Властному ZOVу можно либо следовать, либо сопротивляться. Любой ответ выстраивает вертикаль, где навязываемой сверху повестке противостоит низовое партизанство. Однако есть другая стратегия поведения — путь горизонтального ускользания. В эссе о том, как работают скрывающиеся от контроля локальные связи, из нового зина объединения «Локус» философ Самсон Либерман предлагает бороться с навязываемой политизацией не напрямую, включаясь в неравный бой с врагом, но действовать окольными путями и идти болотными тропками.
Существует очевидное противостояние между внешним контекстом философии (языком, политически-социальными условиями, климатом, географией и т. д.) и некоторым ее внутренним, собственно философским содержанием. С фиксации этого напряжения начинается история философии как дисциплина. Есть две общепринятых позиции относительно их (внешнего места и внутреннего содержания) соотношения.
Первая, собственно историческая, говорит об одной и той же философии, принимающей разные формы и обличия. Вторая, скорее антропологическая, говорит о разных местах и контекстах, обретших голос и рефлексивность. В первом случае речь идет о Логосе, который время от времени локализуется в тех или иных местах. Во втором — о Локусах, внезапно начинающих рефлексировать свои логические и онтологические основания.
Многие пробуют найти равновесие между единым Логосом и многими Локусами. Например, Алексей Кардаш предложил понимать философский Локус как сеть предвзятостей. В этом случае место понимается как совокупность авторитетов и ориентиров, на которые, необязательно рефлексивно, ориентируются местные мыслители. Философ оказывается тогда некоторым челноком, который протаскивает к родным пенатам под лейблом философии что-то новенькое и модненькое. А дальше он должен попытаться встроить эту диковинку в уже существующие сети.
Так, Вахштайн привез нам Латура, а Регев — Негарестани и Ланда. Из этих «завозов» формируется философская повестка, то есть элементы инородного, удачно встроившиеся и перепрошившие местные сети предвзятости. Такая контрабанда нового вынуждает сети реагировать и меняться, занимать некоторую позицию, уже вполне себе рефлексивную. Так место, Локус, начинает философствовать.
Суть любой повестки — в отрывании от корней и (пере)подключения к потокам. На повестку, если она действительно пришла, нельзя не ответить: отказ от ответа — тоже ответ.
Вызов брошен, все ходы записываются. Вызов здесь будет всегда один и тот же — актуализация собственных границ и конечности, хотя бы в виде смерти. Угроза жизни — самая простая форма повестки, существуют более изощренные и интересные, но это всегда про «инаковость» и «друговость».
«Ад — это другие». Сартр не первый рифмует инаковость со смертью, но делает это довольно лаконично и емко. Вторжение Других, атака Чужого, угроза настоящему и Жизни как таковой — базовая форма сюжетной завязки эпоса. Путь героя начинается именно с такого зова приключений, которому он, конечно, будет сопротивляться, но, как мы знаем, сопротивление уже есть ответ.
Велик соблазн объявить все эти выZOVы современности и MoscowCallинги порождением неолиберализма и (или) платформенного капитализма. И такая логика действительно оправданна. Однако так мы упустим специфику происходящего и его потенциал. На самом деле неважно, откуда идет зов джунглей (с небес, из-под земли, от Европы, требующей, чтобы ее спасли от нее самой), важна сама механика.
Зов всегда исходит и снаружи, и изнутри. Негарестани описывает это с помощью метафоры «Чужого» Ридли Скотта, как отношение между аутсайдером и инсайдером.
Сегодня гораздо нагляднее метафора «5-й колонны» — те, кого так называли в России еще вчера, сегодня сами оказались колонизаторами Тбилиси и Еревана.
Короче говоря, не так важно, кто окликает, а кто откликается, кто двойной агент, а кто тройной одеколон. Важно зафиксировать эти метания и колебания.
В этой захваченности и зараженности Чужим, разные места-локусы оказываются схожи. Собственно Логос — это позиция просвещения, универсальности и повестки, то есть вторжения. Локус — позиция ответа и партизанского сопротивления повестке. Однако это сопротивление запускает петли обратной связи, вынуждая уже Логос отвечать на локальные запросы, перестраиваться и перепрошиваться. Обе эти позиции оказываются внутренне раздвоенными — Логос заземляется и локализуется, Локус трансцендирует (отрывается от корней, подключается к потокам) и философствует.
Солнце русской философии
Здесь пригодится (нео)платоническая метафора солнца-света-просвещения, которую жадно эксплуатируют Батай, Ланд и Негарестани. Начиная с платоновской пещеры, философия позиционирует себя как власть Света и Просвещения — все темные уголки должны быть освещены, тьма должна быть уничтожена, следует пробудиться ото сна и т. д. Философ же всегда стоит в просвете, у выхода из темной пещеры, и именно привилегированным доступом к Благу-Единому-Солнцу-Истине объясняется его претензия на власть.
Но Солнце — это не только благо, но и насилие — пожары, засуха, опустынивание, падение Икара и т. д. У самого Платона проговаривается угроза ослепления при переизбытке, при прямом взгляде на Солнце. Но последнее и есть переизбыток и постоянная трата, непрекращающееся самосожжение и грядущий взрыв. Поэтому неоплатонически-батаевское стремление к экстазу, к слиянию с Солнцем и Истиной, дополняется уклонением и земным партизанским сопротивлением Негарестани.
Это сопротивление он связывает с наличием «инсайдера» Солнца внутри Земли — раскаленного ядра.
Земля готовит восстание и ответ Солнцу, накапливая свои внутренние резервы. Но такое прямое глубинное сопротивление всегда будет только реакцией на солнечную экспансию. Прямое столкновение Солнца с Землей — взрыв, то есть победа Солнца.
Схожий мотив ухода под Землю, к ядру, есть и в Матрице, и также основной конфликт между поверхностью и ядром оказывается встроенным в исходную структуру, в базовую Матрицу.
Гораздо интереснее образ нефти, которая понимается у Негарестани как возможность ускользания от этого базового солярно-земного конфликта. Эта стратегия связывается с образами гниения и разложения, незавершенной смертью, противопоставленную прямой и неизбежной смерти солнечной повестки. При этом потоки нефти являются источником колоссальной энергии и возможностью коммуникации с Другим вне основного солярно-земного конфликта между Логосом и Локусом.
Продажа нефти Ближним Востоком — это горизонтальная машина экспансии в обход Солнца.
Нефть как внутренний источник энергии переориентирует западное представление о прогрессе от метафоры роста (к солнцу и свету) к метафоре сетей и потоков (подземных кабелей и трубопроводов).
Это как если бы Шрек, вместо того чтобы ответить на зов и отправиться в эпическое путешествие за прекрасной принцессой и драконами, начал бы экспортировать свою «болотность» всем остальным. Получился бы совсем другой мультик.
Долгое время эта стратегия ускользания и экспорта локальности работала и в наших палестинах. Ода этому времени — «Священная книга оборотня» Пелевина. У нас действительно в какой-то момент получилось из строителей будущего превратиться в шаманов и оборотней, выклянчивающих милости у «Пестрой коровы» прошлого. Разработка недр, экспорт гниения и распада империй позволил нам отстраниться от повестки и выпасть из солярно-земного конфликта.
Но современная повестка нашла ключик и к нашему болоту. Так же как в XIX веке, нас поймали на крючок Прогресса и Истории (привет Чаадаеву и Ульянову), сегодня нас поймали на деколонизацию и миноритарность. Не мы придумали коммунизм, но у нас он действительно получился. Логос локализовался в средней полосе, а Локус заговорил на марксистском языке (до сих пор не можем отделаться от акцента). Также и повестка антиглобализма, неореакции и правого популизма пришла извне, но ответ получился очень локальным и несимметричным. ZOV стал действительно русским, тут никуда не деться.
Экспорт углеводородов из стратегии уклонения от повестки превратился в прямое ее продолжение. Shamanы, некроманты прошлого и верволки средней полосы снова надевают маски солнечных жрецов, колпаки прорицателей прекрасного будущего и костюмы министерских просветителей. И пусть они все еще пахнут знакомой гнильцой, под безжалостным Солнцем Севера мое любимое болото стремительно подсыхает и опустынивается.
В конце концов, пустыня не только в Африке пустыня. Не так важно, будет ли это кипящий и булькающий серой Hell авраамических религий, туманный и ледяной Helheim скандинавских мифов или Русская Равнина. Пустыня — это результат напряжения между Солнцем и Землей, Логосом и Локусом, повесткой и ответом на нее.
Говорят, чтобы попасть в землю обетованную, нужно поблуждать (умереть) в пустыне. Но может быть, ну ее — эту обетованность?
