Партконференция

Алексей Сергеевич Смекалин, председатель колхоза «Ржевский», в свежепошитом костюме спешно шагал по заветному коридору здания ЦК КПСС в доме номер 4 на Старой площади. А за ним семенила супруга Степанида Никитишна, отряхивая руками плечики пиджака. 

— Ты главное не волнуйся, не запинайся, — тараторила она, — и руки не задирай, не то рукава топорщатся.
— Ай, да будет тебе, — проворчал Алексей Сергеевич, отмахиваясь. 

Недавно Смекалину присвоили звание «Герой труда», а затем вызвали в Москву с тем, чтобы предложить избраться в ЦК. Такая честь была оказана ему за двукратное увеличение урожая в колхозе по итогам пятилетки. 

В те годы партийные органы всех уровней просто нуждались в лицах «из народа». Ими нужно было разбавить серую среду партийных функционеров, которые становились со школьных лет активистами-комсомольцами и всю жизнь сидели на казённом пайке, чередуя пленумы-заседания с попойками на дачах. Поэтому время от времени на партийные конференции приглашались выступить простые труженики, которые внесли вклад в народное хозяйство, оборону, культуру, науку. 

Сама по себе конференция значения не имела. Но конференции, пленумы, съезды и иные официальные партийные мероприятия традиционно сопровождались мероприятиями неофициальными: посиделками в кабинетах партийных функционеров, когда из застеклённых шкафов доставали дарёные бутылки коньяков и хересов. Там-то ко вновь прибывшему присматривались и, если он «подходил по формату», проталкивали в нужное кресло. Давали, так сказать, «рекомендацию» съезду партии: «Просим проголосовать». И обычно такие «рекомендации» исполнялись исправно. Ведь никто из делегатов съезда не хотел оказаться в опале, испортив себе партийную карьеру. Так формировался «авангард пролетариата». Так формировалась власть. 

И вот Алексей Сергеевич, своего рода гений сельского хозяйства, с супругой торопился в зал заседаний ЦК на партконференцию. Они прошли мимо двух барышень, которые щебетали за массивным дубовым столом у входа в зал. 

— Товарищ, — окликнула одна из них Александра Сергеевича, — вы куда?
— Так это... стало быть... на конференцию.
— Пожалуйста, регистрируемся.
— Смекалин моя фамилия.
— А... Александр Сергеевич?
— Да.
— Проходите.
Смекалин прошёл в зал, а барышни-хохотушки продолжили болтать:
— Это кто таков?
— А один из этих. В ЦК хотят продвинуть. Мой Витька уже лет десять парторгом корячится и хоть бы что. А тут «дерёвня» приехала —и сразу в ЦК. 

Спустя полчаса все участники конференции расселись, дверь в зал закрылась, и начал выступать генсек с приветственным словом. Потом товарищ Суслов, не вставая со своего места в президиуме, где у него был свой микрофон, разъяснил регламент работы конференции и вызвал ещё несколько докладчиков. 

Вскоре настала очередь Алексея Сергеевича. Он поднялся, отирая пот со лба, встал за трибуну и начал читать с бумажки. 

Его доклад был предварительно и не единожды скорректирован организаторами. На полях - пометки чужим почерком: «повысить голос», «сделать паузу», «улыбнуться», «стукнуть кулаком», «обратиться к президиуму». 

Время от времени Алексей Сергеевич отклонялся от сценария. Например, после слов «в повышении урожайности озимых немалую роль сыграла оптимизация использования сельхозтехники» он положил бумажку на стол и ударился в объяснения о том, как работают свечи на морозе и как происходит скольжение прицепного оборудования трактора по замёрзшей почве. Товарищ Суслов тихонько его перебил: 

— Товарищи, давайте технические подробности опустим, у нас регламент. 

И так повторялось раз пять. Со временем Суслову стало достаточно просто шепотом сказать «товарищи», как Смекалин отрезвлялся и вновь утыкался в бумажку. Постепенно он начинал ощущать себя не Героем труда, а диктором или актёром. 

Дойдя до фрагмента «...трудовой энтузиазм коллектива колхоза основан на вере в дело социализма и стойкости перед лицом капиталистической угрозы со стороны Запада», Алексей Сергеевич остановился. В голове его пронеслась мысль: «А это тут причём? Если б я Трофимыча не штрафовал на ползарплаты, он бы и перед лицом капиталистической угрозы самогон жрал да смены прос...л». Так что он пропустил весь абзац про вражду с Западом и перешёл к объёмам надоев в колхозе. 

На переднем ряду один из партийных функционеров беспокойно зашелестел бумагами. Это был товарищ Семенко, которому принадлежали пометки на полях доклада. Его озадачило, что из выступления пропал рекомендованный им тезис про Запад, который генеральная линия партии требовала включать во все выступления последних мероприятий.

Когда выступление завершилось, Суслов спросил, имеются ли вопросы к докладчику. Руку, в числе прочих, поднял Семенко, надеясь восполнить образовавшийся пробел в картине, которую он своей цензурой создавал на страницах доклада Смекалина и которую последний грубо нарушил. 

— Товарищ Смекалин, ваш колхоз, несомненно, вносит неоценимый вклад в хозяйство нашей страны в такое сложное время, когда капиталистический зверь пытается наброситься на нас на последнем издыхании. Какую роль эта угроза сыграла в подъёме трудового энтузиазма вашего коллектива? 

Алексей Сергеевич растерянно посмотрел на Семенко, потом в сторону президиума. Генсека одолевала зевота, товарищ Суслов поморщился. 

— Я... я не совсем понял вопрос, — запинаясь промямлил докладчик. 

Один из сидящих в президиуме попытался спасти ситуацию: 

— Товарищ Семенко, наверное, хотел спросить: думают ли ваши работники о том, что, выходя на смену, они не просто вносят вклад в народное хозяйство, а обеспечивают, так сказать, тылы в борьбе с капиталистическим лагерем? 

 Алексей Сергеевич отёр пот со лба и ответил: 

— Откуда ж мне знать, о чём они думают. Работают и работают. Если не работаешь, то сиди без зарплаты. Не выполняешь план — нет тебе премии. Перевыполнил план — двойная премия. Портишь технику — дисциплинарная ответственность по Трудовому кодексу. 

В зале зашептались. Товарищ Семенко округлил глаза и смотрел в сторону президиума. Алексей Сергеевич искренне полагал, что участники и слушатели конференции действительно хотят знать о том, как устроен его колхоз изнутри. 

— Разрешите мне вопрос, — вклинился партийный организатор Егоров, которому принадлежала идея представить Алексея Сергеевича к избранию в ЦК и который начинал ощущать, что эта идея летит в тартарары.

— Пожалуйста, — кивнул Суслов. 

— Спасибо. Вот вам вопрос... как человеку, который, дескать, с сельским хозяйством знаком не понаслышке... который, так сказать, каждый день своим трудом, своими руками, на производстве... Так вот. Как вы считаете, что может сделать ЦК КПСС, как ядро партии рабочих, защищающее интересы трудового народа, чтобы и другие колхозы, фабрики, цеха трудились так же ударно, как и ваш колхоз? Вести просветительскую работу, представлять к наградам, отправлять комиссии на места, разрабатывать стандарты. Вот что следует делать? 

— Ну, тут смотреть надо конкретно. Насчёт наград не знаю, а вот на места выезжать, конечно, надо. Смотреть, как учёт ведётся, какая почва, что выращивают, как выращивают, сколько недостач по технике, посевному материалу... 

— Правильно, товарищи, — перебил грузный член президиума с рожей, раскрасневшейся от бутылки армянского коньяка. — Предлагаю сформировать делегации ЦК и отправить по колхозам. 

Его поддержали. Все знали, что такое делегация ЦК: приезжаете компанией человек в пять, садитесь на шею местному райкому, тебя неделю поят и кормят местными деликатесами, водят по местным достопримечательностям, а к концу этого загула тебе и спрашивать стыдно про всякое там производство. Поэтому Алексей Сергеевич, человек знающий, возразил: 

— Делегации — это хорошо. Да только приезжать надо быстро. А у нас же как. Пока формируется делегация, в колхозе уже всё знают и строят «потёмкинские деревни». Вот есть в Подмосковье совхоз «Трудовая слава». Совхоз небольшой, но чернозём там такой, что есть можно. И восемь комбайнов на учёте. Там надо злачные выращивать, а они сажают вишни. Я был в том совхозе по обмену опытом, мне бумаги показывали. Бумаги есть, а комбайнов — нет. Спрашиваю, мол, покажите комбайны, а они меня ведут водку пить. Утром уже вот-вот уезжать надо, я говорю, мол, комбайны таки не посмотрел. Отвели в ангар, показали одну-единственную машину. Я толком ничего не осмотрел, но всё равно подметил, что он наполовину разобранный. Вот давайте хоть прямо сейчас соберемся и поедем. Всё ж рядом. 

По залу разнеслось недовольное шептание. Все понимали, что с этого совхоза весь ЦК кормится дефицитными сортами вишни и набивает свои подвалы банками с вареньем. И все знали, какая вороватая скотина председатель «Трудовой славы». Но он умел ладить с влиятельными людьми, поэтому тормошить его лишний раз никому не хотелось. И снова вмешался Суслов: 

— Товарищи, у нас конференция, предложения по работе партии выдвигайте, но в спешке решать такие вещи мы не можем. Я думаю вопросов больше нет, можно перейти к следующему докладу. 

Смекалин суетливо сел. Никто из сидящих по соседству не заговорил с ним и руку не пожал, как это обычно бывало. 

Когда партконференция подошла к концу, участники стали мигрировать по залу и кучковаться. Кто-то оживлённо переговаривался, кто-то демонстрировал свои статьи в печатных изданиях. К некоторым докладчикам подходили партийные функционеры, заводили беседу, потом под громкий смех увлекали в помещение позади трибуны и президиума, отделяемое от зала дверью. Заглянув туда, вы бы увидели стол, накрытый водкой, коньяком и закусками. 

К Алексею Сергеевичу никто не подходил, и никто с ним не говорил. Только из коридора через открытую дверь на него смотрела жена Степанида Никитишна и помахивала рукой. Сам он сидел на своём месте в зале, теребил в руках листы своего доклада и смотрел, как возле трибуны группа участников конференции окружила генсека. Они задавали ему вопросы, он — односложно отвечал. 

Так прошло минут пять. Смекалиным овладело ощущение того, что мероприятие закончилось, пора расходиться. Он встал и пошёл на выход. 

— Ну что? Ну как? Расскажи, — накинулась супруга, едва он вышел. 

— Всё хорошо, — ответил Алексей Сергеевич, заставляя себя улыбаться, — выступил. Пойдём. 

Степанида Никитишна, растерянно улыбаясь, взяла мужа под руку и пошла с ним среди толпы отбывающих участников конференции. 

— Товарищ Смекалин! — окликнул кто-то командирским голосом. 

То был генерал-майор КГБ Рябенко, начальник охраны генсека. Он подошёл, взял Смекалина за локоть и сказал: 

— С Вами хотят поговорить. 

Степанида Никитишна, глянув КГБшный мундир, вцепилась в рукав мужа и запинаясь спросила: 

— Кто? Зачем?

— Не волнуйтесь, — ответил Рябенко.

— Всё нормально, — успокоил жену Алексей Сергеевич, — это по рабочим вопросам.

А сам прикинул, не наболтал ли он на конференции чего-либо, чтобы стать интересным КГБ.

Его отвели в небольшое помещение неподалеку от зала, в котором проходила партконференция. Попасть в это помещение можно было только через узкий коридор, а дверь в коридор отпиралась ключом. Тут стояли большие кожаные диваны, фикусы и столик с переполненными пепельницами. Очевидно, это была комната отдыха, куда обитатели дома номер 4 на Старой площади приходили покурить.

Смекалин готовился к худшему и думал о своём будущем, пока вдруг не вошёл человек, аудиенции которого он ожидал меньше всего. Сперва показалось пузо, обтянутое пиджаком и увешанное орденами, а потом и лицо Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Верховного совета СССР и маршала Советского Союза (всё это было одно лицо).

Смекалин вскочил, а генсек подошёл и, пожимая руку, опустил его обратно на диван, куда и сам сел. Он вытащил из кармана пачку сигарет «Новость», закурил и предложил Алексею Сергеевичу. Тот отказался, потому как от роду не курил. Рябенко занял стул напротив. Какое-то время сидели молча. Затянувшись раза три, генсек нарушил тишину:

— Дурак ты, Алексей Сергеевич. 

А потом подумал секунд пять и добавил: 

— Но спасибо тебе. 

— За что, товарищ Генеральный секретарь? — спросил Смекалин. 

— А вот за то и спасибо. Не годишься ты для партийной линии. Съедят тебя, — говорил генсек тихо и проглатывая окончания. — Ты человек грамотный, совестливый, прямой. А они тут — волки. И я среди них. Они думают, что я ничего не понимаю, а я всё вижу, всё понимаю. 

Рябенко оживился, глаза его забегали. А генсек вытащил из внутреннего кармана пиджака карандаш и листок бумаги. Медленно начеркав что-то, он протянул лист Алексею Сергеевичу и сказал: 

— Поезжай в колхоз. Ты там человек необходимый, ты там больше нужен. Но, если тебе что-то будет надо, вот, сразу позвони и скажи, не стесняйся. 

Засим генсек встал и покинул помещение. Рябенко проводил Алексея Сергеевича к выходу и отправил его с женой на служебной машине до гостиницы. 

Вот так и закончилась партконференция. Смекалин не попал в ЦК. Он вернулся в колхоз, который процветал ещё несколько лет, пока Алексея Сергеевича не одолел преклонный возраст. Он так и не воспользовался предоставленной ему возможностью и никогда не обращался к генсеку ни за какой помощью. Лишь находясь при смерти после инсульта, чуть помутившись рассудком, он попросил супругу: 

— Достань из комода листок... в левом ящике под тетрадями... позвони... 

— Куда это позвонить? — удивилась Степанида Никитишна. 

— Это... Генеральному секретарю... скажи, нужно два трактора... с кишеневского завода...

Жена, конечно, звонить не стала. Алексею Сергеевичу будто вмиг стало невдомёк, что нет уже в живых ни его старого генсека, ни его старой страны, ни его старой партии.