Поэзия Площади: поэт Кирилл Парамонов о генетике культурного кода и дезинфекции текста

«Иуда и Иешуа разделят ложе / Брачное в Царствие Небесном. / И мы с вами пресытимся ложью / И станем, наконец, честными». Участник Маяковских чтений Кирилл Парамонов читает провокационную квир-поэзию — так он выражает свою гражданскую позицию на языке зумеров. Чтобы понять, почему «Маяки» считаются самой свободной поэтической площадкой в России, и рассказать о поэтах улиц, мы продолжаем цикл «Поэзия площади», в котором публикуем лучшие стихи, звучавшие в центре столицы в последнее десятилетие.

В третьем выпуске — избранные стихотворения Кирилла Парамонова о собственной армии школьников, которых он учит работе с поэтическими текстами, маршрутах любви в трехмерном пространстве вселенной, семейных психологических травмах, культурной монополии церкви, а также о том, как отыскать собственную выразительность и что нужно поэту, чтобы жечь:

Поэзией реклейминга‌ я называю свои стихи, потому что, будучи о любви, о гражданской сознательности, о смысле жизни или её бессмысленности, — они объединены фиксацией на идее протеста и составляют вокруг неё свою, как и мою тоже, идентичность. На Маяковские чтения я попал в 2017 году по знакомству и приглашению Артёма Камардина, когда составил о себе первое поэтическое впечатление декламацией Дианы Арбениной, наследующей в своей выразительности Бродскому. Но по прошествии множества выступлений на этой площадке я обрёл собственную узнаваемую поэтику. Маяки ощутимо бросили мне вызов — писать на гражданские темы, и моё творчество от этого обогатилось. Я был горд, придерживаясь некоторой доли подражания, всё-таки заявить себя и не предать свою самость. Так, я рад читать провокационную квир-поэзию и посредством её завоёвывать признание. 

поэтлаб

Я учу школьников протестной поэтике,
Философии двадцать первого века,
Методам очистки и дезинфекции,
В частности, материи текста.
Школьники учат меня рекреационному употреблению энергетиков,
Сценарному делу и не ебаться о сожалениях.
Преподавание требует воли и выдержки,
Так каждому пацану сыщется нужная книжка,
Каждой девчонке найдётся своя ролёвочка,
Каждому путешествию — конечная точка.
Интуитивное стихосложение экстраполируя,
Я знаменую неметаллическое возрождение лирики.
В метафорическую перчатку вдеваю руку,
В коллективное бессознательное по Юнгу,
И достаю прежде не названное, Карл!
Нечто важнее важности и крутости круче.
Я дрессирую свою армию сурикатов
На Иерихонское мажорное трезвучие.

2021

задача о двух телах

Я погружался на дно давно,
Однако бы не сказал, что достиг конца.
В превратностях хроноса, в преддверии полюса
Нашего с тобой эллипса я опускаюсь на низкий старт,
Чтобы пронестись на большой скорости,
Сказать тебе «здравствуй!» вскользь,
И с вершины конуса снова
В знакомые фокусы пялиться.
Привлекательна неизбежность,
И наши с тобой маршруты
В их спонтанности бешеной
Не образуют круга.
Твоя притягательность, твоя гравитация
Грозит меня выбросить на бесконечность
Со всякой возможной дистанции,
И мне, казалось бы, делать нечего.
Но я обожаю случаться рядом,
Стыковаться тихо
И по капле яда контрабандистом
В живую почву ложиться.
Скорее комета, нежели спутник,
Божественным пинком выбитый,
Я обретаю прекрасный угол со своей орбиты.

2019

дачное

Психотипы Достоевский и Жуков
Образуют мою шаблонную семейную пару.
Что ни погляжу, — повсюду вижу этот печальный паттерн:
Заботливая жена не дожидается благодарности,
Фрустрирует, падает настроением и раскрывает в отце тирана.
Биполярка по материнской линии
Против патримониальной скупости.
Медиация гендерного конфликта
Даёт место новому языку.
Не чтобы мы и на нём кричали
И выясняли, правы или не правы.
Наследие забвения и молчания
Я долго не мог принять, но не смог оставить.
Моя генетика была советскими идеологиями покалечена.
У обоих родителей коленки плохенькие,
А третье колено совсем уже канет в Лету.
По отцу прадед на заре Союза
Крестился, чтоб венчаться с моей прабабкой.
А мать про своего отца-абьюзера
Старается не вспоминать.
Выше по крови рано осиротевшие
Ведут себя явно как сыны Божьи:
Мешают водку с экстази, работают плотниками,
Играют с узбеками в покер.
Я тоже весь из себя славянский мальчик,
Может быть, очень хотел бы переодеться
И стать обычной японской школьницей,
Но культурный код формируется с детства
И перепрошивается не иначе как терапией электрошоковой.
Красивые еврейские девочки сказочно путешествуют.
Иордан течёт далеко на юге, в долинах, где солнечно и тепло.
Я всё ещё люблю родные болота северные,
Густые, хвойные, замшелые, заскорузлые. One love.
И даже город мой родной отсюда на северо-востоке
Хранит в названии историю мытарства и волока.
Едва ли геополитика является резонным доводом,
Но мне моя бурлацкая жизнь сладка.

2020

богохульство

Иисус Христос — это литератор,
Инсценировавший своё убийство.
Сказка о заступничестве радует
Миллиарды и возводит его кумиром.
Иисус — первооткрыватель
Евангелистической литературы,
Пророк ислама, Яхве во славу
И суперзвезда ещё. Он умер
И отказался от недосказанности.
Сей трюк приписывают Шекспиру, Булгакову, Пушкину.
И я, в поэтическом Зазеркалье оказываясь,
Вдруг подумаю, как же сдохнуть хочу —
И меня Иисусом вырвет!
Семантически атомарным.
Я бумажным платочком вытру
Аргумент-ультиматум: мол,
За твои грехи уже кто-то умер!
Радуйся, хули! Следуй заветам мудрых.
Вина станет твоим лучшим другом,
А всякое иное мученичество
Мы рассудим по регламенту,
Покуда Бог выступает бенефициаром.
Отче наш — та ещё падла,
Но когда я сам пытался выбрать себе отца, —
Меня мужчины напаивали и ебали.
«Самый нужный отпрыск твой!» — они говорили.
Жизнь на райском холме претила Авелю
И он благодарен Каину и поныне...

Второму пришествию не суждено сбыться,
Пока церковь монополию держит
На реморализацию суицидом.
Быстрая смерть стоит, сколько дерзкая жизнь.
А благодать — есть окситоцин,
Связанный патентом,
Который я нарекаю просроченным,
Расторгаю — и по телу
Святая вода клокочет.
Иуда и Иешуа разделят ложе
Брачное в Царствие Небесном.
И мы с вами пресытимся ложью
И станем, наконец, честными.

2019

адвокату

Поэту не сойдёт с рук
Его злое письмо,
Если их за спиной связать.
Стих — это сложный трюк,
Но я бы такое смог,
Даже закрыв глаза.
Покуда по горло сыт,
Мне ни к чему перо:
Пока у меня есть язык,
Я макаю его в рот.
Мне могут вменить, что псих,
Колоть галоперидол;
Чтоб жечь, не нужен бензин —
У меня есть глагол.
Мне могут вменить сбыт,
но ни к чему адвокат;
Есть ключи от судьбы,
У меня всегда есть строка.
Меня могут пытать, но не смогут убить.
Поэт состоит из букв, как алфавит.

2020

шляюсь

Я иду не в гору и не с горы,
Не на Голгофу и не с Сизифовой.
Я иду до степени, до поры,
Пока не останется выразительней
Ничего, чем шаг. И этот шаг —
Превыше всякого назначения,
Ибо степенно и не спеша
Коротает время вечернее.

Я иду не по делу и не домой.
Я сворачиваю с бульвара на трассу,
Ровно как механизм часовой
По кольцам вращает радиус.
И мои шестерёнки гудят,
Я продолжаю, как заведённый.
Мои ноги молчат, но мои уста
Непослушно дёргаются.

Я не убегаю и не спешу,
Гобелена шов, мирозданья трещина.
Что мне подкинет небесный шут?
Какие встречи?
Мне что-то требовалось доказать
Или хотелось что-то найти?
Я остановлюсь, отдохнут глаза
Пыли посреди.

И пойду, потому что тверда нога.
Чтобы в форме себя держать.
В моём пути спокойствие скал,
И в ножнах кинжал.
Покаяние моей Голгофы
По-Сизифовски тщетно,
Но перепутье тоскливых комнат
Глядит из оконной щели.

2019