Насилие над животными для большинства людей выглядит неприемлемым, однако государство и рынок всё ещё обращаются с ними как с ресурсом. Радикальное решение этой проблемы предлагают веган-аболиционисты: полный отказ от эксплуатации животных и институциональные изменения — без полумер в виде «гуманного» обращения или постепенного сокращения их использования.
Исследовательница из организации «Пространство Политика» рассказала для самиздата о том, как появилась концепция веган-аболиционизма и как ее восприняли в России, а также поговорила с представителями этого движения о том, как им живётся в стране, в которой идеи веганства воспринимаются единицами, а система эксплуатации животных почти не подвергается критике.
Что такое веган-аболиционизм
Как движение и организованная философия, веган-аболиционизм возник в девяностые в качестве радикального ответа на более умеренные формы зоозащитной деятельности. В отличие от других подходов к защите животных, допускающих «гуманные» формы использования, аболиционизм утверждает: эксплуатацию нужно не реформировать, а полностью упразднить.
Название происходит от одноименного движения за отмену рабства и освобождение рабов. Веган-аболиционисты часто проводят прямую аналогию между эксплуатацией животных (или спесишизмом — видовой дискриминацией) и другими формами угнетения и эксплуатации, например, рабством, сексизмом, расизмом и гомофобией. Эта логика опирается на антидискриминационный принцип: если определенный признак (например, биологический вид) используется для оправдания угнетения — это морально недопустимо, точно так же, как недопустима дискриминация из-за расы, гендера, ориентации и других признаков.
В этом смысле веган-аболиционизм — больше, чем образ жизни, личный выбор или философская рамка. Это политическое движение, стремящееся к радикальным изменениям структуры экономики, власти и социального порядка.
Часто веган-аболиционизм интегрирован в интерсекциональные, анархистские, антикапиталистические, феминистские, экологические движения.
Веган-аболиционизм вырос из традиционных подходов к зоозащите, сосредоточенных на уменьшении страданий животных — велферизма. Однако с момента возникновения он противопоставлял себя этим методам. К велферистским практикам можно отнести, например, свободный выгул сельскохозяйственных животных, укрупнение клеток и стойл, оглушение перед убоем или этические комиссии в медицинских исследованиях с использованием животных.
Становление веган-аболиционизма принято связывать с выходом книги профессора права и философии Гэри Френсиона «Animals, Property, and the Law». В ней автор формулирует идею отказа от подходов, сфокусированных на улучшении условий эксплуатации животных. Френсион подчеркивает, что в велферизм укрепляет собственнический взгляд на них и может давать обществу карт-бланш на эксплуатацию под видом гуманизма.
Веган-аболиционизм широко распространился в США, Канаде, Великобритании, Франции, Германии и Бразилии. В России он начал оформляться как «сетевое движение» в начале 2010-х годов, преимущественно через социальные сети и блоги. Последователи стали объединяться в небольшие группы активистов в Москве, Петербурге, Екатеринбурге и в других крупных городах, они вдохновлялись переводами работ Франсиона и Ригана, а также опытом западных коллег.
В России основными формами веган-активизма тогда были уличные акции, веганские фудшеринги (раздача еды нуждающимся) и кампании в соцсетях. Ядро движения составляли молодые люди из мегаполисов. Многие приходили к аболиционизму через «личное веганство», осознав его этическую несостоятельность без политического измерения.
В России популяризация ценностей и практик веган-аболиционизма осложняется устоявшимся культурным, экономическим и и социально-политическим контекстом.
С одной стороны, неприятие идеи отказа от продуктов животного происхождения создает традиционная кухня, социальное восприятие мяса как символа достатка, а также сильное влияние православных традиций, где пост — аскеза, временное ограничение, а не этический отказ. С другой, распространению веганства препятствуют экономические факторы — как на индивидуальном уровне, так и на системном.
Во-первых, для многих россиян с низкими доходами выбор продуктов питания определяется не ценностными предпочтениями, а доступностью. Основу рациона часто составляют крупы, макароны, картофель и переработанные мясные продукты — не из-за приверженности традициям, а из-за их бюджетной стоимости.
В таких условиях растительные альтернативы, особенно специализированные веганские товары, остаются недоступной роскошью. Во-вторых, ситуацию усугубляет отсутствие господдержки: в отличие от мясной и молочной отраслей, производство растительных аналогов не субсидируется, что сохраняет высокие цены и ограничивает их распространение.
Кроме того, на системном уровне отсутствует инфраструктура, способная сделать веганство массовым. В результате даже те, кто готов рассмотреть этические или экологические аргументы в пользу растительного питания, часто сталкиваются с практическими барьерами — от нехватки знаний до банальной невозможности найти подходящие продукты в обычном магазине.
В-третьих, политически идеи веган-аболиционизма воспринимаются как чрезмерно радикальные. В России укоренился миф о том, что веган-аболиционисты стремятся не просто к личному отказу от эксплуатации животных, а к насильственному навязыванию своих взглядов. Эти стереотипы подкрепляются государственной риторикой, которая любые формы жесткой гражданской позиции трактует как угрозу стабильности. В результате даже мирные акции вроде пикетов за запрет животноводческих ферм или просветительские кампании рискуют быть заклейменными как «деструктивные», а их участники — попасть под прессинг.
Политический абсентеизм, характерный для многих россиян, лишь усугубляет ситуацию: люди не верят, что их действия могут что-то изменить, а потому предпочитают не ввязываться в «опасные» дискуссии.
«Для меня это марафон, а не спринт»
Семён живёт в Екатеринбурге и веганит с 18 лет. О том, чтобы отказаться от продуктов животного происхождения (далее — ПЖП), будущий активист думал ещё в старшей школе, но окончательно поменять рацион смог только после совершеннолетия, когда обрёл финансовую и бытовую самостоятельность.
К изучению веганства Семён подошёл основательно: 18 лет он погрузился в теоретические материалы «Школы прав животных» и паблика «Vegan Action», статьи теоретиков веган-аболиционизма Гэри Франсиона, Тома Ригана и других философов. Тогда же он узнал об аболиционистском подходе к правам животных:
«Эта теория показалась мне очень складной, логичной. Она хорошо ложилась (и всё ещё ложится) на мои радикальные воззрения. Аболиционистский подход отзывается во мне не только на уровне логики, но и на уровне духа, убеждений, на уровне какого-то…чувства справедливости».
Чуть позже молодой человек решил создать в Екатеринбурге активистскую сообщество, состоящее из единомышленников. С ними он познакомился в веганских чатах в социальных сетях, которые Семён целенаправленно искал. По словам активиста, моральная поддержка людей, разделяющих его мировоззрение, очень ему помогла и стала хорошим стартом для принятия своего выбора. С некоторыми из них он поддерживает связь более пяти лет:
Тогда мы вместе начали читать какие-то лекции, выступать, писать образовательные посты в соцсетях. Так я начал вливаться в движение. Чуть позже я познакомился с другими аболиционистками, с которыми мы делали разные движения.
О своей активистской деятельности Семён рассказывал с увлечением. Одним из его проектов был «День веганства», который он организовывал в Екатеринбурге и других городах совместно с другим активистским коллективом. По словам общественника, это образовательное мероприятие, в рамках которого проводились лекции и показы тематических фильмов.
Ещё до ковида мы делали «Веганский марш» — это первомайский марш, который тоже проходил в разных городах; к нему присоединялся веганский блок. В 2019 году в нём участвовало девять городов, в том числе Омск, Екатеринбург, Томск, Петербург, Москва. В основном, конечно, они присоединялись к первормайским шествиям. Мы, по крайней мере, шли с левыми активистами, с которыми потом имели общий опыт работы: после первомая мы вместе поучаствовали в антикапиталистическом марше в Екатеринбурге.
Семён рассказал, что веган-аболиционизм должен стать полноправной частью социальных политических движений, поскольку «вплетение» в такую организацию может расширить оптику людей, которые раньше об этом не слышали. Также те, кто занимается политикой, обычноактивно вовлечены в общественную жизнь и благотворительность, а значит, смогут вывести тезис об анти-эксплуатации животных на новый уровень принятия.
Тогда они (люди) начнуть понимать, что права и положение животных очень важны не только для самих животных, но и для людей, поскольку животноводство, например, пагубно влияет как на экологическую составляющую, так и на права рабочих, которые трудятся в этой сфере. Нельзя игнорировать то, в каких условиях они работают.
Он считает, что в этом случае веганство могло бы примкнуть к левой или, может быть, либеральной политике.
Сейчас уличные акции, по словам активиста, проводить невозможно, поскольку их «никто не согласует».
Из-за того, что общество сильно затронули репрессии, многие активисты просто перестали что-то делать. Ждут лучших времён.
Решение перейти на веганство далось Семёну, по его словам, очень непросто, поскольку родные довольно категорично отнеслись к этой идее. Сейчас семья поддерживает выбор молодого человека: «Они заранее узнают, когда я приеду, и готовят веганскую еду специально для меня», — говорит активист.
В кругу друзей Семёна к веганству тоже отнеслись «специфично»: в общении до сих пор проскальзывают колкие шутки и насмешки, но, по его словам, со временем он стал меньше обращать на это внимание: «За восемь лет веганства друзья поняли, что ничего плохого в связи с этим решением со мной не произошло: я, как и они, учусь, работаю, строю карьеру, семью и занимаюсь спортом. Словом, ничем не отличаюсь от других».
На данный момент Семён и его команда занимаются информационной агитацией. Они пишут образовательные материалы и создают видео на YouTube. Сам активист скорее является менеджером этого проекта.
К тому, что большинство людей в России не разделяют веганские убеждения, он относится «со спокойствием». По словам общественника, это чувство вызвано далеко не принятием ситуации:
Я осознаю культурные, политические, исторические причины того, почему люди так размышляют. Поскольку я, как минимум, занимаюсь веганской агитацией и образованием, то понимаю, что может привести наше общество к изменениям. Просто я воспринимаю это как марафон, а не как спринт.
По словам активиста, он понимает, что на признание людьми аболиционистского подхода к правам животным потребуются десятки лет:
Как и любое социальное движение, мы должны быть готовы к долгому противостоянию с системой эксплуатации и не опускать руки, а стараться менять общественную призму, ведь против веганского движения работает многомиллиардная индустрия, которая обладает лоббистским ресурсом и таким культурным влиянием, что этому очень трудно противостоять.
Семён считает, что многие люди на самом деле не осознают, что уже разделяют некоторые веганские убеждения. Они живут согласно стереотипам и якобы своим личным убеждениям, потому что боятся осужения общества:
Я верю, что у веган-аболиционистов есть все предпосылки к тому, чтобы изменить отношение людей к животным. Просто это очень-очень большая работа.
«Стоит дать людям время, а главное — правду»
Кате 24 года, она работает ивент-менеджером на производстве, которое занимается апсайклом.
Об идее отказа от ПЖП Катя узнала очень давно. По словам девушки, в её голове с самого детства была мысль: «Никто не должен умирать ради моего удовольствия».
В 2018 году будущая активистка стала участвовать в акции ФНБ («Еда вместо бомб»), где готовят исключительно веганскую еду. В кругу участников этой инициативы Катя обрела много единомышленни: ц. Особенно девушку вдохновило знакомство с активистами, которые придерживаются веганства больше десяти лет.
В это же время я познакомилась с моей близкой подругой, которая только что перешла на веганство. Мы с ней поехали в Москву автостопом и всё время питались без ПЖП. Я поняла, как это просто и легко. Не было причин отказываться от нового образа жизни. Спустя время некоторые мои друзья не-веганы начали разделять моё мировоззрение. Были случаи, когда знакомые говорили, что я вдохновила их пересмотреть свой рацион питания.
В отличии от дружелюбной атмосферы, исходящей от друзей Кати, ситуация с принятием в семье обстояла иначе: родные думали, что веганство для неё — временное «развлечение», а позже стали серьёзно беспокоиться о здоровье девушки. По словам активистки, со временем эти опасения никуда не делись: «До сих пор, если я заболеваю, первой причиной для моих домочадцев становится отказ от мяса».
На вопрос о том, как окружающие её люди реагируют на веганский рацион, Катя ответила, что, на её взгляд, всё зависит от конкретного человека. В основном те, с кем она находится не в близких отношениях, беспокоятся, чтобы девушка не осталась голодной. Если на этой почве разворачивается настоящий словесный конфликт, то лучшим вариантом для обеих сторон, по словам активистки, станет прекращение общения:
Это уже не вопрос диеты. Веганство — это жизненные ценности и ориентиры, отношение к угнетению меньшинства, эксплуатации и насилию.
В детстве маленькой Кате подарили мопса, который в этом году отметил своё одиннадцатилетие. Ещё были пара котов из приютов. Как рассказала веганка, сейчас она ни за что не купила бы себе домашнее животное: одним из принципов веган-аболиционизма считается отказ от иерархии, в том числе между людьми и животными. Девушка убеждена, что при желании иметь домашнего питомца следует отдать предпочтение животным из приюта или бездомным, поскольку сотрудни: цам таких заведений тяжело уделять должное внимание каждому «хвостику». Она считает, что идеальным будет считаться мир, где приютов не существует, а кошки и собачки «гуляют сами по себе»:
Пока животных откровенно убивают для «чистоты» улиц, их выкидывают, как мусор, когда они надоедают, то позаботиться о живом существе, предоставив свой дом, — это хорошая альтернатива. Вне зависимости от того, как мы относимся к питомцам, они являются нашей живой собственностью, что делает институт одомашнивания в корне несправедливым. Веганы-аболиционисты за спасение бездомных животных, мы всегда к этому призываем, но мы против их последующего разведения. Конечной целью является деконструкция института владения животными и питомцами в том числе. Мы не можем владеть животными гуманно или справедливо.
В первые годы веганства, когда информации о движении было мало и родители оказывали давление, Катя опасалась за своё здоровье: она боялась, что после двадцати может умереть из-за нехватки микроэлементов. Но причинять боль животным девушке казалось «неправильным»:
Эта дилемма разрывала меня. Как было хорошо, когда меня успокоили, рассказав, что на веганском типе питания я могу стать более здоровой, чем на привычном.
О том, что веган-аболиционизм близок героине, она узнала совсем недавно в разговоре с подругой, которая посвятила её в основы этого подхода к правам животных. Тогда она поняла, что аболиционизм точь-в-точь описывает её мироощущение. По словам активистки, она никогда не была сильна в теории и в целом не любит навешивать на себя «ярлыки»:
Слова не играют никакой роли, если они расходятся с твоими действиями. Тем более использование такого экспрессивного слова, как аболиционизм. Оно может оттолкнуть от тебя людей из-за ассоциации с чем-то радикальным.
Однако в Петербурге веган-аболиционистам жить комфортно. По словам Кати, город можно по праву называть веганской столицей России:
Здесь много веганских кафе, ивентов и людей с похожими взглядами. Почти в каждом общепите есть растительная альтернатива. В Петербурге веганить даже легче, чем в Москве.
Как рассказала активистка, в социуме, где большинство не разделяет веганские взгляды, жить «довольно трудно и грустно», но «нужно продолжать бороться за права тех, кто сам не может за себя постоять».
Активистка надеется, что когда-нибудь российское общество сможет прийти к более горизонтальному и уважающему других живых существ образу жизни, поскольку без веры трудно продолжать любую активистскую деятельность. Но прийти к этому, по словам Кати, россияне смогут не скоро:
Нужно много и комплексно работать с людьми, а также стараться отказываться от всех иерархий: как в вопросе животных, так и женщин, наций и так далее.
Самым ярким воспоминанием из активистской деятельности для общественницы стал её побег через лес от охотников, которые держат притравочные станции. «Тогда я правда похоронила себя», — поделилась она.
В один из принципов веган-аболиционизма входит следующее понятие: люди не должны поддерживать «институциональную эксплуатацию животных и узконаправленные кампании». Здесь стоит разобраться в деятельности этих организаций и понять, почему веганский аболиционизм настроен негативно по отношению к ним. Дело в том, что кампании, выступающие против исключительно одного вида эксплуатации, тем самым поддерживают оставшиеся, создавая иллюзию, будто одни животные страдают меньше, чем другие. Всё это можно обозначить одним термином — спесишизм, или видовая дискриминация. Размышляя, что можно сделать, чтобы люди всерьёз задумались над анти-эксплуатацией животных, Катя предположила, что лучшим решением станет «дать людям время, а главное — правду»:
Прежде всего, не стоит навязывать свои идеи кому-либо. Лучше показать, что это круто на личном примере: ты спортивная красивая девушка, с классной фигурой, у тебя много сил, красивая кожа и волосы, вся жизнь схвачена — люди прислушаются, скорее, к такой персоне, чем к злой и навязчивой, которая покажет жесткие картинки с животными и будет смотреть с презрением.
«Я отношусь к людям как к тем, кто однажды сможет меня понять»: история Марины из Финляндии
Этическая обеспокоенность по принципам веган-аболиционизма распространяется не только на животных и людей, но и на всех чувствующих существ. Марина живёт в Финляндии. Её этическая обеспокоенность выражается в немалом количестве созданных проектов, в список которых входят инфо-каталог веганских продуктов «VeganRussian», книга «Веганство в вопросах и ответах», а также акция «массовый запрос». На днях у девушки и её команды вышел документальный фильм «Приют надежды», который рассказывает о благотворительном проекте в Беларуси, где живут спасённые «сельскохозяйственные» животные. Целью проекта стало желание показать иное, непопулярное отношение к «четвероногим друзьям».
Благодаря нашим активистам на полках супермаркетов появилось веганское мороженое «Vegan Ekzo» и веганские чебупели. Было приятно, что к нам прислушиваются, что мы можем менять мир вокруг себя. К сожалению, не получилось достучаться до «Макдональдса»: мы предлагали сделать им веганский бургер. Все поддержали эту идею. Наши ребята послали очень много писем им на электронную почту, но увы.
Заинтересованность в веганстве появилась у девушки в 19 лет — тогда у неё началась аллергия на молоко. В связи с этим Марина стала искать продукт, которым его можно заменить в рационе:
Я наткнулась на веганство, начала ходить в соответствующие продуктовые магазины. Поскольку я еще и фудди (человек, питающий особый интерес к процессу потребления пищи и напитков), мне было очень интересно углубиться в эту тему. После того, как я стала выкладывать фото своих веганских обедов в социальные сети, оказалось, что на меня подписано много веганок, с которыми мы начали периодически общаться. Ещё я посмотрела один документальный фильм, в котором был тезис: «У нас нет никакой необходимости использовать животных». Я пораскинула мозгами и поняла, что так и есть.
К идее перейти на веганство в кругу родных все отнеслись спокойно. Исключением стала бабушка: по словам активистки, она до сих пор не очень понимает, чем обусловлен выбор Марины.
Хоть бабушка и готовит мне постную еду, всё равно проскакивают фразы из разряда: «Давай пирожок смажу яйцом». Среди друзей есть не-веганы, но мы не конфликтуем, потому что в каждом человеке я вижу потенциального вегана. Мы говорим с ними на эту тему, если им интересно.
Идеями веган-аболиционизма девушка вдохновилась после прочтения книги Гэри Фрэнсиона и Анны Чарлтон «Права животных: аболиционистский подход». Как рассказала Марина, она прониклась идеей и поняла, что это «оно». «Я нашла опору в этом движении», — поделилась она.
Долгое время я считала, что единственные философы веган-аболиционизма — это Франсион и Чарльтон, но недавно узнала о Джоан Дуайер и изучила её материалы: книги «Speciesism» и «Animal Equality».
Сейчас у активистки живёт два кролика. Рассуждая о том, как содержание домашних питомцев соотносится с идеями веган-аболиционизма, Марина объяснила, что для неё помощь этим животным — «своеобразное искупление грехов» за свою невеганскую жизнь: «По сути я просто создаю кроликам комфортные условия для жизни. Я ведь даже не говорю, что они мои питомцы».
Как рассказала Марина, жить в мире, в котором её взгляды разделяет меньшинство, «нормально, но неудобно» на практике: например, в магазине или ресторане может не оказаться растительной альтернативы.
Однажды Марина поехала в Китай. После долгого и тяжёлого перелёта девушка отправилась в ресторан, где вместо тофу ей принесли яйца. Поскольку девушка очень устала после дороги, да и целом, летя в Китай, осознавала, что в этой стране довольно трудно найти заведение с веганским меню, она не стала отказываться от яиц.
Мне было очень неприятно. Сейчас я понимаю, что больше не окажусь в такой ситуации. Иногда люди задаются вопросом, стоит ли продолжать веганить, если якобы ничего не меняется. Я тоже иногда задумываюсь об этом, но не могу представить. Даже если бы я села в российскую тюрьму, мне бы слали посылки из Москвы с веганской едой.
Девушка убеждена, что веган-аболиционизм нужен всем людям, просто они пока об этом не знают. Размышляя над этим, она предложила рассмотреть веганство с воронкой продаж:
Существует пять этапов: осведомлённость — интерес — решение — действие — удержание. Веганство тоже можно рассматривать через эту воронку: предположим, человек вообще не знает про веганство. Потом он случайно услышит о движении или наткнётся на какой-то пост в социальных сетях, что-то интересное почитает, и в конце концов становится веганом или веганкой.
Для того, чтобы людям было проще менять своё мировоззрение, по словам Марины, в мире должно быть больше образовательных материалов о веганстве. Без этого мир не сможет прийти к отказу от иерархии:
Я не уверена, что мы сможем жить без иерархии, по крайней мере в ближайшее время. Для этого нужно, чтобы многие люди отрефлексировали вещи, про которые они обычно не думают. Как сделать так, чтобы они думали? Это главный вопрос для активистов сейчас.
Несмотря на маргинальное положение веган-аболиционизма в России, движение постепенно укрепляет свои позиции. По данным исследования «Анализ рынка продуктов для веганов» (VeganStat), число веганов в стране за последние пять лет выросло втрое, а спрос на растительные альтернативы увеличивается даже в регионах. В крупных городах, особенно в Москве и Петербурге, уже сформировались устойчивые сообщества, которые не только пропагандируют отказ от эксплуатации животных, но и создают инфраструктуру: веган-френдли кафе, фудшеринги, этичные бренды одежды.
Важным фактором развития становится и цифровая среда: телеграм-каналы, YouTube-проекты и локальные инициативы в соцсетях делают идеи аболиционизма доступнее. Кроме того, молодое поколение в России демонстрирует открытость к осознанному потреблению и меняет свое потребительское поведение с учетом социальных, экологических и политических факторов.
Как показывает опыт других стран, даже консервативные общества под влиянием экологических, этических и здравоохранительных трендов со временем пересматривают отношение к эксплуатации животных. В России этот процесс идет медленнее, но отрицать его уже невозможно.
Другие материалы по теме:
