё чуть-чуть, и наступит 2007-й год. Тогда я решил провести этот праздник с мамой и отчимом, потому что у бабушки незадолго до этого случился инсульт. Ничего не предвещало беды. За полчаса до полуночи мама захотела выйти из-за стола, чтобы покурить. Я не стал возражать, а отчима это вывело из себя — настолько, что он ударил её кулаком в голову. Она потеряла сознание и упала со стула на пол. Я вскрикнул, отчим посмотрел на меня, хотел тоже ударить, но я увернулся — тогда он просто смахнул на меня всё, что стояло на столе: тарелки, бокалы, напитки и еду. Всё, что я успел сделать — закрыть лицо.
Отчим вышел из кухни и пошел в другую комнату, чтобы привести нервы в порядок. Едва он пропал из зоны видимости, я бросился к маме, несмотря на то, что оба мы были в осколках посуды и остатках скинутой со стола еды. Она дышала. Я решил намочить тряпку, чтобы протереть ей лицо. Пока я гладил маму, сам не заметил, как начал плакать — в то время слезы текли у меня постоянно, и зачастую я даже не обращал на это внимания. Мама очнулась, но в этот же момент отчим вернулся на кухню. Он хотел ударить меня, но мать защитила — умоляла его не бить меня, как жертва умоляет убийцу не лишать её жизни.
Отчим послушался — подошел к холодильнику, достал бутылку шампанского, разлил её по трём оставшимся бокалам. За окном вовсю шумел праздник — гремели фейерверки и салюты, кричали люди, а мы с мамой сидели на полу и плакали. Пока нас трясло от страха и боли, отчим отхлебнул шампанского и с улыбкой сказал:
— Ну что, может, отметим все вместе, как нормальные люди?
Сам виноват
Время шло, а бабушке после инсульта лучше не становилось. Чтобы не напрягать её и дедушку заботой обо мне, я переехал к маме и отчиму: мне казалось, что лучше взять весь негатив на себя, чем подвергать любимых людей необходимости круглосуточно защищать меня от агрессии отчима. В итоге нагрузка оказалась тяжелее, чем я думал: к издевательствам в школе, к которым я привык, добавились унижения со стороны отчима.
Когда мне было пятнадцать лет, моя мама родила ребёнка от отчима. Так как они работали, вся ответственность за малыша легла на мои плечи. Едва вернувшись домой из школы, я сразу же принимался за ним ухаживать: гулял с ним, кормил, пеленал. Со мной он впервые научился говорить и ходить. Мама и отчим приходили домой поздно вечером, и только тогда я мог заняться уроками — на хобби и личные интересы у меня просто не хватало времени.
В один такой обычный вечер я передал ребёнка своему отчиму, вернувшемуся домой, и отправился делать уроки. Мне нужно было взять из серванта учебник, но добраться до него мешала стопка книг внутри. Я открыл стеклянную дверцу и уже было взял в руки эту стопку, как вдруг увидел, что ребёнок остался без присмотра: своей головой он мог в любой момент задеть острый стеклянный угол дверцы шкафа. Каким-то чудом мне удалось убрать ребенка и не сломать при этом злополучную дверцу.
Отчима это не беспокоило: он схватил ладонью моё лицо и ударил головой об стену, а потом ещё раз ударил кулаком в живот.
То, что случилось, разозлило меня, ведь в соседней комнате на диване лежал отец этого ребёнка, тот самый человек, который должен за ним следить. Я пошёл к отчиму, пялившемуся в телевизор, и сказал, что вместо ящика стоит присмотреть за собственным сыном, который чуть не убился. Хотя мне казалось, что с дивана его ничего не сдвинет, после моих слов он вскочил и подлетел ко мне всего за пару секунд.
Учебники, которые были у меня в руках, с грохотом упали на пол после первого удара в грудь. В тот момент я не думал о себе — я боялся, что учебники могли упасть на ребёнка и причинить ему вред. Отчима это не беспокоило: он схватил ладонью моё лицо и ударил головой об стену, а потом ещё раз ударил кулаком в живот.
На вопрос мамы, что случилось, отчим просто сказал, что я охуел и что больше я с ними не живу. Побитый, в соплях и слезах я собирал все свои вещи в огромную спортивную сумку, которую он мне дал. Мама не встала на мою сторону: видя, как я еле несу тяжёлую сумку, понимая, что на улице ночь и мороз почти в минус тридцать, единственное, что она сделала — это прошипела мне в ухо: «Сам виноват».
Когда я добрался до бабушки, от тяжести и холода у меня на руке треснула кожа. Я хотел умереть.
Детская каша
Мама и отчим жили в доме в обычной девятиэтажке. Однажды мы сидели на маленькой кухне — мама кормила ребенка детской кашей, а я решал задачи по математике. Неожиданно пришёл отчим и начал вести со мной агрессивную беседу: я не помню, с чего она началась, но перед моими глазами до сих пор стоит её финал — тарелка с кашей полетела прямо в меня, а мама получила удар в лицо.
Ребенок, который всё это видел, начал плакать — отчим взял его на руки и унёс в другую комнату. Мама лежала на полу. Я проверил у неё пульс и, поняв, что она жива, вышел из квартиры, чтобы позвать кого-то на помощь.
Первым делом я решил позвонить в квартиру соседям, но вид испуганного подростка, с ног до головы облепленного кашей, явно их испугал. К себе они меня не пустили, но пообещали, что сейчас же позвонят дедушке и попросят его забрать меня. У меня начиналась истерика, я понимал, что мне нужно спрятаться, иначе меня найдет отчим. Убегать на улицу или бегать по этажам в таком виде было нельзя. Я помнил, что на одном из этажей была кладовая: я пошёл туда и спрятался внутри, пробравшись через сломанное в двери окно.
Внутри оказался большой платяной шкаф. Услышав, как отчим выходит на лестничную площадку и начинает ходить по этажам, чтобы меня найти, я полез внутрь этого шкафа и закрыл за собой дверцу — даже если отчим доберется до кладовой, он не сможет меня увидеть. Так и получилось: он прошёл мимо, даже не заглянув в помещение, а потом спустился на первый этаж. Вспоминая об этом сейчас, я понимаю, насколько это было метафорично, ведь в тот момент я прятался в шкафу во всех возможных смыслах этих слов.
Однажды ночью я проснулся от крика и плача, который раздавался из коридора. Я чуть приподнялся в кровати и увидел, как отчим бьет маму ногами в живот.
Через некоторое время я услышал, как меня зовёт дедушка. Я был горд за него, ведь ему снова удалось меня спасти. Я отмылся, собрал свои вещи и окончательно переехал к ним с бабушкой, а к маме приходил только в гости.
О немцах и людях
Настоящим адом для меня были семейные праздники. В это время в дом всегда съезжались все наши родственники, и, хотя никто из них не буянил и не скандалил, агрессивное поведение отчима достигало своего апогея. Под удар попадал и дедушка: отчим терпеть не мог, когда он рассказывал о себе, своей семье и принадлежности к немецкой нации.
Очередной взрыв произошёл на Пасху: вся семья сидела за большим столом, и дедушка начал рассказывать один эпизод из своей жизни. История была прервана криком отчима:
— Я — русский! А вы, немцы, — мрази, — заорал он, повалив дедушку на пол и нанося ему удары по лицу и по рёбрам. Бабушка, несмотря на своё состояние, пыталась его оттащить, но отчим оттолкнул её и она улетела прямо в стену.
Отчим избивал его до тех пор, пока не выдохся. На дедушке не было живого места: целый месяц его тело и лицо были фиолетового цвета.
Что ты делаешь?
Когда мне было шестнадцать лет, мама и отчим решили продать свою квартиру и заняться строительством собственного загородного дома. На какое-то время они вместе с ребенком переехали к нам с бабушкой и дедушкой: вместе с отчимом они заняли мою комнату, а я перебрался в общую залу.
Однажды ночью я проснулся от крика и плача, который раздавался из коридора. Я чуть приподнялся в кровати и увидел, как отчим бьет маму ногами в живот.
— Что ты делаешь?! — закричал я. Отчим в тот же момент залетел ко мне в комнату: за какие-то миллисекунды до того, как его кулак налетел на моё лицо, я успел прикрыться одеялом и тем самым смягчить удар.
Я продолжал лежать в кровати, когда он вышел. Сильнее чувства страха в этот раз было нежелание — нежелание вылезать из-под одеяла, нежелание защищать маму. Вскоре проснулись бабушка и дедушка. Выяснилось, что отчим избил маму за неуважение к его родителям: мать не хотела ехать в гости к родственникам.
Через несколько часов после этого они, улыбаясь и изображая из себя счастливую пару, всё-таки поехали к родителям отчима — сделав вид, будто ничего и не было.
Улыбка
Спустя полгода после тех событий я снова жил у матери и отчима. Бабушку к тому времени окончательно парализовало: дедушка, несмотря на свой возраст, целыми днями ухаживал за ней, и забота о подростке была для него уже непосильна.
Я продолжал быть няней для своего брата, совмещая учёбу с уходом за ребёнком и еле находя время на самого себя. Была зима, время корпоративов, и мама с отчимом, конечно, тоже однажды отправились на вечеринку с коллегами, оставив меня с братом. В тот вечер я, как обычно, поиграл с ним, покормил и уложил спать. Я сделал всё, кроме одного: не надел на него подгузник. Я просто забыл об этом и, уставший, сел играть в приставку.
Ближе к ночи мать и отчим вернулись с корпоратива. Едва проверив ребёнка, подвыпившая мама вылетела из детской с криком:
— Какого хуя он не спит?! Ты вообще чем думаешь? Я должна была прийти отдыхать, а теперь мне нужно снова укладывать его спать!
Я пытался объяснить ей, что сделал всё, что было нужно, и забыл всего лишь одну вещь. Но разговаривать с ней было невозможно — она была пьяна и зла.
Выясняя отношения, мы переместились на кухню. Мать схватила меня за шею и начала душить. Тут я увидел отчима: он стоял рядом, наблюдал и улыбался. На лице мамы тоже была улыбка: ей очень нравилось то, что она со мной делала. Отчим остановил её только когда увидел, что я начинаю терять сознание.
Поправив на себе одежду, она вышла из кухни и отправилась укладывать ребёнка. Тут за меня взялся отчим. Он схватил меня за футболку и прижал к стене так, что я не мог пошевелиться. Зажав меня таким образом, он сказал, что я во всём должен слушаться взрослых и делать всё, что мне говорят.
Чуть позже я лежал в своей кровати и плакал. Я понимал, что у меня никого нет, кроме дедушки: если его не станет, то и я, и бабушка останемся одни, и некому будет нас защитить.
За стенкой раздавались стоны матери и отчима. Они не пытались даже скрывать их, хотя в доме были дети. Я желал им сдохнуть. Они были достойны друг друга.
Другая жизнь
После окончания школы я начал заниматься своей личной жизнью. Это позволило мне взглянуть на себя с другой, новой стороны. В семнадцать лет я понял, что люди считают меня красивым, что они видят во мне какие-то плюсы, которых я после череды унижений и насмешек упорно не замечал.
В тот же момент я впервые влюбился в парня, моего ровесника, перед которым я под давлением чувств даже сделал каминг-аут. Мне казалось, что с ним моя жизнь изменится, что я уеду к нему, мы будем жить вместе и спасёмся от всего этого безумия.
Он ничего не знал о том, что происходит у меня в жизни на самом деле. Когда я рассказал ему о своей матери и отчиме, он в ответ на мой крик души произнёс: «Извини, ничем помочь не могу. Я не готов взять на себя такую ответственность». Я думал тогда, что попал в ад.
Спустя месяц я познакомился с другим парнем, который жил в Москве. Я несколько раз приезжал к нему, но мы были больше друзьями, чем парой. Я не стал от него утаивать своё прошлое и, спустя какое-то время, рассказал обо всём. Он пообещал, что я могу рассчитывать на его поддержку.
Вернувшись домой после одной из таких встреч, я обнаружил полный бардак в своей комнате: отчим перерыл все мои шкафы и ящики, прочитал переписки на компьютере и узнал, что я гей. Дома его в тот момент не было: он позвонил мне и сказал, что хочет встретиться со мной для «важного» разговора.
Я понимал, что эта беседа после стольких лет обоюдной ненависти ничем хорошим не закончится. Я написал своему другу — сказал, что дома всё узнали, что я не знаю, что делать. Он предложил мне собрать свои вещи и приехать к нему.
Это была одна из самых страшных ночей в моей жизни. Я не мог уснуть, ходил по квартире и вздрагивал от каждого шороха, боясь, что вернулся отчим.
Рано утром я сел на один из первых поездов до Москвы и уехал из родного города, перечеркнув всю ту жизнь, что была у меня раньше.
Эпилог
Когда я сбежал из дома, мне только-только исполнилось 18 лет. Я был полностью предоставлен себе, без всей той помощи, что обычно есть у ребят из заботливых семей. Тогда я не понимал, что мне делать, кем быть и что мне готовит завтрашний день.
Спустя год, в сентябре 2010, зазвонил мой телефон, который до этого постоянно молчал. На другом конце был отчим. Я испугался, мне казалось, что он находится совсем рядом, что меня нашли. «Но как так?» — подумал я. — «Я же ведь скрывал любую информацию ото всех, неужели он подключил свои связи?»
Он лишь сказал «привет» и спросил о моих делах. Мой страх отпустил меня в тот же момент: он не знал, где я нахожусь.
Я всё ещё боялся с ним говорить, но тот факт, что я нахожусь от него за много километров, меня уже радовал и придавал сил. Ответив, что у меня всё хорошо, он продолжил выведывать у меня информацию. Когда я слушал его, у меня в голове что-то перещёлкнуло, я понял, что могу его больше не бояться, хотя моя дрожь в теле говорила совсем об обратном. Но я не хочу больше его бояться! Совсем не хочу.
— Я живу в Москве, свой адрес тебе не скажу. У меня всё хорошо. У меня есть парень и я занят своими делами.
Это был тот момент, те слова, которые окончательно оборвали всю нашу с ним 15-летнюю связь — мой каминг-аут, пусть и через телефонный звонок. Ему нечего было мне сказать, а я больше не хотел терпеть его сопение.
— Вот как. Ясно. Ну тогда удачи тебе, — сказал он, закончив разговор.
На этом моменте я выдохнул, а меня всего трясло в течении 15 минут. Я справился? Неужели я действительно справился?
С момента побега и после нескольких месяцев адаптации, я стал меняться как человек, как личность. Хоть по жизни у меня и встречались неприятные и тяжелые моменты, но я держался несмотря ни на что. Я всегда осознавал, что у меня нет запасного семейного убежища, какое есть у тех же «ребят из заботливых семей». Либо ты борешься за своё счастье, либо тебя затопчут, без шанса на восстановление.
Та жестокость, то испытание, что было в моей жизни — всё это помогло стать человеком с сильным характером, хоть и цена всего этого — моё детство. Того детства, о котором я всегда мечтал. Которое я видел в фильмах или читал в книгах. Это когда о тебе заботятся, а дома царит уют и покой. Я жил подобным и надеялся.
Не знаю, каким чудом, но мне удалось сохранить добро и искренность в своём сердце, чтобы не быть тем чудовищем, что было рядом со мной на протяжении всего взросления.
10 лет спустя в моей жизни появилась настоящая семья. У меня любящий, искренний и просто добрейший мужчина, с которым я могу быть самим собой. А так же его любящая и заботливая мама, которая мне заменила бабушку, и стала той матерью, которой у меня никогда не было, но о которой я всегда мечтал. И пусть мне пришлось ждать 24 года, но эта семья — счастье, за которое стоило побороться.
Пусть я болезненно скучаю по бабушке и дедушке, которые так часто снятся мне. Пусть я скучаю по своим детским годам, но я бы ни за что не согласился прожить все те моменты, пропитанные болью и отчаянием. От всех воспоминаний из прошлого, не зависимо от того, как я их переживаю — мысленно, словесно или письменно, у меня всегда возникает нервозная дрожь в теле. Это те душевные травмы, которые будут всегда со мной, которые ничем не вырезать и не забыть.
Дети вырастают, а ошибки родителей будут с ними до конца их жизненного пути.
Иллюстрации: Иван Перовский
