Как цифровой фетишизм угрожает демократии? Насилие информации и общество усталости в философии Бьюнг-Чул Хана

Цифровизация всех сфер жизни и открытость людей в соцсетях формируют новый тоталитарный порядок. Человек оказывается зависим от гигабайтов информации и теряет навыки критического мышления. Из-за фейковых новостей и изолированности инфопузырей становится невозможной общественная дискуссия — фундамент демократии. Эти идеи являются центральными в философии немецкого мыслителя корейского происхождения Бьюнг-Чул Хана, который исследует феномены общества усталости, самоэксплуатации и «позитивного насилия» в погоне за достигаторством.

В статье о ключевых концепциях Хана, почти не известного русскоязычной аудитории, рассказываем, почему избыток позитива, стремление к эффективности и перфекционизм приводят к общественному выгоранию, чем опасна инфократия и почему этой форме власти невозможно сопротивляться, а также каким образом работают новые тактики пропаганды: флуд, шум и обратное цензурирование.

Философ, который фиксирует настоящее

Бьюнг-Чул Хан родился в Сеуле в 1959 году, изучал металлургию. В 26 лет, не зная немецкого, уехал в Германию, где неожиданно для своих родителей увлекся философией. Он иронично объяснял, что хотел изучать литературу, но его немецкий был недостаточно хорош, а на философском факультете читать нужно было меньше. В 1994 году Хан получил докторскую степень во Фрайбурге, защитив диссертацию о Stimmung, настрое, в работах Мартина Хайдеггера. Занимался философией XVIII, XIX и XX веков, этикой, социальной философией, феноменологией, теорией культуры, теологией и теорией медиа в разных университетах Германии. В 2009 году его книги стали переводиться, в частности на английский и испанский.

Хан не ведет социальных сетей, не любит говорить о личной жизни. В одном из редких интервью он признался, что его книги читают больше художники и артисты, чем философы, ведь последних, по его мнению, не интересует настоящее. Свою задачу он видит именно в анализе современности и цитирует Фуко: философ — это журналист, который фиксирует настоящее с помощью идеи.‌ 

Названия многих работ Хана емко характеризуют главные черты общества XXI века: «Агония Эроса», «Не-вещи», «Общество усталости», «Исчезновение ритуалов: топология настоящего», «Паллиативное общество» и, наконец, «Инфократия: Цифровизация и кризис демократии».

Эти книги сравнительно легко читать — они небольшие, обычно до ста страниц, и язык не перегружен понятиями. Этому есть объяснение, которое дал сам Хан, выступая перед студентами в университете инноваций и дизайна в Будапеште. Философ признался, что у него есть «плохая привычка» — максимально сжимать текст и каждое предложение, убирать все лишнее. Его задача — сделать так, чтобы внимательный читатель, который любит подчеркивать важные мысли, подчеркнул всю книгу.

Разберем несколько центральных идей философа.

Цифровые копии и новые ценности

В книге «Не-вещи» Хан рассуждает об исчезновении привычных вещей и замене их на не-вещи — цифровые объекты и цитирует рассуждение Ханны Арендт о роли физических предметов в жизни человека: «Вещи мира имеют задачу стабилизировать человеческую жизнь, и их „объективность“ заключается в том, что изменчивости естествен­ной жизни они придают человеческую тождественность, идентичность, следующую из того, что тот же самый стул и тот же самый стол с неизменной надежностью встречают ежедневно меняющегося человека». То есть вещи, особенно созданные своими руками, помогают людям сохранять собственные границы.

Хан также ссылается на роман японской писательницы Йоко Огавы «Полиция памяти» (1994), в котором рассказывается о безымянном острове, где безвозвратно исчезают предметы — резинки для волос, шляпы, марки, даже розы и птицы. Вместе с предметами исчезают и воспоминания. Все охвачено прогрессирующим распадом. Исчезают даже части тела, и в конце концов остаются только бестелесные голоса, витающие в воздухе.

Исчезновение вещей происходит на фоне перемещения ценности в цифровые объекты, во владении которыми видится потребительское и экзистенциальное счастье: прочитать последние новости, посмотреть новый фильм, сделать хороший кадр и т. д.

Рассказав о кризисе «традиционных» вещей, Хан объясняет, что не так с их цифровыми аналогами, которые пытаются имитировать, подражать вещам реального мира. Первые, в отличие от последних, не меняются, а цифровые данные, оформленные в псевдообъекты, постоянно модифицируются, их границы размыты. В результате человек перестает осознавать границы самого себя.

Из-за перепроизводства возникает гиперинфляция вещей, настоящая ценность сейчас — в информации и данных. Люди буквально получают наркотический кайф от данных, становятся цифровыми фетишистами. 

Информация, не обладая ни внутренней структурой, ни ритмом, ни концом, раздувает эго до таких размеров, что человек перестает понимать и чувствовать себя, он не ограничен ни «другими», ни обязательными ритуалами общества, ни обесцененными вещами. И в итоге мучается от депрессии, разочарования, апатии, а спасение ищет в том же источнике, из которого растет сама проблема.

Феномены достигаторства и выгорания Хан подробно разбирает в своей, пожалуй, самой известной книге «Общество усталости». Выгорание, которое является следствием целой эпидемии стремления сделать себя лучше, приводит к усталости, и в усталости же состоит последняя надежда «дружелюбно разоружить Я», приостановить невидимую борьбу, которую мы ведем сами с собой.

Модели власти и прозрачность

Книга «Инфократия: Цифровизация и кризис демократии» вышла в 2022 году и посвящена одной из популярных тем последних лет — угрозам демократии.‌ Хан концентрируется на том, как бесконечное потребление цифрового контента связано с кризисом демократических институтов.

В разные исторические эпохи власть реализовала себя с помощью различных моделей, пишет Хан. Так, феодальная власть функционировала через театральность: для нее важно демонстрировать себя, свое величие и роскошество. Для модернистской (дисциплинарной) характерны практики наблюдения — не властители находятся в поле зрения, а подчиненные. В информационном же обществе отношения управляющих и управляемых растворяются в социальных сетях — изолированные клетки и комнаты паноптикума Фуко открываются, и все выставляется напоказ.

То есть власть теперь реализуется другим способом — через видимость каждого, которую он или она обеспечивает самостоятельно с помощью социальных сетей. Те, за кем наблюдают, не чувствуют этого; наоборот — они ощущают себя свободными. В современной эпохе свобода и наблюдение сливаются в одно явление: я сам обеспечиваю свою видимость для наблюдающих.

Прозрачность — это системный императив информационного общества. По словам Хана, Кааба и стеклянный магазин Apple в Нью-Йорке иллюстрируют две фундаментально разные модели доминирования: власть через тайну и власть через прозрачность. Конечно, даже в системе современного наблюдения остается непрозрачный для участников механизм, который обеспечивает работу этой системы.

В таком обществе, где свобода связана с открытостью для внешнего наблюдателя, быть свободным значит не действовать, но — кликать, лайкать и постить. Поэтому сопротивление производится с трудом, а государства и диктаторы не боятся революций, ведь их «делают руками, а не пальцами».

Кризис демократии, инфократия и fake news

Современное общество переживает кризис демократии, которая трансформируется в инфократию (власть информации). Чтобы понять механизм этого кризиса, кратко обрисуем феноменологию информации по Хану.

У информации очень короткие периоды актуальности, поскольку она привлекательна и ценна только пока нова и способна удивить. Из-за временной нестабильности она «разбивает» восприятие и не позволяет выстроить связную историю. При замедлении потока возникает тревожное ощущение, будто пропустил что-то важное. Информационное ускорение подавляет когнитивные практики и рациональность, требующие времени, которое мы не позволяем сами себе дать. Атомизация (от одной свежей новости к другой) отличает информацию от рассказов, историй, которые формируют единое временное пространство.

Бьюнг Хан демонстрирует, как медиапотребление приводит к политическим кризисам в целом и появлению fake news в частности. «Фальшивые новости» также являются разновидностью информации. До верификации они успевают сделать свою работу — распространятся и будут прочитаны.

Информация циркулирует сегодня параллельно реальности, в пространстве гиперреального. Вместе с потерей веры в факты, теряется и общее пространство, в котором возможно совместное обсуждение, общественная дискуссия. И действительно: если посмотреть на «карту» распространения fake news и на «карту» сообщений, в которых эта новость опровергалась, мы увидим два практически непересекающихся множества. Одна группа людей, объединенная тесными связями друг с другом, распространяет эти новости, вторая — так же тесно сплетенная перекрестными связями — борется с ними.

При чтении книг Бьюнг-Чул Хана может возникнуть ощущение недосказанности — он почти не предлагает идеи, как преодолеть кризис демократии, а лишь лаконично фиксирует то, за чем наблюдает. Читатель по привычке ждет советов, что делать и как сделать мир и себя лучше, но само это желание противоречит идеям Хана — учитывая, что одна из его книг посвящена дзен-буддизму, возможно, он надеется, что ответы читатель должен найти сам, что их нельзя навязать извне.

Контекст. Теория пузырей и цензура шумом

Рассуждения Хана органично укладываются в теорию «пузырей фильтров», представленную Илаем Парайзером в 2011 году. Устройство цифровых медиаплатформ таково, что автоматические алгоритмы предлагают контент, соответствующий интересам пользователя и предыдущим запросам. Это приводит к созданию изолированного информационного пространства («пузыря»), которое пополняется только гомогенными данными.

Другие исследования уточняют теорию: стенки пузыря все-таки пропускают «не наши новости», но мы легко отмахиваемся от любых фактов, которые противоречат убеждениям нашей виртуальной группы, все больше поляризуясь по отношению к оппонентам. А поляризация сокращает общее пространство дискуссии, тем самым угрожая демократии.

Используя модель новой реальности, описанной Ханом, можно также лучше понять новые формы пропаганды, с которыми мы сейчас имеем дело.

Наряду с классическими пропагандистскими инструментами (апелляция к эмоциям, расчеловечивание оппонентов, контроль за медиа и пр.) появляются новые, тесно переплетенные с изменениями в медиа и каналах коммуникации. В первую очередь эти способы связаны с тактиками, объединенными в категорию «информационной избыточности», и включают «тактику флуда», «обратного цензурирования» и «цензуры шумом».‌ В итоге целевое сообщение погружается в поток противоречивых фактов, с привлечением ботов и оплаченных комментаторов.

Пропаганда цензурирует атакуемые сообщения с помощью шума, избытка информации, умножая количество интерпретаций и фактов до такой степени, что слушатель отказывает разбираться и переключается, например, на развлекательный контент. Это и есть искусственно вызванная усталость от информации, которая не позволяет выстроить связную историю. 

Так мысль Хана: «Мы хорошо информированы, но дезориентированы» — оказывается точным диагнозом для общества победившей цифровизации.