Красотуля

В центре рассказа Людмилы Домогацкой — одна ночь из жизни женщины, работающей в «интимном салоне». Больная, уставшая, с неотложными расходами на ребёнка, Жасмин остаётся на смене — и вынуждена снова проходить унизительный круг общения с пьяным, агрессивным клиентом. Авторка не скатывается в социальную публицистику и не романтизирует секс-работу: здесь нет ни спасительных жестов, ни особых надежд на перемены.

В рассказе в зеркальной бесконечности множатся не только тела, но и ситуации, повторяющиеся изо дня в день. Это текст не столько о жизни проституированных женщин, сколько о границах дозволенного, уязвимости, принуждении и усталости.

Красотуля. Темнота заполнила комнату за двойными шторами, надежно укрыв ее обитателей от внешнего мира. Постороннему человеку пришлось бы привыкнуть к отсутствию света, прежде чем он сумел бы различить в потёмках смутные очертания. Лишь по свистящим вдохам, характерным для глубокого сна, можно было догадаться, что комната обитаема.

— Пи-ли-ли-ли! Ти-ли-ли-ли! — ожил кнопочный телефон. Мерцание экрана рассеяло тьму, подсвечивая тонкую подушку и лежащую на ней щеку со светлыми прядями. Обладательница щеки что-то промычала во сне и мотнула головой, словно сгоняя докучную муху. Звонок на секунду утих, и тут же запиликал снова. Щека наконец оторвалась от подушки.

— Интимный салон «Страстная Багира»!

— Аллё! Че долго не снимаешь, дрыхнешь? Хорош мять сиськи, ща приеду!

 — Приезжайте, — заученно зажурчала блондинка, смаргивая остатки сна. 

— Адресок подсказать? Ага, записывайте: Цветной бульвар, дом 18 корпус два. Пройдете в арку, оттуда позвоните, я вас направлю, — и уже сбрасывая звонок, крикнула: — Девочки, подъем! К нам гости!

Зажёгся розовый ночник, являя взгляду залу, обставленную с претензией на роскошь. Стены оклеены обоями в позолоченных орнаментах. Два зеркала в тяжелых рамах, висящие одно напротив другого, удваивали пространство, превращая его в бесконечный лабиринт. На журнальном столике стояли приготовленные для гостей пепельница и ваза с мятными конфетами. В ожидании жриц любви гости сидели на софе, обитой изумрудным бархатом. Сейчас над софой хлопотала девушка, отвечавшая на звонок. Она сложила вчетверо плед, убрала с подлокотника подушку, и ладонью отряхнула с сидений невидимую пыль.

Угол комнаты занимал комод белого цвета с тем самым ночником, чья подставка изображала купидона, метящего стрелой в невидимую цель.

Посреди комнаты, как главный элемент обстановки, бесстыже и недвусмысленно являющий зрителю предназначение данного помещения, царила Она. Кровать на львиных лапах почти метровой высоты и такой ширины, что на ней свободно могли расположиться четверо. Основание и спинку ложа любви украшала резьба, а сверху спускался балдахин белого цвета. Сейчас он был поднят и подвязан к металлическому кольцу. С этого царь-ложа, зевая и потягиваясь, поднимались три девицы.

Их внешний вид по пробуждении едва ли мог соперничать с окружающей роскошью. Ложась спать, девицы не умылись — на случай внезапного визита, и теперь вокруг глаз у них чернели круги, вызванные отчасти недостатком сна, отчасти растекшейся тушью.

— Девочки, подъём, подъём! — захлопала в ладоши администратор, видя, что девицы не спешат подниматься.

— Половина пятого! Лерочек, ты же обещала, что мы больше никого не примем, — пухлая блондинка с пышным бюстом недовольно зевнула, округляя очерченные стойким макияжем губы.

— У кого-то денег дофига?! У тебя всего один клиент сегодня, у Жасмин за два дня ни одного! Собирайтесь живо. Кто выйдет без каблуков — оштрафую! Вот он опять звонит, кажется.

— Алло? Интимный салон «Страстная Багира». Вы уже возле арки?

***

Плавая между сном и явью, Жасмин не могла заставить себя окончательно проснуться. Ее окутывал свет, мягкий, неяркий. Она брела по лесу, над головой смыкались верхушки сосен, сквозь которые пятнами пробивалось солнце. Солнце припекало грудь, дышать становилось трудно, и Жасмин свернула с дорожки. Тут начинался густой подлесок, похожий на тот, где она гуляла школьницей, приезжая на лето в село. Во сне она знала, что там, в глубине подлеска, течет горный ручей, и шла ему навстречу. Ключевой водой хотелось освежить горячую кожу.

Лес сгустился. Сосновые ветки сплетались над головой, заслоняя доступ солнцу. Почва, покрытая хвоей, вдруг стала мшистой. Первыми замёрзли ступни. Потом скользящий холод окутал плечи, пополз по животу, прикоснулся ледяной сыростью к пальцам рук. Жасмин озябла и повернулась, чтобы выйти обратно к свету. Но прямо на пути у нее возник горный ручей. Плеск воды по камням становился все громче, пока не превратился в назойливую трель. — Пи-ли-ли! Ти-ли-ли-и!

Жасмин проснулась. Ее встревожил негромкий разговор в соседней комнате. От всей души она надеялась, что звонящего спугнет цена. Или он заблудится по дороге — с пьяными это случается. Только бы снова не подниматься, только бы не стоять напоказ перед гогочущей компанией, жмуря глаза от яркого света.

Она прислушалась к телу. Вечерний жар прошел, температура как будто спала, но голова казалась тяжелой и клейкой, а руки и ноги бессильными. Жасмин попыталась приподнять голову, и у нее застучало в висках. Проклятый вирус, как же он не вовремя!

«Уже разнылась, нюня. Фигли, простуда! Ясен пень, лучше болеть в кровати дома. Напиться чая с медом, проспать десять часов. Двенадцать! Назавтра бы все прошло».

Ей захотелось прямо сейчас поехать на съёмную двушку, которую они делили с соседкой. Соседка, как и она, редко наведывалась на ночлег, отсыпалась, приводила себя в порядок и снова исчезала на несколько дней. Но тащиться в метро не было сил, а на такси не хватало: на оплату жилья уйдет недельный заработок. Из-за простуды Жасмин несколько дней не принимала клиентов, и заработала меньше обычного. Едва ли ей останется на мед, не говоря о лекарствах. Проклятый вирус!

Жасмин слезла с постели, небрежно оправила покрывало и взяла из тумбочки телефон. Комната, где она спала сейчас, считалась нерабочей и не была предназначена для приема посетителей. Двуспальная кровать гостиничного типа, заправленная простыней не по размеру, упиралась деревянным основанием в стену. По правую сторону от кровати стоял деревянный стул с облезлой спинкой, слева к ней вплотную лепилась прикроватная тумбочка. Истоптанный ковролин у основания стены соседствовал с куском надорванных обоев.

Глянув на часы, Жасмин убрала телефон и подошла к зеркалу. Оттуда таращилась физиономия с покрасневшим носом и опухшими веками. «Охренеть, красотка! Шнобель клубничиной, сопли ручьем. Ясен пень, почему за двое суток меня никто не снял. Кому надо заразиться?!» Она все-таки достала косметичку, попудрила нос, мазнула по ресницам тушью и причесала волосы. Подумав, сняла измятую комбинацию, оставшись в белье. «Ну, что могла. Если не зажигать яркий свет, то может, и прокатит».

***

Обладателю редкой шевелюры, объемистого пуза и небритых щек могло быть и тридцать, и пятьдесят лет, сказать наверняка было сложно. Нетрезвый мужичок ввалился в гостиную, отчего-то пренебрег софой, зацепил со стола пепельницу и плюхнулся с ней в кровать. Там он развалился прямо в туфлях, нога на ногу, и без промедления закурил, сбивая пепел куда придется. Сигарета успела дотлеть почти наполовину, когда из коридора послышались восклицания и смешки. Их перекрыла звучная команда: «Заходим, девочки!». И под дружный грохот каблуков и шпилек в залу размашистым шагом вошла шеренга полуодетых девиц.

— ЗдорОво, красотули! — оживился гость. — Че у вас так темно? Нормальный свет включите, чтоб я всех рассмотрел!

Вспыхнула люстра.

Рекламируя свои телеса, девицы выстроились полукругом перед кроватью. В «Страстной Багире» девушек подбирали на все вкусы: здесь можно было отведать блондинку и брюнетку, худощавую и пышнотелую, юную студентку и зрелую даму. Одно время в «Багире» трудилась звезда салона, легендарная Снежана Юрьевна — рыхлая громада стодвадцатикиллограмовой плоти. Царь-шлюха не выходила к случайным гостям, принимая только тех, кто пришел к ней по рекламе. Ее необъятный вес, равно как изощренный навык по любовной части (среди девочек ходили слухи, будто Снежана позволяет своим клиентам в с е, и не берет с них доплаты), делали ее своего рода достопримечательностью. К тому времени, о котором идет рассказ, любвеобильная толстуха покинула салон. Говорили, будто она стала жить с кем-то из своих постоянных клиентов, и тот открыл для нее небольшую сеть магазинов под названием «Снеговичок».

Это была потаенная мечта большинства проституток — покинуть салон навсегда. Уйти из него с клиентом — в постоянные любовницы, а лучше замуж; устроиться по знакомству или везению на высокооплачиваемую работу; купить собственное жилье и полностью за него расплатиться. В замужество верили самые наивные и недалекие путаны; практичные и опытные экономили каждый рубль, который планировали вложить в недвижимость или в собственное дело, не связанное с проституцией. Но таких были единицы. Большинство тружениц заведения не были достаточно глупы, чтобы верить в повторение истории с Джулией Робертс в главной роли, но притом не обладали коммерческим дарованием и хваткой. Они оценивали перспективы выгодного замужества как равные нулю или немногим выше, а делать накопления им мешали частые расходы. Поэтому девушки работали в салоне годами, иногда с небольшими перерывами — до тех пор, покуда пользовались спросом.

***

Гость вперился в пространство, размышляя, на ком сегодня остановить случайный выбор. Пышногрудая Лола подмигнула ему, поставив руку на бедро, другой оттягивая еще глубже декольте короткого платьица. Мужчина колебался, то и дело переводя взгляд с Лолы на Ангелину, с Ангелины на Викторию. — Ну че, красотульки, кто со мной останется? Я нормальный пацан, не обижу. Гость последний раз стряхнул пепел, и, не глядя, затушил сигарету о стеклянное донышко пепельницы. Потом он поднялся и сел, уставившись мутным взглядом куда-то в стену.

— Возьмите меня! Я еще ни с кем не была сегодня, — неожиданно для самой себя Жасмин выступила вперед, шагнув длинной ногой почти к самому лицу клиента.

— Берите Жасминку, не пожалеете! Администратор по опыту знала, что клиент может уйти, если позволить ему долго раздумывать. К счастью, гость был под градусом, и его хмельная душа требовала продолжения банкета.

— Жасмин? Гы! А я — Виталик! Ну че, как тебя, Жасмин? Слыш, раздень меня, чё стоишь!

— Хорошего отдыха, — пожелала администратор. Проститутки, стуча каблуками, гуськом потянулись за дверь.

***

Жасмин подошла к мужчине. — Чё у вас почём, хоккей с мячом? Четыре? Давай пока на два часа, а там посмотрим, — порывшись в пиджаке, гость извлёк пачку денег, не спеша пересчитал, отслюнил две оранжевые купюры. — Сдачу себе возьми. Я нормальный пацан, вот увидишь. Не такой… а то я знаю, ходят к вам гондоны всякие, обижают девушек. Но ты учти, я не такой, — Виталик погрозил девушке пальцем, на тот случай, если она вздумает принять его за «такого».

— Спасибо. Я сейчас приду, вы пока раздевайтесь.

— Эээ! Далеко собралась?

— Отдам деньги и вернусь. Вы разденетесь, я уже тут.

— Лады, но недолго, и Жасминка? Знаешь че? Давай вот без этого, вы-ы. Я Виталик.

— Виталик, — Жасмин послушно улыбнулась и закрыла дверь.

В душевой она взяла салфетку и высморкалась. Спать хотелось так, что болели веки. Тело казалось заторможенным, от ходьбы началась одышка. Единственно заработок скрашивал перспективу провести два часа в обнимку с пьяным мачо. Как говорится, назвавшись груздем… Зато потом! Жасмин мысленно тратила свой неожиданный бонус: во-первых, она уедет домой на такси. Купит меда. И наконец раскошелится на конструктор: сын давно просил робота-трансформера, который превращается в гоночный автомобиль. Она не балует ребенка подарками, учитывая то, каким трудом ей достаются деньги. Но чаевые — это другое дело. Можно и расщедриться.

Бросив скомканную салфетку в мусор, Жасмин поплелась к гостю.

Виталик сидел на кровати в том же виде, в каком она его оставила. Снятый пиджак валялся на тумбочке, возле пепельницы с затушенным окурком. Жасмин подняла его, отряхнула, повесила на плечики. — Молодец, — одобрил Виталик. — Заботливая. Красотуля, помоги снять туфли! Я не достаю, видишь, — мужик приподнял обеими руками объемное пузо. Жасмин опустилась на корточки и потянула шнуровку.

— Слыш, аккуратней! За эти туфли я заплатил дороже, чем стоит твоя жизнь! — клиент хохотнул и похлопал рукой по кровати, приглашая девушку лечь. Та поставила обувь к стене и улеглась рядом, гладя ему грудь и одну за другой расстегивая пуговки на рубашке. Зеркало у кровати отражало бесконечную вереницу пузатых мужиков и лежащих возле них девушек.

Лежа на спине, Виталик сделал ленивую попытку полапать ей грудь, но скоро наскучил, и предоставил проститутке действовать самой. Когда та потянулась рукой к ширинке, вдруг подскочил, как китайский болванчик: — Тише, тише. Не спеши, мы ж никуда не торопимся. Да, красотуля? Посидим, побазарим. Куришь?

Жасмин помотала головой. Конечно, она курит, как и все другие в их борделе. Но из-за насморка глотать дым совершенно не хотелось. Организм, не утративший инстинкта самосохранения, отвергал лишний раздражитель. — Ну, как знаешь. А я закурю. Щас гулял в ночном клубе, думал кого-то сниму, но там все такие стремные! В татухах каких-то, хрен догонишь, парень это или девка. Снимешь девку, она разденется, а у нее там хер. В общем, я решил, ну их нахрен. — Ну и правильно. Зато ты пришел к нам, мы гораздо лучше.

— Точняк. А че ты Жасмин? Это прямо твое имя?

— Мое. Смысл менять? Не знаю почему, мама так назвала.

— Врешь, конечно. Но те идет. Ты красивая, Жасминка. Я тя буду звать красотуля, лады?

— Называй, как тебе нравится. — Жасмин хихикнула, изображая кокетство.

— Красотуля, а ты сама откуда?

— Я из Нальчика. У меня семья там, ребенок, а я в Москве. А ты?

— А я местный, вологодский. Есть такой город в России, Вологда, слышала, может?

— Конечно, слышала.

— Ну, вот. Мы, вологодские, сила. Прикинь, я десять лет назад приехал в Москву в одних спортивках. Все, больше у меня нихрена за душой не было. В кармане пятихатка, все, я на эту пятихатку снял койку в общаге с узбеками. Там, прикинь, тараканы ночью бегали, свет зажигаешь и трындец — все черное! Вот с этого я начинал в Москве подниматься. А теперь у меня лавэ немеряно, хата на Юго-Западной, одни туфли стоят дороже, чем вся твоя жизнь! — Виталик довольно причмокнул.

— А ты че, давно в Москве?

— Три года.

— И че, все три года здесь работаешь?

— Нет, с февраля. Выходит, почти год.

— А до этого чем занималась?

— Была официанткой. Уволили, решила пойти сюда.

— Замужем? Разведена?

Жасмин задумалась. На расспросы клиентов у нее была заготовлена пара-тройка выдумок, которые она использовала в зависимости от настроения и фазы Луны. То она была вдовой, у которой автокатастрофа безвременно отняла мужа, то старой девой, решившейся отведать порока. Главное не перепутать, что и кому она плела, если клиент приходил снова.

— Вышла по любви. Думала, на всю жизнь. Родился ребенок, а через год после рождения сына бывший проиграл в казино квартиру, где мы жили. Остаток спустил на шлюх.

— И че теперь? Ты с ним развелась, и че? Здесь лучше?!

— Намного! Разве нам плохо вдвоем? — Жасмин дипломатично погладила гостя по макушке с редкими прядями.

— С тобой ништяк! А знаешь, я че подумал. — Виталик приподнялся на локте, заглядывая мутными глазками в лицо Жасмин. — Хочешь, я тя отсюда заберу? А че?! Я же вижу, ты нормальная баба. Семейная. Это ничего, что ты шлюха. Ты не такая, как они.

Жасмин, наверное, сотый раз слышала эти речи: один и тот же монолог, который не требовал ее участия. С пьяными, как с душевнобольными, лучше не спорить, главное молча кивать и поддакивать изредка.

Прочитав на ее лице внимание, Виталик воодушевился: — И я тоже нормальный. Хороший человек, все дела. Пацан. А как про нас говорят, знаешь? Пацан сказал — пацан сделал. Все! — Виталик близко придвинул свое лицо к лицу Жасмин, заглядывая ей в глаза, так что его физиономия расплылась, утратив четкость. — Решено, значит. Сразу отсюда едем ко мне. Если кому тут надо заплатить, без проблем. Я те дам бабла, у меня много, ты видела. Ты мне станешь варить суп. И рубашки гладить. Ты умеешь гладить рубашки?! Жасмин улыбнулась:

— Конечно!

Виталик хлопнул себя по бедру.

— Вот сразу видно: ты хорошая! Правильная баба. Хреново только, что ты здесь. Ну, в борделе. Вот че ты здесь забыла, в натуре?!

— То же, что и ты.

Очередной моралфаг. Жасмин вздохнула. Почему они считают своим правом читать ей нравоучения? Таскаются по борделям, бухают, сорят деньгами, от нефиг делать лезут в душу, и при этом строят из себя святош.

— В натуре, красотуля, — Виталик откинулся на подушки, глядя в потолок. И мечтательно, обращаясь будто не к ней, а к себе самому, произнес: — Знаешь, как мне осто… Осточертело жить одному! Тусоваться по клубам, снимать одноразовых бля. й. В натуре, хочется, чтобы у меня была семья. Своя женщина. Вот даже ты… Это пофиг, что ты шлюха. Шлюха — тоже человек! Вот че ты здесь делаешь?

Безо всякого перехода он ткнул в девушку указательным пальцем: — Красотуля, ну в натуре: неужели те нравится — сношаться с разными.? Чтобы тя лапали всякие уроды, — Виталик скривился, словно это ему приходилось терпеть посягательства уродов на свое тело. — Вместо одного нормального мужика?! Другой работы не нашлось?

— Я считаю, что мои навыки особенно хорошо подходят для этой должности, — Жасмин искусственно улыбнулась, как японская горничная, и облизнула языком губы, наглядно демонстрируя, о каких навыках идет речь.

Честно отвечать на вопрос она и не думала. По большому счету, никто не ждет откровенности от проститутки, ее правда здесь никому не нужна. Но про себя она порой задавалась вопросом: когда, в самом деле, ее жизнь пошла по скользкой дорожке?

Когда ее уволили из кафе, а хозяин съемной комнаты указал ей на дверь? Или тогда, когда ей впервые пришло в голову уехать в Москву? Покорить этот проклятый город. Доказать себе и родным, что она чего-то стоит, что она не ничтожество, которое пропадет без покровительства мужа. Или еще раньше? Когда Аслан уходил к другой, стройной и бездетной, а она, с грудничком на руках, занятая подгузниками и срыгиваниями, не стала его удерживать? Или совсем давно, в детстве, когда сварливая бабка гонялась за ней по огороду с хворостиной, восклицая: — Проститутка поганая! Шлюхой вырастешь, помяни мой язык!

Или порочный путь был предопределен ей в те дни, когда в зеркале вместо нескладной голенастой пигалицы вдруг стала отражаться очаровательная большеглазая, длинноногая девочка? «Недолго до беды», — вздыхали соседки и хмурили брови. Так был ли у нее выбор?! Когда Жасмин об этом думала, у нее начинала кружиться голова.

— Красотуля! Сколько те надо лавэ, чтобы ты здесь не работала? Если ты будешь жить со мной, двадцатки в месяц хватит? — Виталик вопросительно заглянул ей в глаза.

— У меня сын, — буднично сообщила Жасмин. — Через год ему в школу.

— Сын… — выдохнул гость. — Сын это сила, в натуре!

— Его отец не помогает, а ребенок растет как на дрожжах. Снашивает восемь пар обуви за год, и то если брать на вырост. А еще игрушки, питание, соки. Какие-то кружки, развитие, чтобы не рос дураком. Когда пойдет в школу, прибавятся канцтовары, учебники. И хорошо бы отдать на борьбу, это тоже платно. Нет, мне не хватит двадцатки в месяц.

Виталик загоготал, запрокидывая голову и показывая потолку гланды.

— Не тупи, я про доллары! Двадцать кусков бакинских те пойдет на месяц? Виталик растопырил короткие пальчики, наглядно показывая толщину предполагаемой стопки наличных.

— Пойдет? Поедет! — Клиент выглядел так комично, что Жасмин не сдержалась и захихикала.

— Че я смешного сказал, не понял? — обиделся Виталик. — Я клоун, по-твоему? Я Виталий Владимирович! Подожди еще, может, ты отсасываешь плохо. Не зря те мужик изменял. Ну-ка, пососи мне! — мясистая ладонь обхватила ее шею, наклоняя к заросшему рыжеватыми волосами вялому органу.

***

Распластавшись навзничь, Виталик лениво тискал одной ладонью округлую женскую грудь. Его мутило от выпитого. Чтобы не блевануть, надо смотреть в одну точку. Этому его научили друзья. Они же научили Виталика сразу кидать баб, с которыми не клеился секс. Это по-любому вина женщины. Нормальная баба возбудит мужчину, даже если он всосал три пузыря. Но, кажется, и с этой ничего не выйдет. Ему опять попалась бракованная.

— Слыш, глубже соси! Обхватывай крепче. Че ты как эта, я не чувствую ничего. Колода ты. Цифра.

Виталик сделал последнюю попытку. Он потянулся, пытаясь схватить девку за грудь, но глаза почему-то закрылись, ладонь соскользнула и легла вдоль туловища. Дыхание замедлилось, голова откинулась набок. Наконец очередной вдох сменился сопением и свистом. Виталик уснул.

***

Жасмин где-то слышала, что время пролетает или тянется в зависимости от того, как его проводишь. Экран мобильного показывал 5:40. Из двух часов прошла всего половина. А ей казалось, что она бесконечно теребит увядший стручок, пытаясь вызвать в нем эрекцию. Процесс осложнялся насморком. Ей то и дело приходилось сглатывать сопли, забивающие носовые пазухи. Чтобы было не так противно, она представляла, будто глотает сперму.

Несмотря на старания, член Виталика не реагировал на ласки. Скользкой сморщенной колбаской он норовил выскользнуть из рук, чтобы спокойно прилечь вместе с обладателем. Жасмин продолжала свое дело, не обращая внимание на отсутствие реакции партнера. Ей платят — она работает. В конце концов, это проблемы клиента, если он выпил больше, чем надо, для успешного коитуса.

Над головой раздался свист. Девушка осмотрелась: Виталик уснул и храпел во сне, фыркая и посвистывая, рот приоткрыт, у нижней губы надувается пузырек.

Ну и отлично. Когда гость засыпает, она тоже имеет право отдохнуть.

Она вытянулась рядом, примостив голову под мясистое плечо. Главное, самой не отключиться. Жасмин закрыла глаза. Ее разбудил стук. В дверь барабанили, снова и снова.

— Время закончилось! Будете продлевать?! Жасмин резко села и вдруг чихнула, раз и другой. Голова закружилась. Из носа вылетела сопля и повисла на краешке постели. Виталик, по счастью, ничего не заметил. Он привстал на локте и крутил головой, очевидно припоминая, где он и кто с ним рядом.

— Солнце, ты еще останешься, или уже пойдешь?

— Че? Куда? Мы еще не кончили. Я не кончил.

Жасмин пожала плечами и состроила жалобную гримасу. С более трезвыми гостями заведения этот метод обычно срабатывал.

— Увы, нам пора расстаться. Время прошло. Я буду рада, если ты вернёшься. А хочешь, оплати третий час, и будем отдыхать дальше.

— Че значит время прошло? Мне похрен, я бабло отдал! Я за че платил, за то, чтоб поспать с тобой? Ты попутала, соска?

Глядя Виталику в глаза, Жасмин заговорила тем тоном, которым нянечка в частном детском саду убеждает малыша съесть ложечку каши.

— Я не решаю, сколько нам отдыхать. Это решаешь ты. Ты оплатил два часа. Они прошли. Можешь позвать другую девушку, но ей тоже надо заплатить.

Виталик затряс головой. Видимо, от тряски до него лучше доходили объяснения.

— Не понял, два часа, а где мой минет?

— Минет был. Минут сорок минимум. Я же не причем, что у тебя не вышло…

— В смысле не вышло?! Это у тя не вышло, бракованная нахрен! Че ты пиздишь? И ваще, че мне тычешь, овца? Ты ваще знаешь, кто я, фигли ты мне тычешь? Я — Виталий Владимирович! Так и учти, соска. Соси давай, харэ выделывайся. Я те бабки заплатил. Отрабатывай!

В дверь постучали снова. Жасмин встала с кровати, застегнула бюстгальтер, всунула ноги в туфли. Раньше она запросто разрешала конфликтные ситуации. Мало ли было у нее пьяных, которые кусают больше, чем могут проглотить, а потом бузят? Но сейчас ее дипломатический навык куда-то пропал. Видимо, проклятый вирус плохо действует на мозг. Все-таки надо было поехать домой вовремя…

— Вы как знаете, мне пора. Я не могу остаться, иначе меня оштрафуют. Когда оденетесь, я зайду и провожу вас.

Она захватила с тумбочки пепельницу и пачку презервативов, которые так и не понадобились в этот раз.

— Але, ты че в натуре! Куда пошла! Слышь, деньги мне верни! Я не кончил. Я услугу не получил. Или верни бабки, или я звоню ментам, что вы меня ограбили. Всех вас бл…й здесь закроют!

Виталик взял телефон и листал записную книжку, размахивая аппаратом у спущенных трусов.

Это был заход с козырей. Конечно, в районном отделении все схвачено, никто не примет заявление о краже у вдупель пьяного мужика. Объяснят мудиле, что он сам дурак, и посоветуют валить домой без шума. А то могут и помять бока, если идиот возьмёт неверный тон с начальством… Но на вызов менты отреагируют, они охотно это делают, когда им выгодно, а значит, придется скидываться по паре тысяч с носа, чтобы не кататься в отделение. В ментовке можно провести и два часа, и сутки, смотря как повезет и чья смена будет на дежурстве. Это было бы совсем некстати.

— Я позову администратора.

Жасмин выскользнула из комнаты, оперлась плечом о стену. Лера стояла за дверью, держа наготове две оранжевые купюры.

— Лер, что делать? Он бузит. Угрожает полицией. Поговори с ним, а?

— Проще отдать деньги этому пидору. Хрен с ним, пусть потратит на врачей. На этот раз я с тебя не вычту штраф, но на будущее учти! — И, глядя на огорченное лицо Жасмин, кивнула. — Ладно, не парься, в другой раз повезет.

— Ага. Непременно. Спасибо, Лерочек.

Жасмин вернулась в комнату и положила купюры на кровать рядом с клиентом. Тот снова лежал, раскинувшись, как тюлень на пляже, не делая попыток одеться.

— Десятка? Ты че, гонишь, в натуре? Я те пятнаху дал!

— Вы заплатили десять тысяч. За два часа. Точнее восемь, и две тысячи мне.

— И че! Сосала бы нормально, могла бы на чай получить. Я ж те сразу сказал: я нормальный пацан. Не такой, как эти гондоны, которые к вам ходят, обижают девушек. Ну хрен с тобой, две купюры так две. Пятерку прикарманила, значит, сука. Да и хрен с ней, у меня их во! — Виталик снова вытащил пачку денег из бумажника, покрутил ею у лица девушки, добавил две купюры, и убрал в кошелек.

Пока Жасмин застегивала на нем рубашку, Виталик сидел с поднятыми руками. Потом вытянул ногу:

— Туфли зашнуруй! Видишь, мне, — мужичок приподнял двумя руками необъятное пузо, — складки пресса не дают наклоняться! Только не поцарапай. Этим туфлям цена больше, чем тебе. Виталик заржал.

Жасмин присела на корточки, взялась за шнурки. В зеркалах на обеих стенах многократно отражалась безволосая мужская грудь, круглый живот, и наклоненная к нему темноволосая женская голова. Ряд мужских телес и женских голов дробился и множился, длинной вереницей уходя в зеркальную бесконечность. Они вышли из комнаты. Жасмин направляла гостя:

— Направо! Аккуратно, порог. Не споткнитесь.

Если эта туша растянется в коридоре, она его не поднимет. Если бы не это, ей нет дела до этого козла. Только почти до слез досадно из-за потраченного даром времени, приставшего к ней насморка, не заработанных денег и чаевых, из-за того, что ее ребенок растет не видя мамы, и даже все равно не получит конструктор. В прихожей Виталик резко обернулся, облапил ее за плечи и слюняво, с причмоком присосался куда-то между ртом и щекой. — Прощай, красотуля! Эх, млин… — Что именно «эх», осталось невысказанным. Виталик махнул сверху вниз толстой ладонью, взялся за дверь, и вывалился на освещённую тусклой лампочкой лестничную клетку. Гулко застучали шаги по лестнице, где-то снизу тявкнула собачонка.

Захлопнув дверь за гостем, Жасмин пошла в душ. Она лила на грудь обжигающие струи и чувствовала, что у нее понижается температура, а заложенный нос наконец задышал свободнее. И все равно, самое разумное на сегодня — плюнуть, и пойти на выходной. «Так и быть, — решает она, — останусь еще на полдня».