Старейшей российской правозащитной организации, исследующей историю политических репрессий в СССР и защищающей тех, кого сегодня преследует государство, грозит ликвидация. Генпрокуратура настаивает на закрытии «Мемориала» из-за многократных нарушений закона об иноагентах — якобы организация не маркировала иноагентский статус в книгах и публикациях. Во время заседания по делу Мемориала 25 ноября более трёхсот человек пришли к Верховному суду России, чтобы выразить солидарность и поддержку организации, ставшей символом гражданского общества постсоветской России.
За тридцать лет работы «Мемориал» составил базы с информацией о 2,7 миллионах жертв политического террора, провёл несколько десятков общественных акций и художественных выставок, посвящённых памяти о погибших, собрал архивы о хронологии репрессий, карательных органах и ГУЛАГе, сопротивлении и реабилитации пострадавших, выпустил почти тридцать книг и справочников, открыл несколько программ защиты прав человека в России и Центральной Азии и продолжает документировать историю советских и современных политических преследований.
Поддержать «Мемориал» к Верховному суду пришли самые разные люди — пожилые и подростки, бизнесмены и педагоги, поэты, художники, юристы и даже священники. Все они считают закон об иноагентах репрессивным инструментом, а попытку ликвидировать «Мемориал» — давлением на общественную свободу, о котором нельзя молчать. Журналисты Костя Сиденко и Всеволод Королёв поговорили с собравшимися поддержать правозащитную организацию гражданами о том, почему они решились прийти к суду, чем так важен вклад «Мемориала» в историческую память, почему без истории не может быть будущего, зачем власти решили давить на организацию именно сейчас и к чему приведёт политика «завинчивания гаек» в отношении правозащитников.
Середина недели, будничное утро в центре Москвы. Люди, в одиночку или небольшими компаниями, стекаются вглубь Нового Арбата, на Поварскую, где сегодня в Верховном суде России будут проходить слушания по делу о ликвидации общества «Мемориал». У суда, по обеим сторонам улицы, проблесковыми маячками приветствуют демонстрантов два автозака широко известного 2-го спецполка. На улице кучкуется всё больше людей, сотрудники полиции теснят собравшихся к краям тротуара — по мнению правоохранителей, активные граждане «затрудняют движение пешеходов».
«Это заседание по иску Генеральной прокуратуры к Международному Мемориалу — оно пройдёт в Верховном суде и заявлено как основное заседание. На нем уже будет рассматриваться дело и, возможно, даже будут вынесены какие-то решения. Посмотрим, что сегодня будет», — так комментирует ситуацию директор Музея «Мемориала» Ирина Галкова.
«Мемориал» — международное историко-просветительское, правозащитное и благотворительное общество, учрежденное еще в СССР, в 1989 году, а начавшее свою деятельность с 1987 года. Тогда инициативная группа возникла в рамках содействия установке памятников жертвам политических репрессий. Целями и задачами «Мемориала» стали содействие развитию гражданского общества и демократического правового государства, исключающего возможность возврата к тоталитаризму, восстановление исторической правды и увековечение памяти жертв политических репрессий тоталитарных режимов.
Кроме ведения просветительской деятельности о репрессиях времен СССР и современной России, «Мемориал» действует также как музей, библиотека, архив и правозащитный центр, ведет актуальный список политзаключенных, публикует общественно-политическую документацию, устраивает лекции и просмотры фильмов о противоречивых событиях нашей истории, проводит общественные акции в память о жертвах террора. Одной из самых известных подобных акций является »Возвращение имен» — каждый год, 29 октября, перед днем памяти жертв политических репрессий, сторонники «Мемориала» приходят к Соловецкому камню, чтобы «взять свечу, листок с именем расстрелянного москвича и, отстояв длинную очередь, прочесть его имя в микрофон на всю Лубянскую площадь». В 2013 году правозащитный центр «Мемориал» был объявлен «иностранным агентом», а 11 ноября 2021 года Генпрокуратура РФ подала иск о ликвидации «Мемориала».
Публика у входа в здание Верховного суда, как уже было сказано, собралась разнородная. Мы пообщались с людьми, чтобы понять, что же объединило их всех в стремлении оказаться именно здесь.
Почему вы сегодня пришли к Верховному суду?
Владимир Неманов, юрист
Пришел потому, что считаю важным выразить солидарность, поддержать «Мемориал» в такую трудную минуту, в которой они оказались и они, и мы.
Катя Гущина, художница, автор выставки «Андрей Сахаров — академик совести»
Так как думаю, что каждый должен помогать тем, чем может. Я стараюсь помогать тем, что зову людей в «Мемориал». Сейчас в «Мемориале» висит моя выставка «Сахаров — академик совести», приглашаю вас прийти и посмотреть. Люди часто визуальные — им сложно воспринимать большие тексты, а когда они смотрят мои картинки, то как-то проще во всё погружаются. Единственное средство борьбы с тьмой, которое я знаю, — это смех, поэтому и картинки у меня смешные — на них Сахаров бегает от таких черных тараканов. Так я веду свою маленькую борьбу.
Протоиерей Олег Батов, священник
«Мемориал» занимается тем же, чем церковь. Я имею в виду сохранение памяти о новомучениках, жертвах репрессий. Так что эта родственность и близость задач «Мемориала» и церковной памяти, в первую очередь, и привела меня сюда.
Наталья Сергеевна Лелека, преподаватель
Потому что мы [с мужем] с самого начала поддерживали «Мемориал» — ходим на все акции, которые происходят 30-го и 29-го. И в этому году мы видео присылали…
Алла, юрист, в течение 15-ти лет работала с судьей Назаровой
В течение 15-ти лет до декабря 2012 года и «закона Димы Яковлева» я занималась международным усыновлением. Раньше это была разрешенная деятельность — слушания по каждому делу проходили в Мосгорсуде. Назарова Алла Михайловна, которая сегодня слушает дело по «Мемориалу», в течение 15 лет вела суды по международному усыновлению.
Еще раз повторюсь, что деятельность в то время была не запрещена формально и официально, по всем законам она была разрешенной, но, тем не менее, практика была такова, что если ты этот суд каким-то образом тормозишь, заваливаешь, принимаешь решения отрицательные — никто ругать тебя не будет и даже скорее похвалят. А любое положительное решение, тем более любое содействие этому решению, лишний запрос для того, чтобы прояснить ситуацию… Каждый свою ответственность понимал так, как понимает. Алла Михайловна всегда была на стороне детей и работать с ней было… «легко и приятно» нельзя сказать в этой сфере, но с ней работалось. Она помогала делать запросы, всегда была корректна, выслушивала, давала какие-то юридические советы. И сегодня у нее очень непростая миссия. Все мы знаем и о «телефонном праве», и о давлении на судей. Из-за этого я переживаю за нее, как переживала бы за своего близкого человека.
Мы привыкли считать, что те, кто где-то там, по ту сторону, — судьи, чиновники — это люди со знаком минус. Я скажу непопулярную вещь: как говорят, есть плохая система образования, но есть отличные учителя, есть отвратительная медицина, но есть прекрасные врачи, и, о ужас, у нас есть нормальные чиновники и нормально мыслящие судьи.
— То есть, вы считаете, в этом есть какая-то позитивная сторона дела, что именно она [Алла Назарова] будет его рассматривать?
Я надеюсь. По крайней мере, может, это будет по-человечески вне зависимости от того, какое решение будет принято.
Лев Рубинштейн, поэт и публицист
С какими чувствами я пришел? Главное чувство — это поддержать своих друзей, которые и есть для меня «Мемориал».
Юрий Зиновьевич, сторонник «Мемориала»
Я делаю, что могу, выходя [на акции] с 14-го года. Это год, когда был первый массовый митинг на Болотной площади… А, Болотная в 11-м была. Ну, вот, с 11-го. Это было уже так давно, что можно перепутать года.
Никита, сторонник «Мемориала»
То, как с этой организацией поступают, я считаю неправильным. Так могут поступить с кем угодно, кто не понравится условному Бастрыкину. Вот так должны помогать, чем можем: финансово и просто своим присутствием. Думаю, людям, которые работают в «Мемориале», будет приятно видеть даже фотографии поддерживающих людей перед судом.
Александр Лавут, школьник-девятиклассник
Арсений Рогинский, один из основателей «Мемориала», за который мы все здесь стоим, в одном из своих интервью сказал, что есть такое понятие «диссидентского поступка» — это поступок, который не имеет за собой никакой прагматики. Я это делаю даже не для тех, [кому посвящены акции], я это делаю в каком-то смысле для себя. Потому что я не могу поступить по-другому. Единственное, что я могу делать в этой системе, — показывать свой «нежный» протест и не бояться своей публичной позиции.
Елена, фэшн-фотограф, активистка
Не знаю, у меня на самом деле куча своих каких-то дел, но иногда интересно выйти, пообщаться. Я, кстати, не самый увлеченный товарищ в плане политики. Я живу свою жизнь, занимаюсь чем-то отвлеченным [от политики], но просто когда-то изнутри тебя что-то подпирает и такой: все, больше не могу сидеть. Я думаю, с большинством людей так и работает.
Как давно вы следите за деятельностью «Мемориала»? Чем эта организация важна лично для вас и для страны в целом?
Владимир Неманов, юрист
Вообще слежу лет с 18-ти (сейчас мне 25) — тогда я впервые зашел на сайт «Мемориала» просто поискать в базе — может, были там мои прадедушки, прапрадедушки… Я их не нашел, но все равно это был интересный опыт. Кроме того, то, чем сейчас общество занимается достаточно важно: они ведут летопись репрессий, помогают людям отстаивать свои права, защищают в том числе репрессируемых — это тоже важно и кажется достойно того, чтобы их поддержать сегодня.
Наталья Сергеевна Лелека, преподаватель
Ну, Валентин [муж], наверное, раньше, можно сказать, даже с самого начала — с начала 90-х. Немножко поддерживаем и копеечкой, и на некоторые заседания, акции ходим.
Лев Рубинштейн, поэт и публицист
Для меня «Мемориал» и история с ним — это часть жизни. Кроме того, это несомненно общественное дело, но это еще и мое личное дело — со многими из них я дружу в самом буквальном смысле этого слова. Для меня «Мемориал» — это не столько организация, сколько люди. Вот сегодня я пришел их поддержать — не знаю, насколько им важна моя поддержка, надеюсь, что важна.
У «Мемориала» огромное количество разных дел, но для меня как для частного человека необычайно важна и ценна одна их акция — «Возвращение имен». Много лет ходил каждый год — она мне кажется удачной не только этически, но и эстетически. Такой мощный перформанс, настоящее действо, ритуал. У меня всегда абсолютный катарсис, когда я стою в этой длиннющей очереди со свечкой. И это, я надеюсь, каким-то образом сохранится. В общем, не хочу ничего загадывать, но они будут его пытаться закрыть «Мемориал» — если не сегодня, то в другой раз.
Никита, сторонник «Мемориала»
Я слежу за «Мемориалом» и считаю, что память о Советском союзе должна быть всесторонней — мы должны видеть как хорошее, так и плохое. Поэтому то, что делает «Мемориал» — в первую очередь важно для того, чтобы справедливо оценивать историю нашей страны.
Причиной для подачи нынешнего иска о ликвидации «Мемориала» Генпрокуратура называет неоднократные нарушения по законодательству об «иностранных агентах». Как вы относитесь к поправкам и законодательным инициативам, позволяющим объявлять НКО и СМИ «иноагентами»?
Владимир Неманов, юрист
Как, наверное, и все [относятся]. Это какая-то ужасная стигматизирующая штука, с помощью которой государство показывает, что вот они — враги, с ними нужно бороться. Это вообще-то плохой маркер, мне кажется, это сильно усложняет работу человеку или организации, которая оказалась под клеймом.
Катя Гущина, художница, автор выставки «Андрей Сахаров — академик совести»
Это полный отстой. Это совсем никак не регулируется.
Протоиерей Олег Батов, священник
На мой взгляд, это совершенно лишнее. Ну, что еще сказать?
Наталья Сергеевна Лелека, преподаватель
Ну это вообще смешно. Так каждого из нас можно назвать иностранным агентом. Резко отрицательно.
Лев Рубинштейн, поэт и публицист
На эту тему разные люди шутят — было время, что и я тоже. Что быть иностранным агентом — это орден почетного легиона. Это с одной стороны так. А с другой — это просто масса технических затруднений для людей.
Все это делают для того, чтобы… Издают правила, которые они называют законами — законами их назвать нельзя, потому что они незаконны. Не может быть незаконного закона — но в соответствии с такими указами каждый человек, которого признали иноагентом, обязательно будет нарушать закон, потому что это все равно как запрещать выходить из дома без противогаза, да? Понятно, что никто соблюдать такие указы не будет, и при этом за тобой будут постоянно ходить… Ну ты, допустим, вышел из дома в противогазе, чтобы не нарушать, но каждый твой шаг будут контролировать, ведь в какой-то момент ты все равно его снимешь (смеется). Тогда тут же будет суд и тебя признают даже не агентом, а каким-нибудь уголовным преступником.
— Вас еще не признали иноагентом?
— Тьфу-тьфу-тьфу, нет, еще не признали. Но это все, что называется, под Богом ходим. Может признают, ну, что теперь.
Что для вас важнее в работе Мемориала: сохранение памяти о репрессиях прошлого или информирование о делах современных политзаключенных?
Катя Гущина, художница, автор выставки «Андрей Сахаров — академик совести»
Для меня важна возможность некоего нового взгляда. Когда я пришла в «Мемориал», готовя свою работу по Сахарову, у меня был важный вопрос — могу ли я говорить о политических репрессиях с неким юмором — не слишком ли это богохульно. Мне сказали, что есть большой корпус политических анекдотов. Есть анекдоты и про Сахарова, поэтому если у меня есть возможность говорить о репрессиях по-новому, чтобы людям было интересно, то это отлично — они готовы мне во всем помочь. Одобрение того, что я делаю, от «Мемориала» для меня очень важно.
Протоиерей Олег Батов, священник
Я думаю, это две стороны одной медали — одно без другого невозможно. То, что мы видим в Европе, прежде всего в Германии (я имею в виду память о прошлом и его преодолении) — это залог будущего. Безусловно, нам это нужно.
Наталья Сергеевна Лелека, преподаватель
[Сохранение памяти прошлого] для будущего, конечно. Чтобы не повторялась такое.
Это наша память. У меня папа всегда говорил: «Вот в моей семье не было репрессированных», — да, не было, но были во многих других семьях. В общем-то, дети и внуки должны знать, что в стране неоднозначная история. Темные пятна и сейчас возрождаются — в общем-то террор, против которого мы выступаем.
Как считаете, с чем на самом деле связан иск Генпрокуратуры о ликвидации «Мемориала»? Почему именно сейчас?
Владимир Неманов, юрист
Мне кажется, эта какая-то ступенька, этап волны — когда начинают зачищать уже и правозащитников, и журналистов. Опять же, как-то внутренне это кажется логичным, последовательным.
Катя Гущина, художница, автор выставки «Андрей Сахаров — академик совести»
У меня была мысль о том, почему это делается именно в этом году — в столетие Сахарова — и как-то в этом году делать это было очень некрасиво. Если уж очень сильно хотят, подождали бы тогда полгодика.
Протоиерей Олег Батов, священник
Это какая-то бюрократическая логика, не совсем мне понятная.
— Девушка-художница мне напомнила, что в этом году юбилей Сахарова. Может, это такой оригинальный способ празднования?
— (смеется) Я так не думаю. Не вижу здесь каких-то конспирологических теорий.
Наталья Сергеевна Лелека, преподаватель
Потому что они поняли, что остается единственная организация, которая может собрать людей на такие вот акции памяти, и пытаются задавить всё мало-мальски живое — всё, что не подчиняется властям. Зачистить территорию — такая цель.
Ирина Галкова, кандидат исторических наук, директор Музея «Международного Мемориала»
Об этом стоит спросить прокуратуру — почему сейчас и что их сподвигло на это. Претензии, предъявленные в исках, просто смешны, потому что наши юристы уже несколько раз давали комментарии о том, что это абсолютно несостоятельно. Нам предъявляют претензии о том, что мы не маркировали наши ресурсы. Нужно просто иметь в виду, что требований маркировки не было изначально, когда принимали закон об иностранных агентах, а когда требование появилось, оно не было сформулировано с достаточной чёткостью. И «Мемориал», несмотря на то, что мы оспариваем закон об иностранных агентах, с момента его появления выполнял эти требования.
Лев Рубинштейн, поэт и публицист
Это началось давно и, разумеется, это политика завинчивания гаек. А почему именно сейчас? Не знаю, вряд ли у силовиков есть какой-то «подневный» план — просто кому-то пришло в голову, что пора бы разобраться и с «Мемориалом».
«Мемориал» — это символ постсоветской России. Это, во-первых, чуть ли не самая первая организация подобного рода — первая, возникшая ещё при Советском Союзе. И сам факт её существования необычайно важен. Закрыть его по-настоящему невозможно потому, что будет база, потому что архивы всё равно будут, потому что люди будут об этом думать и говорить.
К чему, на ваш взгляд, приведет политика «завинчивания гаек» в отношении правозащитных организаций?
Владимир Неманов, юрист
К тому, что любая дискуссия, даже не политическая, а историческая, правозащитная станет невозможной. Люди будут бояться просто говорить о том, что происходит, и это страшно.
Сейчас я все больше начинают осознавать, что происходит — думать о словах, шутках, картинках, мемах и обо всём, что публикуют. Это уже в воздухе это уже чувствуется. Мне кажется, все мы сейчас пытаемся нащупать красную линию, а она все дальше и дальше — кажется, становится всё хуже.
Катя Гущина, художница, автор выставки «Андрей Сахаров — академик совести»
Мне очень сложно сказать. Я буду наблюдать за этим. И рисовать.
Протоиерей Олег Батов, священник
Ой, не знаю. Поживем-увидим. Будем делать все от нас зависящее.
Наталья Сергеевна Лелека, преподаватель
Ни к чему хорошему. Они начинают сначала давить, закрывать, а потом и сажать начнут. Скажут: «Вы незаконно собираетесь, незаконно проводите акции», — ну и в общем-то задушат в стране голоса, которые еще остались. Массовые посадки в будущем возможны. Они уже есть.
Лев Рубинштейн, поэт и публицист
Не знаю. Где-то они перекрутят, и, боюсь, не произойдет ничего хорошего: ни для них, ни для нас с вами тоже. Потому что, когда эта вся махина — как бы глагол подобрать — брякнется, а на самом деле мы понимаем, что я хочу сказать, то очень важно нам с вами не оказаться где-то рядом. Не стой под стрелой, как говорится.
Юрий Зиновьевич, сторонник «Мемориала»
Сейчас степеней свободы все-таки немножко больше, [чем в советские времена] пока осталось. Если не сравнивать, допустим, с двадцатилетней давностью. Сколько это еще продлится — непонятно. Тенденция нехорошая.
Каждый раз, находясь на подобных мероприятиях, недостатка в которых, к сожалению, в России не наблюдается, встречаешь много светлых и неравнодушных людей. Однако, несмотря на то, что собрание прошло мирно, без задержаний в этот день не обошлось. Ольга Бакст, Алексей Беленкин и Любовь Елисеева были задержаны полицией просто за то, что развернули плакаты в поддержку «Мемориала». Уже после суда полицейские забрали в участок Константина Котова. Пресненский районный суд на следующий день приговорил Беленкина и Котова к 25 и 9 суткам ареста соответственно.
Под предлогом борьбы с коронавирусной инфекцией власти не позволяют проводить одиночные пикеты, хотя это прямо противоречит здравому смыслу и Конституции. Всеволод Королёв пообщался о задержаниях за пикеты с сотрудниками полиции: что из этого вышло, можно посмотреть на видео.
По итогам слушаний судья Назарова удовлетворила ходатайства адвокатов о более глубоком рассмотрении сути и смысла организации «Мемориал» — для этого защитники просили привлечь список свидетелей. Суд объявил перерыв до 14 декабря.
В целом адвокаты остались довольны ходом первого заседания. По их общему мнению, прокуратура оказалась совершенно не готова к состязательному процессу и не смогла никак обосновать законность своих требований. Генри Резник в весьма экспрессивной манере выразился о качестве «закона об иноагентах», назвав сам закон дерьмом, а его применение отвратительным. Мария Эйсмонт недоумевала по поводу того, как прокуратуре удалось настолько плохо подготовиться к процессу. А Тамилла Иманова, юрист «Мемориала», отмечала 25 ноября день рождения — собравшиеся подарили ей цветы, а всех защитников проводили дружными аплодисментами.
