EWFmbYFFjEg34iMpt

Как управлять Родиной, не привлекая внимания санитаров

Как управлять Родиной, не привлекая внимания санитаров

Фотография: Вадим Соболев

«Как управлять Родиной, не привлекая внимания санитаров» — ностальгические верлибры Миши Токарева, воссоздающие дерзость начала нулевых и неуверенность жизни двадцатых. Через алогичные метафоры, оксюмороны и аллюзии поэт рефлексирует путь взросления российской молодежи: как от покемонов, черепашек ниндзя, похмельных трудовиков и крутости, измеряемой в викторах цоях, — мы пришли к повелителям мух, биполярному Простоквашино, эндогенным депрессиям, доносам на близких и другим «русским народным галлюцинациям»?

Воспоминания об учительнице мотыльке

Спрятавшийся в движение
Лососевый язычок учительницы,
Рассказ о мальчике,
Который разбрасывал
В поле при полной луне
Ребра свиньи,
Надеясь вырастить для себя
Девочку.
Дети задают ответы,
Учительница не спешит
Вопрошать,
Дети акселераты сейчас
В любых отношениях.
Вместо какао
Дети берут голубя с ветки,
Чтобы вывинтить голову,
Чтобы выпить голубя,
Чтобы стать таким же небесным.
Вместо групповых чатов
Дети пользуются
Доской спиритической.
Учительница напряжена,
В классе установлены правила,
Детьми установлены правила,
Бермудские правила,
Учителя пропадают,
Если предмет утомил.
Между оконных рам
Волокно животного смысла,
Да, это серая вата,
В ней сизые коконы.
Учительница размышляет
О том, что дети все знают,
И что дядя занемог,
Это значит, преставился,
И что поведение Анны
Результат прогрессирующей
Наркомании,
Поезд тут ни при чем.
Учительница закрывает глаза,
И вот она мотылек,
Мохнатый и перламутровый,
Летит на огонек сигареты
По адресу Пожарского 8.

Здесь и далее пионеры герои

Один мальчик воскрешал живых 
И милость к падшим призывал,
Конечно же, но прежде всего 
Воскрешал живых.
Мы все были посюсторонними,
Приземленными,
Кто-то хотел стать мясником,
Кто-то творительным падежом.
Но тот мальчик был непростым,
Мы измеряли крутость
В Викторах Цоях,
Тот мальчик в себе содержал,
По меньшей мере, двух Цоев.
В то время как я содержал в себе
Одного Ким Ки Дука
Времен весны, лета, осени.
Учителя были медлительны,
Как стихотворения Геннадия Айги,
Учителя экономили вздохи,
Учителя глубоко переживали
Случившийся капитализм.
Но тот мальчик,
Тот восхитительный мальчик
Умел отвлечь педагогов,
Умел вывести на разговор.
Он говорил, например,
Ваш габитус весьма устарел,
Ваша апатия приобретенное,
Вам следует выслушать мои
Аффирмации.
Однажды деревья теряли листву,
Словно англичанин акцент
На уроке английского языка,
На котором учительница
Говорит, что урок
Не английского языка,
Она преподает пение.
Однажды на уроке труда
Мальчик сказал трудовику,
Что депрессия забава
Повелителя мух,
Похмельный трудовик
Стукнул мальчик табуреткой.
В честь этого пионера потом
Назвали целую улицу.

МКБ и все-все-все

Когда мы были черепашками ниндзя,
Жителями Бикини Боттом,
Мышами рокерами с Марса,
Маклаудами ПТУ,
Дунканами наркологий,
Примерно тогда,
В те достопочтенные годы,
Когда эмо подростки
Придумали слезы,
Когда нация полюбила Прозак,
Я подумал, почему, собственно,
Жизнь имитирует творчество,
То есть не так, не так я подумал,
Я подумал, почему мы 
Не лошадка, увязшая
В складках тумана,
Почему мы не Погоди
В Простоквашино биполярном,
И сможет ли Карлсон
Преодолеть 12 месяцев,
Излечившись от РПП,
Именно это подумал.
А потом имел глупость
Жениться на однокласснице
Саре Коннор,
Она сидела в детстве
На стадионе у школы
В больших черных очках,
В серой майке,
Поджарая и независимая,
Что-то царапала на столе
Длинным ножом.
Когда я женился на ней,
Она сказала, что мы были
Совершенно не Покемонами,
Что мы были коллективным
Мишей Токаревым,
Ответственность за которого
До сих пор ощущаем.

I love Драгомощенко

Аркадий Драгомощенко
Знал толк в женщинах,
Он говорил, что сначала
Они сумасшедшие,
Потом они мертвые.
Приснилась покойная бабка,
Долго смеялась,
Мы вместе смеялись,
Потому что весной благодать.
Листья падают с тополя, ясеня,
Ничего себе, сказал бы я себе,
Если бы являлся поэтом
Времен старших классов.
Времена старших классов
Определенно войдут
В учебники литературы.
В старших классах
Вы, как будто не потеряли
Предощущение лета.
В старших классах мы посещали
Уроки по химии,
Где изучали эфир,
Сочиняли стихи.
Десятиклассники
Надышались парами эфира,
Они бредут и мычат
По зеленому коридору,
Технички напуганы,
Нечто похожее
Прослеживается в кинофильмах
Дэвида Кроненберга.
И неожиданно все повзрослели,
В корнях слов
Стали образовываться
Фитонематоды междометий,
Кто-то женился, развелся,
Кто-то просто запутался
В киселе мещанства,
Кто-то уехал в Японию,
Кто-то приехал.
Но если снится покойная бабушка,
Надо сварить кисель,
И помянуть.

Электроголубь

Она, словно бомбардировка
Дрездена в сорок пятом,
Была чудовищно проницательна,
Морщинки в уголках ее глаз
Напоминали размежеванный
Земельный участок,
В складках которого прятался
От прилетов снежков.
Иногда она принималась
Выпиливать лобзиком
Из древа моей головы
Табурет,
Впрочем, талантливо.
Она была изящна,
Как Маленький принц
В переводе Гальпериной.
Вообще, она была птицей
С телом совы,
Головою Шульженко,
Пела подобно.
В моем хромоногом молчании
Она слышала отзвук
Литературы.
А сны называла
Телепортацией к нашим
Настоящим телам.
Дотелепортировалась.
Воздух был напоен
Рыбной безбрежностью,
Соседи жарили камбалу,
Но в целом, воздух
Был спокоен, словно песни
Группировки Блестящие,
От песен таких
Мозоли на мыслях.
Я лежал и смотрел
На голубя за окном
С багровыми глазками,
Он фиксировал.
Она была права даже в этом,
ЦРУ нашпиговало пернатых
Аппаратурой,
Чтобы следить.

Гадание на яичной скорлупе

Клетчатый баул
В преддверии брачных игрищ
Дудит нестерпимо,
Из него вылетают вещи-птицы.
Черные точки в глазах,
Словно черный риелтор,
После действий которого
Нет ни бабушки, ни квартиры.
Должностные ладони
Поддерживают справа и слева,
Чтобы не пасть на пути,
Я снова вешу
Порядка шестидесяти мегабайт,
И с легкостью помещаюсь
На флеш карты.
Станция Сокол
Превращается в альбатроса,
Который дремлет в полете.
Старушенции крики,
Подайте кто-нибудь нитроглицерин,
Забавно, думаю я,
Миллионная доля взрывчатки
Способна запустить мое сердце,
Миллионная доля взрывчатки.
Я чувствую себя странно,
Словно живу в семье Ивановых,
В которой нет
Ни одного Иванова,
Я чувствую себя странно,
Как в детстве, обряженный
В костюм петушка,
И воспиталки обходят,
Боясь законтачиться.
Мои, отросшие сновидения,
Подсовывают одну девочку,
Она напоминает
Пальмовое масло,
Такое же вредное,
Такое же калорийное.
Я не успел досмотреть,
Разряд электричества
Ломает мою скорлупу,
Для меня это, кажется, мир.

Скрыл-скрыл

Набухшие от пота детей
Тускло-голубые лебеди,
Скрипели фальцетом,
Оккупированным
В корыстных целях,
Мешать гражданам
Думать.
Граждане разобрались
В квантовой физике,
И черных дырах,
Но не разобрались,
Как другой человек
Может сморкаться иначе.
Перед сном я вспомнил
Женщину с короткими
Ногтями обгрызенными,
Они напоминали
Закат Европы,
Она кричала на мужика
Возле детского сада,
Она была не проста,
Словно Пушкинский правнук,
Служивший в рядах СС,
Где ты ходишь, чудовище,
Где от тебя алименты,
Она говорила на довременном
Наречии,
Кажется, оскорбляла,
Мужчина плюнул ей в глаз,
И это событие всколыхнуло
Ветку в груди женщины,

На которой сидела
Вздоха синичка.
Синий плавник акулы
Подушки
Жрет мою голову,
Я бы еще что-нибудь
Вспомнил такое,
Но огромная чайка
Кветиапина
Тащит меня в синее море.
И тысячи Вифлеемских
Младенцев
Ищут отцов своих,
Ушедших за сигами в ночь.

Стихотворение, способное на все

Однажды 10 лет я писал
Стихотворение об отце,
10 долгих лет,
Неотчуждаемых от 
Знания, что литература,
Это, прежде всего, пробелы,
А потом уже буквы,
Семиотика, пушкинисты
И Лотман Юрий Михайлович.
Моя методологическая,
Прости господи,
Основа стихотворения
Включала пробелы,
Из которых состоял папа.
Однажды к нам в город
Приехал кентавр,
И мой отец разрешил
Мне на нем прокатиться.
От кентавра пахло,
Как будто бы сеном,
Огуречным лосьоном,
И всем тем, чем пахнут
Кентавры, рожденные
В советские времена.
Рядом стояла милиция,
Дежурила,
Возбужденные дети
Были готовы его растерзать,
В их потных ладошках,
Кажущихся тизером
Взрослых ладоней,
Колыхались банкноты.
Отец о чем-то с ним спорил,
А потом даже подрался,
Мой отец будет боксером,
Я его таким воспитаю.
Что же было еще,
Кажется, далее он,
Мой отец, увел жену
У кентавра,
Впоследствии жена стала
Моей матерью,
И мы переехали в Нарнию.

Как управлять Родиной, не привлекая внимания санитаров

По торс обнаженные,
Неистощимые, пшеничноусые,
Загорелые танки
Вершат свои полевые работы,
Журчит, в напоенном
Запахом, пока еще
Не раскрывшихся почек
Яблони, тополя, ивы,
Воздухе смех.
Стая майских жуков,
Янтарнотелесых,
Кружит над полем,
В деревне лает собака,
Сквозит дым печных труб.
В березовой роще,
Левитана березовой роще,
Стройная и большеглазая
В сарафане крестьянка
Плотоядно смотрит на танки,
Губы облизывает,
Гладит себя.
А рядом глубокая лужа,
Созвучная горлу актрисы
Серенькой Александры,
Вдоль нее бежит детвора,
Совершенные апологеты
Теории этногенеза,
Их общность, их вера
В неистрибимость кораблика,
Который набух, но плывет,
Внушает некоторый оптимизм.
Эти дети в отличие
От нашего поколения
Выйдут с первым звонком,
Со звонком для учителя,
Этим детям будет плевать
На замечания в дневнике,
Потому что у них есть Родина.

Большой смех маленького человека

Литровый смех мальчишки
Бултыхается в мочевом пузыре,
Наступившей весны,
Птицы снимаются с веток,
Потом донашиваются
Младшими братьями.
Взгляд фасеточных глаз
Мальчика на соседней скамье
Вмещает многое, разное.
Наверное, читает обувь,
Как обувь, а не любовь,
И воду он, должно быть,
Заряжать не станет
От телевизора JVC,
По причине отсутствия
Телевизора JVC.
Он считает вслух,
Первая чеченская и вторая,
Это же три чеченские.
Не предавайся погибели,
Кушай мороженку,
Советует бабка.
Я наблюдаю некое совпадение,
Совпадение бабки с машиной,
От нее пахнет бензином,
Валокордином, монетами.
Мальчик, наверное, знает,
Я в его годы не знал,
Почему так,
Подобно посуде,
Тело хранит энергетику
Человека, который пил из него.
Я полагаю, дедушка мальчика
Является Электроником,
Что вполне допустимо
В рамках отдельной семьи.
Я много чего могу полагать,
Но плавлюсь мороженкой
В электродуговой печи
Весной такого-то года.

Завтра был дождь

Экзема прикосновений
К темечку нелюбимого сына,
Он еще не стреножен именем,
Но уже оскорблен
Отсутствием отчества.
Она касается, чтобы не было
Существенного перекоса,
Все переменные соблюдены,
Касалась, иногда даже гладила.
Бывало, кричала,
Когда кричала
Твердели соски,
Глаза усложнялись,
Наливаясь причастными
Оскорблениями
К легкой степени слабоумия,
Жадно следили,
Как нелюбимый сын
Покрывается пузырьковыми
Высыпаниями
Цвета гвоздичек.
Схожим образом
До меня докасался дождь,
Ноги промокли насквозь,
Охрусталились льдинами,
В отличие от школьного,
Школьного времени,
Я не мог рассказать
Детскому психиатру,
У которого старческая гречка
У самых голубых глаз,
В каких местах
Он меня докасался.
В оцепеневшей речи моей
Перестала водиться
Способность к доносу.

В мире женщин

Женская недостаточность,
Как и сердечно-сосудистые
Заболевания,
Явления одного порядка.
Гражданки сосредоточены,
Идут от станции через лес.
В глазах их, стреляных гильзах,
Отражаются весенние блики,
Персиковый, едва уловимый,
Пушок на щеках
Покрывается влагой,
Кусты шиповника занемели,
Осину скрутило,
Как мокрую тряпку,
Шелковицу и того больше,
Пожгло прямым попаданием
Шаровой молнии.
В их сумках и рюкзаках
Головы Иоанна Предтечи,
Бывшего мужа, парня,
Ухажера, который более
Не ухаживает,
Хотя ухаживал, мы же помним.
На основании каких типажей
Они построили
Свою идентичность,
Фрекен Бок, Шапокляк,
Пантера из Маугли,
Марла из Бойцовского клуба.
Побитая, словно мамина ваза,
Листва собирается заново,
Это мимо проходят гражданки,
Задумчивые и степенные.
В наступившей цифровой эпохе,
Когда объявление на окнах
Столовки,
Работаем до шести,
Написано красным фломастером,
Неизменно женским почерком,
Речи не может идти
О замене гражданок
На языки программирования.

Дух великого русского писателя

Отвечая на частый вопрос,
Как тебе удается
Быть обаятельным,
Как рудиментарный
Хвостик у женщины,
Иметь подвижный ум,
Созвучный порту usb 3.0,
Стоит отметить
Нормотимики, корректоры,
Нейролептики,
Походы в библиотеку
Не реже раза в неделю,
Утренние вжимания
Своего тела в линолеум.
Но прежде всего библио.
Пейзаж не вмещается в книгу
По причине оторванности
Меня, как субъекта,
От читального зала,
Поэтому я посещаю
Читальные залы,
Пространство концептуализирует
Основное условие
Существования мира.
В библиотеке прекрасные люди,
Прекрасные люди,
Как нервические почеркушки
На полях тетради в линейку,
Быть может, и в клетку,
Но за что же им в клетку,
Нет, тетради в линейку.
Многозначное небо,
Как пятьдесят первая
Статья конституции,
Множественные тучи,
Подпадающие под статью
Двадцать точка два,
Всполохи молний.
Юноши, девушки
Сидят полукругом
Перед зажженными свечками
В форме пятиконечной звезды,
И вызывают дух
Великого русского писателя.

За каждым великим мужчиной стоит кошка

Воздух, инфицированный
Пустыми надеждами,
Одомашненный,
Станет причиной
Першения в горле,
Ты попросишь воды,
Я взовьюсь
Диким костром,
Словно дети рабочих,
Заткну тебе рот,
И прошепчу страшно,
Молчи, не задавай
Лишних вопросов,
Я прибыл из прошлого.
Твои длинные ноги
Будут фактом культуры,
А волосы на ногах
Даром природы,
В то же время культура
Еще одно слово,
Чья тень много длиннее
Непосредственно текста.
Твои колени напоминают
Китайские лица,
Над коленями татуировки,
Над правою love,
Над левою hate.
Вдвое сложенное воскресенье
Понедельник напоминает,
У нас мало времени,
Говорю тебе я,
Они все знают,
Они уже близко.
Мысли летают,
Как балерун Цискаридзе,
Но я нахожу в себе силы,
Я говорю тебе,
Вы все умрете,
А я буду жить вечно
В отличие от иронии,
Которая не пережила
Одиннадцатое сентября,
Первое сентября,
Двадцать второе июня
И так далее.

Женское освободительное движение Галины

Галина Рымбу ловит попутки,
За рулем которых
Маскулинные парни,
Токсичные, как метиловый спирт.
Галина Рымбу
Почти совершенна,
Словно человек,
Заполняющий мелким почерком
Анкету на собеседовании.
Никто не знает,
Куда она едет,
Ее видели в Аризоне,
Видели в Одинцово,
Иногда видели в Токио,
Говорят, у нее красивые ноги.
Галина Рымбу ловит попутку,
Порою так ловят дыхание
Любимого человека,
Пакетом или сачком.
Водитель говорит ерунду,
Ни к чему не обязывает,
Что-то из Витгенштейна,
Делает комплименты
Оркестровым ямочкам
Поэтессы,
Поэтесса задумчива.
К середине поездки
Галина Рымбу спрашивает,
Соблюдает ли,
Соблюдает ли парень
Кодекс пацанский,
Не бьет ли жену,
Если та лежит на земле.
Если водитель так делает,
Именно так он делает,
Галина Рымбу поднимает
Краешек платья,
А там красивые ноги,
И эти красивые ноги,
Они же смертельные ноги
Губят водителя.
На скорости сто километров
Он врезается в дерево,
И с места событий
Идет невредимая
Русская поэтесса.
Галина Рымбу
Покачивает колыбель
Над бездной.

Фут-фетишизм в районах крайнего севера

До нитки промерзшее
Помещение улицы,
Зимний комар
На геометрически верных
Ножках,
Сел на щеку,
Рука учителя хлопнула,
На руке кровь народа,
Скольких доярок,
Слесарей, химиков
Комар прежде попортил.
Я вошел в туалет,
Они там с линейками все,
Что вы тут делаете, молодежь,
Спросил я,
Писюнами что ли меритесь,
Нет, дяденька,
Сказали они,
Густотой наших
Эндогенных депрессий.
Косые взгляды
Учреждали градусов тридцать,
Кололись,
В их венах протекало какао,
В столовой ничего крепче
Не наливали.
Чудные ученики,
Как фамилия Мириэтты Чудаковой,
Похабная надпись
На грязно-зеленой стене,
Не они написали,
Мои порядочные ученики.
От меня ждали все, что угодно,
Пожалуй, я мог стать
Даже собакой,
Детишки не удивились бы,
Но я чувствовал,
Что ждут они
Слова не мальчика,
Но мужа какой-нибудь,
Какой-нибудь Коллонтай,
Весомые слова и все такое.
Интересно, комар
Что ощущает, когда лапки
Касаются щеку.

Русские народные галлюцинации

Созвучный советской фантастике
Твой взгляд,
Такой, не утративший теплоты,
Достаточно теплый
Для того, чтобы
Порадовать Ивана Ефремова,
Или растопить льдышку,
В которую вмерз голубь.
Это замечательно и невероятно,
В тебе 15 миллиграмм
Сибазона,
А взгляд все еще теплый,
Способный осветить колидор.
Дрожащее в воздухе
Безмолвие,
Обрастает излишними
Мелочами,
Фырчит противотанковый
Ежик,
Вешалки ветка трещит,
Плоды одежды
Наливаются нами.
В определенной степени
Мы были палиндромами,
Читались с легкостью наоборот,
И тот, кто отваживался
Читать нас наоборот,
Имел впоследствие
Дело с ПТСР.
Мы выходим на улицу,
Пить глазами
Заоконную чернь,
Дышать перед сном
Талым воздухом,
Полураздетые, сентиментальные.
И мне, полагаю, уютно,
Словно варежке
В рукаве шубы.

Основы безопасного забвения

Введенный в школах предмет,
Основы безопасного
Забвения,
На котором ученики
Забирались в коробки,
И сорок пять минут это делали,
Катали на языке
Слово трансцендентально.
А мы, переставшие клянчить
Мандаты,
Сделались полномочны
Решать, как жить,
В каком окошке
Получать пособие,
В какой лесомассив
Ехать на электричке,
Разговаривать с духами
Бианки, Пришвина,
Прочих натуралистов.
Твоя врожденная интеллигентность,
Кажется, первое слово,
Произнесенное, было
Словом о полку Игореве,
Твоя врожденная интеллигентность
Понравилась маме.
Высокие, словно девчонки
Команды Уралочка,
Сосны, пихты, березы
От ветра качаются,
Стучит дятел,
Ползет муравей по щеке.
Разные с тобой, как перевод
Художественный и дословный,
Мы перестали теряться
В изданиях разного года
Постройки,
Потому что важны
Качества переводчика,
А не качество перевода.
Лишенные сна,
Стыда не имут,
И мы не имели,
Со всего соскочили
На уроках забвения.

Над пропастью ЕГЭ

Она пеленала бы речь
В одеяло сарказма,
И мне не пришлось бы
Выламывать ее 
Из конвенционального
Дверного проема.
Это была бы любовь
С первого прикосновения,
Я бы подумал, ого,
Наверное, она медсестра,
Так трепетно, неощутимо
Вкалывает
Противосудорожное.
И мы могли говорить,
Допустим, о том,
Что думает искусство,
Находясь вне нас.
И мы могли не хотеть
Крестовых походов,
Несмотря на то,
Что крестовый поход
Часть самосознания нашего.
Расплескавшаяся по небу синева,
Разольется также
По тельняшкам, по беретам,
Мы будем есть варенье хандры,
Читать Чехова вслух,
Избегать всего,
Что одобрено составителем
Школьной программы.
И в этой связи
Во дворе девки
Зададутся вопросом,
А кто живет у тебя
Под кроватью,
Живая девушка,
Правда, живая,
Покажи ее нам,
Не покажу.
И когда они спросят,
Из чего же, из чего же, из чего же
Сделаны наши мальчишки,
Из блаженного косноязычия,
Отвечу я девкам
Над пропастью ЕГЭ.

302928272625242322212019181716151413121110987654321