ny3En9pct9qFhQtBJ

«Фальсификация — это зашквар». Писатель Герман Садулаев о вегетарианстве, спецоперации, пропаганде и интимной гигиене

«Фальсификация — это зашквар». Писатель Герман Садулаев о вегетарианстве, спецоперации, пропаганде и интимной гигиене / Россия, общество, Украина, личный опыт, литература, писатели, черный юмор, политика, интервью, пропаганда, культура, юмор, война — Discours.io

Когда мужчина идёт на войну, его член вырастает до небес, — считает писатель Герман Садулаев. Он называет себя пропагандистом или, по-советски, агитатором и поддерживает спецоперацию и символику Z. В то же время Садулаев — брахманист и вегетарианец, «официально великий писатель русской земли» и сторонник социалистического евразийства. В продолжении серии интервью, в которых журналистка Диана Рахманова задаёт известным писателям вопросы в стиле школьной анкеты — только про секс, смерть и наказания в детстве, Герман Садулаев рассказывает, кто пишет лучше него, почему ему снятся мёртвые, какими риторическими приёмами пользуются агитаторы, что может оскорбить писателя, кого бы он аккуратно уничтожил орбитальным оружием, зачем России нужно встать на путь социального государства и какими средствами гигиены лучше пользоваться после туалета.

После «Карантина» всё хотела спросить Германа про интерес к девочкам, но потом прочитала книгу «Земля-воздух-небо» и догнала его идею. Мне больше нравятся люди, которые говорят: «Ну да, я сексист», чем те, которые в одной компании за феминизм, а в другой осуждают все «эти новые штуки». Хотя я сама иногда бываю таким мимикрирующим существом: мне сейчас Германа Садулаева надо так поспрашивать, чтобы мои друзья, которые сейчас в Мюнхене, Берлине, Тбилиси и Париже, не слали мне длинные осуждающие сообщения в инсте.

«СССР — это лучшее, что с нами было». О символике Z, бессмысленных разговорах и цивилизации Россия-Евразия

— Как вы относитесь к символу, которым стала «Z»?

Хорошо отношусь. Люблю такое.

— Чем же? Скоро чрезмерность присутствия в нашей жизни «Z» приблизится к бессмысленному количеству NFT-обезьянок.

Да нет никакой чрезмерности. Мне кажется, наоборот, есть недостаток символа «Z». И вообще, символического в нашей жизни. С этой специальной военной операцией мы стали возвращать себе территорию символического, без которого нет настоящей жизни. Без символов, без идей жизнь — только рынок и ротожопа.

— Мне кажется, что после 24 февраля мемы в интернете стали смешнее. Думаю, это из-за отчаяния, которое свалилось на людей. Что вас сильнее всего поразило за прошедший месяц?

Да, много смешных и трогательных видео. Например, можно выделить жанр «котики на войне». Ничего не поразило, ко всему был готов.

— Во что вы верите? Может вас что-либо оскорбить?

Как ни странно, много во что верю. Но стараюсь не оскорбляться, когда мою веру не разделяют.

— Сможете вспомнить последнюю такую ситуацию?

Прямо сейчас многие мои знакомые встали на сторону врага и разгоняют фейки о зверствах российской армии. И мне пишут даже в личку. Зачем-то. А я верю в нашу армию. И в нашу миссию. Это как Великая Отечественная. Всякое может быть, но мандат от Бога, судьбы, истории у нас есть. Они пытаются даже лично меня оскорбить, задеть. Но не получается. Я говорю: «Ахмат — сила!» или «Харе Кришна!» — и прекращаю бессмысленный разговор.

— Увидела, что «Ваши новости» назвали вас «писатель-евразиец». Что это означает? Как вы объясняете себе то, что сейчас происходит в мире?

Да, я сторонник левого, или красного, или социалистического евразийства. Это такая философско-политическая доктрина. Она о том, что Россия-Евразия — отдельная цивилизация, не Восток и не Запад. Что народы Евразии связаны общей судьбой и СССР — это лучшее, что с нами было. Сейчас Россия-Евразия возвращается на своё место в мире. Но для достижения этой цели нам надо отказаться от олигархического капитализма и построить современную многоукладную экономику, просвещённое общество и социальное государство.

«Собственность для меня священна». О совести, снах с мертвыми близкими и этических проблемах живодёрства

— Человек перед вами, сам того не заметив, обронил купюру в пять тысяч. Как вы поступите?

Подниму, позову, отдам. Удовлетворение от маленького доброго поступка больше, чем от присвоения пяти тысяч рублей. Вот если бы пять миллионов случайно попали мне на счёт — тогда в зависимости от того, чьи они. Если бедная семья всю жизнь собирала на студию в Девяткино, то отдам, конечно. А если олигархическая иностранная корпорация лоханулась — постараюсь не отдавать. Собственность для меня не священна.

— Вам часто снится секс?

Нет, только мёртвые.

— Мёртвые — ваши знакомые/близкие? Мне обычно зомби снятся.

Мертвые снятся как живые. Они и есть живые. Мы пока это не понимаем. Но в своё время поймём.

— Кажется, что вы никогда не ошибаетесь и контролируете всё на 100%. Тяжело ли вам это даётся? Когда вы расслабляетесь?

Никогда так не думал. Наоборот, мне кажется, что я постоянно ошибаюсь, косячу и всё делаю не так. Поэтому всегда в отчаянии и напряжении. Никогда не расслабляюсь. Не умею.

— Как вас наказывали в детстве?

Покойная мама била тапком. Было не столько больно, сколько обидно. Но била за дело. Так что всё нормально.

— Если я могу об этом спрашивать, вы со своей дочерью как-то обсуждали секс и отношения с мальчиками?

Моей старшей дочери 25 лет. Секс мы, конечно, не обсуждаем, у нас это не принято. Но отношения обсуждали много раз. Она всегда открывается мне, а я ей.

— Вы больше собак любите или кошек?

Никого не люблю. Звери должны жить на природе или, например, в селе. Где у них есть двор-огород, территория. Жить в одной квартире с собакой это не по-брахманически. К тому же, у меня аллергия на шерсть.

— Прочитала ваш текст про этические проблемы животноводства. Очень крутой! Вы сами едите мясо?

Нет, я не ем мяса.

— А что-то из продуктов животного происхождения?

Да, ем молочку. Теоретически её можно получать от коров без насилия. Хотя проблема гораздо сложнее, чем формальное убийство или неубийство животных. Мы нарушили завет, мы лишили животных естественной среды обитания и загнали их в концлагеря агрокомплекса. Об этом я и пишу в тексте про этические проблемы животноводства.

«Когда мужчина идёт на войну, его член вырастает до небес». О будущем русской литературы, пропаганде и туалетной бумаге

— Как вы думаете, какой теперь будет современная русская литература?

Да такой же как и была. Каждый год будет выходить пять-шесть романов жанра «детиарбата» и про Зулейху. Я тоже буду писать, но меня почти никто не читает. Однако мне уже всё равно. В прошлом году я получил самую любимую, самую ценную, самую замечательную премию — «Ясная Поляна». Теперь я официально ВПЗР, я в Пантеоне, а кто меня не любит — те просто мне завидуют.

— Как вам Нацбест этого года?

Ничего не читал, не смотрел, не знаю. Мой роман никто не номинировал. Ни в какое жюри меня не пригласили. А на «удафф.ком» мы ещё в юности научились: про меня нет, значит крео говно. Вы, наверное, не знаете, что такое «удафф.ком». Вас ещё не было на свете. Послушайте, я всё знаю про современную русскую литературу. Я сам один из лучших русских писателей. Лучше меня пишут только человек девять: Пелевин, Юзефович, Прилепин, Водолазкин, Елизаров, ещё кое-кто. Ещё человек десять пишут примерно так же, как я. Все остальные хуже. Тех, кто лучше меня, я читаю и без всяких Нацбестов. Тех, кто наравне со мной, особенно своих друзей, я тоже читаю — всё, что они напишут. А тех, кто пишет заведомо хуже, чем я, я читаю только когда обязан делать это как член жюри.

— После вашей книги «Земля-воздух-небо» захотелось больше читать прозы про войну. Можете ли вы что-нибудь бодренькое посоветовать?

Если про войну, то Владислав Шурыгин, это из наших современников. Его «Письма мёртвого капитана» и другие книжки. Конечно, Захар Прилепин. И вся советская «лейтенантская» проза.

— Герой книги идёт воевать, потому что его перестала торкать жизнь и член у него маленький (ещё и не стоит) — так он говорит своей жене. Я в восторге от этой шутки. Конечно, я думаю, что книга у вас дикая. Расскажите, как вы её писали?

Вот так и писал — в диком каком-то состоянии, по ночам. Мне казалось, что этот текст разорвёт мир на части. Ну, так всегда кажется. И почему вы решили, что это шутка?

— То есть, вы уверены, что одна из уважительных причин рисковать жизнью на войне — это размер члена?

Это символический член. У всех, кто сидит дома и боится войны, член становится очень маленьким — всё меньше и меньше, пока не исчезнет. Они становятся женщинами, а женщины становятся над ними мужчинами. Когда же, наоборот, мужчина идёт на войну, его член вырастает до небес и он может трахнуть всю вселенную. Об этом писал Эрнст Юнгер. Да и Гомер тоже.

— Если бы у вас была возможность орбитальным оружием (как в Акире) аккуратно уничтожить нескольких человек, то кто бы это был? Или вы бы отказались от такой возможности?

А сколько можно уничтожить? Можно побольше? Хотя бы пару тысяч?

— Ваша воля! Кого хотите, сколько хотите! Я бы не смогла никого убить, да и желания убивать у меня нет.

А если вы знаете, что есть нелюди, мучающие женщин, стариков и детей, и покончить с этим можно только уничтожив их? Вы не станете убивать и будете спокойно смотреть на мучения невинных? А если убить пару тысяч ублюдков нужно для того, чтобы спасти весь мир от скатывания в Третью мировую, в ядерную войну, в которой погибнут два миллиарда людей, вы тоже не сможете нажать кнопку аккуратного орбитального оружия? Я знаю, вы скажете, что не готовы брать на себя роль судьи и ответственность за это решение. А я готов. Кто-то должен брать на себя ответственность. Мужчина убивает, чтобы устранить угрозу себе, своему дому, земле, женщинам и детям. Это нормально. Это мужчина. Вы, наверное, думаете, что мир — это сказочный лес, в котором живут розовые пони. Но это не так. От Украины и Америки исходит реальная угроза нашей жизни и нашей свободе. Если бы у меня было орбитальное оружие, я бы не сомневаясь уничтожил хотя бы остатки полка «Азов» в Мариуполе, чтобы наши солдаты и мирные жители там больше не погибали.

— Вы бы назвали себя пропагандистом? Или, может быть, вас так кто-то называет?

Да, я пропагандист. Или, скажем по-советски, агитатор.

— Какие способы пропаганды вы считаете зашкварными? Или все способы хороши?

В агитации мы используем сильную эмоциональную составляющую. Мы можем напирать на чувства, упрощать картину мира, использовать риторические вопросы, понятные образы, как я в ответе на вопрос об орбитальном оружии. В художественной литературе это недопустимо, даже в моих книжках всё иначе, всё сложнее и тоньше. Но в основе агитации должна быть правда. Должны быть факты. Ложь недопустима. Фальсификация — это зашквар.

— Извините, я здесь всё-таки ради дурацких вопросов: вы пользуетесь туалетной бумагой или водой? Я где-то читала, что бумага вредна для задницы.

Понимаю, вам нужно в финале снизить высказывание. Нормальный приём, я сам так делаю. Но это не дурацкий вопрос. Вы не знаете, но в определённых эзотерических кругах он серьёзно обсуждается. Просто большинству читателей это может быть не интересно. О себе скажу, что я стараюсь следовать строгим брахманическим стандартам чистоты. Поэтому после туалета мне нужно принять полное омовение.