Хаки-дизайн русского Макдоналдса, билборды с героями «спецоперации» и рекламой военной службы, мрачная атрибутика пропагандистских мероприятий — как идея смерти заполняет российские общественные пространства, литературный критик Константин Моргенштерн анализирует в эссе о некрофильской религии зет-глашатаев.
Смерть, как правило, исключена из жизни обычного горожанина. В обиходе городского обывателя все настраивает на жизнь и получение радости от нее. Это мир вечной молодости, красоты, которую можно купить за деньги, удовольствия от еды, красивой одежды и легкого необременяющего общения. В советское время похороны проходили публично — покойники лежали дома, их выносили в гробу из квартиры, проносили по двору под звуки похоронного оркестра и увозили на кладбище. А потом так же публично проходили поминки — скорбящие рыдали, обнимались, пили и плясали около подъезда, иногда даже с остервенением и отчаянием дрались. Смерть была тут рядом, она была частью жизненного круговорота, пугающей и одновременно притягательной.
Но давно уже такого не происходит. Трупы выносят из квартир в черных глухих мешках и увозят в морг, где потом и происходит прощание. Смерть вытеснена на периферию, исключена из современной поп-культуры, и потому она, с одной стороны, абсолютно реальна, а с другой стороны, ее как бы и не существует, ее невозможно полностью осознать и прожить. Смерть — это что-то вроде этапа в компьютерной игре, после которого дается возможность переиграть все заново. Возможно, именно поэтому угроза смерти, вполне реальная для мобилизованных и отправляющихся на войну по контракту, так ими до конца и не осознается. В то же время главная идея, ради которой людям предлагается жертвовать своими жизнями, — это идея возвращения в прошлое, в когда-то великолепный СССР. И в публичном сознании, как я сейчас покажу на примерах, она неявным образом оказывается связанной именно со смертью.
Начну с самого масштабного и очевидного примера.
Бывший «буржуйский» «Макдоналдс» превратился в отечественную «Вкусно — и точку». В аутентичной рекламе этой всемирной сети была такая фраза: «Весело и вкусно — Макдоналдс!» Но слово «весело» было решено отбросить.
И это не случайно, ведь ровным счетом ничего веселого в нынешнем облике этого заведения не наблюдается. Клоуны, яркие шарики и разноцветная одежда персонала остались в прошлом. Разнообразные сочетания темно-зеленого, чем-то близкого к темному хаки, и кирпичного цвета навевают исключительно мрачные мысли об отравлении несвежими продуктами и последующей безвременной кончине. Собственно говоря, поминки тоже можно проводить в этом заведении — оно идеально для этого подходит. Впрочем, врать не буду, об отравлениях не слышал, но атмосфера беспросветного уныния, столь подходящая именно к похоронам, охватывает любого переступающего порог заведений этой как бы обновленной сети. «Вкусно — и точка» — это своего рода зомби-Макдоналдс, потустороннее пространство, где за привычный гамбургер с вас попросят кусочек бессмертной души.
Еще одна неотменяемая реалия российских городов — это реклама военной службы по контракту, от которой теперь можно укрыться, пожалуй, только в собственном сортире, и портреты «героев России» вдоль дорог на билбордах. Иногда они размещаются вместо рекламы, а иногда изображения мертвецов сменяются радужными перспективами пожизненной ипотеки. Этот контраст кажется чудовищным, особенно при мысли о том, что только похоронными деньгами и можно эту ипотеку быстро оплатить.
Для того, чтобы у семьи было будущее, отец семейства должен отправиться на войну и там погибнуть. Есть в этом какая-то жестокая макабрическая ирония.
Впрочем, по поверьям зет-патриотов, любой погибший тут же превращается в гражданина небесного СССР, то есть судьба его, по их мнению, на самом деле не такая уж и плачевная. Фотографии «героев» явно взяты из каких-то официальных документов, потому что имеют вид совершенно нечеловеческий. Опухшие лица новопреставленных покойников безумными глазами смотрят куда-то вдаль поверх обычной городской суеты. Сразу же вспоминается фраза из советского фильма «Неуловимые мстители»: «А вдоль дороги мертвые с косами стоят! И тишина…»
Перекошенные лица погибших солдат и офицеров никак не соединяются с мыслью о героизме и смерти ради родины и традиционных ценностей, а заставляют думать только о криворукости дизайнера и абсолютном отсутствии за всем этим подлинного чувства. Описания же подвигов «героев» в официальной прессе как будто калькой сняты с известного эпизода из «Похождений бравого солдата Швейка»:
«Вы читали в „Национальной политике“ о поручике артиллерии Бергере, который влез на высокую ель и устроил там наблюдательный пункт? Наши отступили, и он уже не мог слезть, потому что иначе попал бы в плен, вот и стал ждать, когда наши опять отгонят неприятеля, и ждал целых две недели, пока не дождался. Целых две недели сидел на дереве и, чтобы не умереть с голоду, питался ветками и хвоей, всю верхушку у ели обглодал. Когда пришли наши, он был так слаб, что не мог удержаться на дереве, упал и разбился насмерть. Посмертно награжден золотой медалью „За храбрость“».
Реклама, заманивающая скорбных умом сограждан на поле боя, сделана чуть получше. Здесь подчеркивается и тема «своих», к которым непременно нужно присоединиться (разумеется, на российских кладбищах еще много места), и тема «настоящего мужского дела», которое, очевидно, состоит в убийстве безоружных женщин, детей и стариков, чем безнаказанно заниматься у себя дома пока что все-таки нельзя. Но и тут чаще всего изображаются какие-то смутные фигуры в одежде цвета хаки, за которыми маячат то ли сложившиеся купола парашютов, то ли души невинно убиенных гражданских. Лица «героев», как правило, закрыты темными повязками, и это тоже напоминает в первую очередь о воскресших мертвецах, то есть о зомби. Не случайно, конечно, один из самых известных сборников зет-поэзии так и называется «Воскресшие на Третьей мировой». Понятное дело, что нормальному человеку присоединяться к этому походу восставших мертвецов вовсе не хочется. Тем более что цели этого похода так до сих пор и не сформулированы.
Единственный более или менее внятный идеологический шум издает группа авторов, близких к Захару Прилепину, бывшему нацболу. Именно они и продвигают известные лозунги этой партии: «Россия — всё, остальное — ничто!» и «Да, Смерть!». При этом Россия чаще всего приравнивается к бывшему СССР или даже к Российской империи.
Но СССР умер, поэтому нужно тоже умереть для того, чтобы вернуться туда и стать его частью.
И вот этот напрямую связанный со смертью мотив компенсации и возвращения утраченного активно продвигается в российском публичном пространстве. Это очень хорошо считывается, если обратиться к визуальному ряду многочисленных патриотических концертов и выступлений зет-поэтов.
Например, «валькирия спецоперации» Анна Долгарева, конечно, никакая не валькирия, а мертвая панночка из «Вия» Гоголя. Это особенно подчеркивает обложка недавно изданного сборника ее стихов «Красная ягода. Черная земля», которая прямо отсылает к экранизации 1967 года. Бледное лицо, распущенные темные волосы и огромные глаза существа, которое уже несколько раз умерло, а все еще не желает успокоиться и стремится унести с собой как можно больше живых. Это изображение действительно можно считать символом процессов, происходящихсейчас в российской культуре.
Именно о смерти и загробном мире напоминает и визуальное оформление концертов зет-поэтов. Выступают они непременно в черном, сером или одежде цвета хаки. Мария Ватутина иногда выходит на сцену в белом, как потерявшая надежду на возвращение жениха невеста или же безутешная вдова (в некоторых культурах именно белый —цвет скорби). Конечно, война в стране, не до ярких красок или радостных стихов, это понятно. Но все это не дает слушающим вообще никакой надежды. В этих стихах нет будущего, есть только великолепное прошлое и ужасающее настоящее. Причем, что удивительно, зет-поэты настаивают на сохранении и продолжении этого ужаса, который, очевидно, должен завершиться не чем иным, как Апокалипсисом.
Нельзя два раза войти в одну и ту же реку, невозможно возродить когда-то почивший СССР, как этого ни хотелось бы зет-поэтам и тем гражданам РФ, мнение которых они выражают. И очевидно, что подсознательно они это чувствуют, вот почему столько смерти в стихах пишущих о «спецоперации» и столько черного цвета в публичных выступлениях адептов этой некрофильской, по сути дела, религии. Воскресшие на Третьей мировой на самом деле не воскресли и не преобразились, а превратились в зомби и стремятся теперь уничтожить все хоть сколько-нибудь живое на территории РФ и сопредельных государств. Таков русский Танатос, бессмысленный и беспощадный, требующий все новых и новых жертв и никогда не устающий в практике уничтожения.
Читать публицистику о современной России:
Литературные пораженцы: как писатели из хутора Прилепина захватили культурное поле, но продолжают сражаться с мельницами
«Вы — пушечное мясо». Почему российские власти творят всякий треш?
Депрессия, наркотики, Shortparis: что происходит с российской молодежью в эпоху «спецоперации»?
