Высо́ко над семьёю гор,
Казбек, твой царственный шатёр
Сияет вечными лучами.
Твой монастырь за облаками,
Как в небе реющий ковчег,
Парит, чуть видный, над горами.
Далекий, вожделенный брег!
Туда б, сказав прости ущелью,
Подняться к вольной вышине!
Туда б, в заоблачную келью,
В соседство Бога скрыться мне!
Говорят, эти строки А. С. Пушкин посвятил Церкви Святой Троицы в грузинском селе Гергети. Четырнадцатый век, единственная в округе крестово-купольная церковь. Маленькое строение, неспроста возведённое на вершине крутобокой горы у подножья белогривого Казбека. Холод, ветер и безлюдье. И только ёжится под порывами маленький храм. Воистину место для общения с Вселенной.
Прочитав такие слова, наверняка не представляешь того, что на самом деле скрывается за поэтическим образом. Широкая, размытая дорога змейкой устремляется к вершине, а по ней, как по шоссе, снуют туда-сюда микроавтобусы и внедорожники жителей соседней Степанцминды. Толпы ничего больше не делающих здоровых и пригодных к любому труду мужчин целыми днями кружатся, будто вороньё, на главной площади городка и любыми способами цепляют проезжих и заезжих туристов, чтобы затащить их к раскрученному через интернет месту на своих авто. По дороге наверх пройти невозможно — такой поток заезжего народа с комфортом доставляется к потерявшей своё значение обители. Лишь несколько желающих хоть что-то на самом деле прочувствовать пробираются пешей тропой, чтобы вместо близости космоса снова попасть в «туристическую Мекку», затоптанную до полусмерти ничего ни в чём не понимающих зевак.
Зеваки едут отовсюду. Израиль, Китай, Малайзия, Россия, Украина… Всех не перечислишь. Именуемые туристами люди лазают по церкви в любых одеждах, включая короткие юбки, забираются внутрь без оглядки на степень покрытия головы, таращатся на остатки былой вероисповедной глубины. Служитель в соответствующем одеянии не вкушает плоды своей веры в уединении, а следит за порядком, атакуемый оголтелым «турьём». Бесконечный поток фотоснимков и «селфи» на фоне разрекламированной груды камней, крики на разных языках, рёв автомобилей, сменяющих друг друга на стоянке под двумя голубыми кабинками биотуалетов. И ни капли поэтических ощущений от того, что побывал в месте, для кого-то святом.
Человек исторически не живёт просто так. Сознание всему придаёт смысл. Если что-то не имеет или теряет значение, человеку это уже не важно, оно уже не часть его жизни. И раз кто-то нашёл в себе силы затащить камни на вершину подветренной горы и построить там храм для уединения, то это имеет смысл для него и больше ни для кого. И уж точно он не думал, не гадал, что когда-то кому-то придёт в голову водить сюда толпы людей безо всякого понимания, чтобы они просто шумели и ставили мысленно галочки «я тут был», «я это видел». Вопрос ведь к такому любопытному: а зачем ты там был и это видел?
Грузия превращается в туристическую страну. На современном языке это означает, что её заполняют местами проживания и кормления иностранцев и всем, что указывает на и доставляет до всех мест и объектов, которые когда-то были значимы для грузин и иных тут живших народов, а также тех, что додуманы были уже в нашу эпоху. «Потёмкинские деревни» для увеселения праздной скучающей толпы вырастают как грибы, заставляются китайскими сувенирами под местный колорит, а сам этот колорит становится частью вывесок, тиражируется на манер поп-арта. Местные жители перепрофилируются в таксистов, зазывал, держателей гостевых домов, рестораторов и другой обеспечивающий аттракционы персонал.
Это напоминает историю Сухого моста в Тбилиси. Сразу после обретения независимости от СССР в столице было в буквальном смысле нечего есть. Всё остановилось, работы не стало, и горожане стали выходить на этот мост и торговать на существующем и поныне блошином рынке предметами из своих домов — от антиквариата и картин до обычного бытового хлама. Сегодня целая страна, так и не восстановив своего обеспечивающего самостоятельность хозяйства, вынесла на продажу свой «антиквариат». То, что построили их предки с определённой целью, граждане маленького государства превращают в достопримечательности для зевак, то есть продают на блошином рынке туризма. Желающему познать настоящую грузинскую жизнь, культуру, известное исстари гостеприимство, нужно долго и упорно искать, продираться сквозь кричащие и желающие от тебя в первую очередь денег толщи лентяев.
Однажды я путешествовал в одиночку по Испании, и меня занесло в Севилью. В каждом городе по пути попадались рекламы «ужина с фламенко»: за отдельные (и немалые) деньги предлагалось прийти в расписное кафе, съесть ужин и посмотреть «настоящий испанский танец страсти». А мне, напротив, казалось, что всё это искусственное, показное, «не то», и я не шёл. В севильском хостеле частый гость города Бернар предложил пройтись с ним по питейным заведениям. Предложение было принято, и вторым же местом оказался шумный бар с патио в цыганском квартале Триана, где когда-то фламенко и зародилось, на галдящем берегу Гвадалквивира. В разгар веселья Бернар ткнул меня в бок и шепнул: «Смотри!». Со стороны патио в заведение зашли четверо — двое мужчин и две женщины. Один мужчина с гитарой. Женщины — в ярких цыганских одеждах. Они сначала тихонько присели в тёмном углу недалеко от нас и стали совещаться, что-то прихлопывать, притопывать. А потом, как по команде, двинулись сквозь толпу в центр заведения. Гости притихли и собрались, как могли второпях, полукругом. И началось. Не согласно рекламе, не за отдельные деньги, а вот так, как это и должно происходить на самом деле, бил по струнам такаор, голосил кантаор, а женщины по очереди отплясывали тот самый «танец страсти» для местных жителей. Бернар потом долго смеялся надо мной, так как всё представление наблюдал за моим открытым ртом.
Знаете, где в Грузии была обнаружена, например, самая вкусная еда? Там, где обедают сами грузины. Это небольшие заведения, в них нет ни слова на другом языке, и еда там стоит столько, сколько может себе позволить среднего достатка грузин, а не заезжий с долларами. Эти заведения не имеют ярких вывесок, и внутри они предельно просты. При этом их работники так же приветливы, даже если ты не можешь говорить с ними на одном языке. Из-за незнания местной речи тебе нужно немного потрудиться, чтобы отведать то искренне и с душой сделанное, чем они действительно гордятся, но труды твои всегда будут вознаграждены. Случаи подобного поиска и нахождения правды можно перечислять бесконечно, но суть одна: в наш век только свернув с туристической тропы можно случайно окунуться в настоящее вместо подставной и показной истории.
Давайте немного пофантазируем. Представьте себе маленькую самодостаточную страну с собственной старой культурой и своими средствами к существованию. Нет, это не закрытая страна, люди в ней гостеприимны и приветливы, среди них безопасно. Но им и в голову не приходит приглашать к себе специально любопытных туристов, строить для них отели и превращать внешние признаки своей культуры в аттракцион с несуществующими элементами. Жители этой страны не идут поголовно в таксисты, официанты и продавцы сувениров. Они работают и обеспечивают себя всем необходимым, им не чужды достижения современной техники, но между тем они живут на своей земле, едят свою еду — их кухня возможно известна в мире, танцуют свои танцы и содержат свои дома и иные строения для своих целей. Приехавшему в эту страну человеку не нужно преодолевать множество бюрократических преград, но его никто специально не будет за определённую сумму денег катать, селить, кормить и веселить. Ему нужно будет запастись уважением к этой культуре и к этому жизненному укладу, научиться общаться, ездить на местном транспорте, есть местную еду, находить жильё и пользоваться местной валютой, возможно — хоть немного узнать местный язык, а там и настоящую, живую, непоказную культуру. И только тогда он сможет проникнуть в традицию и в саму тайну этой жизни, а потом сказать: «Я там был!».
Прочитав такие слова, наверняка не представляешь того, что на самом деле скрывается за поэтическим образом. Широкая, размытая дорога змейкой устремляется к вершине, а по ней, как по шоссе, снуют туда-сюда микроавтобусы и внедорожники жителей соседней Степанцминды. Толпы ничего больше не делающих здоровых и пригодных к любому труду мужчин целыми днями кружатся, будто вороньё, на главной площади городка и любыми способами цепляют проезжих и заезжих туристов, чтобы затащить их к раскрученному через интернет месту на своих авто. По дороге наверх пройти невозможно — такой поток заезжего народа с комфортом доставляется к потерявшей своё значение обители. Лишь несколько желающих хоть что-то на самом деле прочувствовать пробираются пешей тропой, чтобы вместо близости космоса снова попасть в «туристическую Мекку», затоптанную до полусмерти ничего ни в чём не понимающих зевак.
Зеваки едут отовсюду. Израиль, Китай, Малайзия, Россия, Украина… Всех не перечислишь. Именуемые туристами люди лазают по церкви в любых одеждах, включая короткие юбки, забираются внутрь без оглядки на степень покрытия головы, таращатся на остатки былой вероисповедной глубины. Служитель в соответствующем одеянии не вкушает плоды своей веры в уединении, а следит за порядком, атакуемый оголтелым «турьём». Бесконечный поток фотоснимков и «селфи» на фоне разрекламированной груды камней, крики на разных языках, рёв автомобилей, сменяющих друг друга на стоянке под двумя голубыми кабинками биотуалетов. И ни капли поэтических ощущений от того, что побывал в месте, для кого-то святом.
Человек исторически не живёт просто так. Сознание всему придаёт смысл. Если что-то не имеет или теряет значение, человеку это уже не важно, оно уже не часть его жизни. И раз кто-то нашёл в себе силы затащить камни на вершину подветренной горы и построить там храм для уединения, то это имеет смысл для него и больше ни для кого. И уж точно он не думал, не гадал, что когда-то кому-то придёт в голову водить сюда толпы людей безо всякого понимания, чтобы они просто шумели и ставили мысленно галочки «я тут был», «я это видел». Вопрос ведь к такому любопытному: а зачем ты там был и это видел?
Грузия превращается в туристическую страну. На современном языке это означает, что её заполняют местами проживания и кормления иностранцев и всем, что указывает на и доставляет до всех мест и объектов, которые когда-то были значимы для грузин и иных тут живших народов, а также тех, что додуманы были уже в нашу эпоху. «Потёмкинские деревни» для увеселения праздной скучающей толпы вырастают как грибы, заставляются китайскими сувенирами под местный колорит, а сам этот колорит становится частью вывесок, тиражируется на манер поп-арта. Местные жители перепрофилируются в таксистов, зазывал, держателей гостевых домов, рестораторов и другой обеспечивающий аттракционы персонал.
Это напоминает историю Сухого моста в Тбилиси. Сразу после обретения независимости от СССР в столице было в буквальном смысле нечего есть. Всё остановилось, работы не стало, и горожане стали выходить на этот мост и торговать на существующем и поныне блошином рынке предметами из своих домов — от антиквариата и картин до обычного бытового хлама. Сегодня целая страна, так и не восстановив своего обеспечивающего самостоятельность хозяйства, вынесла на продажу свой «антиквариат». То, что построили их предки с определённой целью, граждане маленького государства превращают в достопримечательности для зевак, то есть продают на блошином рынке туризма. Желающему познать настоящую грузинскую жизнь, культуру, известное исстари гостеприимство, нужно долго и упорно искать, продираться сквозь кричащие и желающие от тебя в первую очередь денег толщи лентяев.
Однажды я путешествовал в одиночку по Испании, и меня занесло в Севилью. В каждом городе по пути попадались рекламы «ужина с фламенко»: за отдельные (и немалые) деньги предлагалось прийти в расписное кафе, съесть ужин и посмотреть «настоящий испанский танец страсти». А мне, напротив, казалось, что всё это искусственное, показное, «не то», и я не шёл. В севильском хостеле частый гость города Бернар предложил пройтись с ним по питейным заведениям. Предложение было принято, и вторым же местом оказался шумный бар с патио в цыганском квартале Триана, где когда-то фламенко и зародилось, на галдящем берегу Гвадалквивира. В разгар веселья Бернар ткнул меня в бок и шепнул: «Смотри!». Со стороны патио в заведение зашли четверо — двое мужчин и две женщины. Один мужчина с гитарой. Женщины — в ярких цыганских одеждах. Они сначала тихонько присели в тёмном углу недалеко от нас и стали совещаться, что-то прихлопывать, притопывать. А потом, как по команде, двинулись сквозь толпу в центр заведения. Гости притихли и собрались, как могли второпях, полукругом. И началось. Не согласно рекламе, не за отдельные деньги, а вот так, как это и должно происходить на самом деле, бил по струнам такаор, голосил кантаор, а женщины по очереди отплясывали тот самый «танец страсти» для местных жителей. Бернар потом долго смеялся надо мной, так как всё представление наблюдал за моим открытым ртом.
Знаете, где в Грузии была обнаружена, например, самая вкусная еда? Там, где обедают сами грузины. Это небольшие заведения, в них нет ни слова на другом языке, и еда там стоит столько, сколько может себе позволить среднего достатка грузин, а не заезжий с долларами. Эти заведения не имеют ярких вывесок, и внутри они предельно просты. При этом их работники так же приветливы, даже если ты не можешь говорить с ними на одном языке. Из-за незнания местной речи тебе нужно немного потрудиться, чтобы отведать то искренне и с душой сделанное, чем они действительно гордятся, но труды твои всегда будут вознаграждены. Случаи подобного поиска и нахождения правды можно перечислять бесконечно, но суть одна: в наш век только свернув с туристической тропы можно случайно окунуться в настоящее вместо подставной и показной истории.
Давайте немного пофантазируем. Представьте себе маленькую самодостаточную страну с собственной старой культурой и своими средствами к существованию. Нет, это не закрытая страна, люди в ней гостеприимны и приветливы, среди них безопасно. Но им и в голову не приходит приглашать к себе специально любопытных туристов, строить для них отели и превращать внешние признаки своей культуры в аттракцион с несуществующими элементами. Жители этой страны не идут поголовно в таксисты, официанты и продавцы сувениров. Они работают и обеспечивают себя всем необходимым, им не чужды достижения современной техники, но между тем они живут на своей земле, едят свою еду — их кухня возможно известна в мире, танцуют свои танцы и содержат свои дома и иные строения для своих целей. Приехавшему в эту страну человеку не нужно преодолевать множество бюрократических преград, но его никто специально не будет за определённую сумму денег катать, селить, кормить и веселить. Ему нужно будет запастись уважением к этой культуре и к этому жизненному укладу, научиться общаться, ездить на местном транспорте, есть местную еду, находить жильё и пользоваться местной валютой, возможно — хоть немного узнать местный язык, а там и настоящую, живую, непоказную культуру. И только тогда он сможет проникнуть в традицию и в саму тайну этой жизни, а потом сказать: «Я там был!».
