На Дискурсе появилась новая рубрика – «Непрозрачные смыслы».
Название рубрики отсылает к программной статье поэта, критика, издателя Дмитрия Кузьмина, посвященной одному из поэтических направлений, сформировавшихся в 90-е годы, в которой наравне с другими выделяется одна из особенностей поэтики принадлежащих к нему авторов – «зоны непрозрачного смысла». Этот прием характеризуется читательской невозможностью полностью погрузиться во внутренний мир лирического субъекта, поскольку его опыт может быть воспринят, но не прожит заново.
Здесь будут появляться тексты в формате произведений с аналитическим предисловием, от поэзии и поэтической прозы, жанров, рождающихся на пересечении литературы и других видов искусства, до архивных материалов, призванные расширить рамки коммуникации между говорящим и внешним адресатом, а также пространство коннотативных значений, порождаемых такой связью. Нам будет важна точка, позволяющая свершиться коммуникации и одновременно демонстрирующая ее невозможность. Попытка удержать эту точку, находящуюся внутри распадающихся связей между создающим произведение, читателем и окружающим миром, происходит внутри этого процесса и создает зияние тех смыслов, которые порождаются автором посредством языка, благодаря которому оказывается возможным их прояснить.
Первый материал посвящен поэзии Данилы Давыдова.
О Даниле Давыдове
Поэт, прозаик, литературный критик, кандидат филологических наук, специалист по наивной и примитивной поэзии Данила Давыдов легко узнаваем для большинства участников современного литературного процесса. Автор восьми поэтических книг (две из которых, «На ниточках» и «Все-таки непонятно, почему ты не дозвонился», появились зимой-весной текущего года), сборника избранных статей и рецензий, а также книги малой прозы, Давыдов принадлежит к поэтическому направлению «постконцептуализм», которое заключалось в том, что его представители (кроме Давыдова, также Дмитрий Воденников, Кирилл Медведев и др.) заново привносили прямое лирическое высказывание, в свое время «московским романтическим концептуализмом» дискредитированное (см. показательный в развитии постконцептуалистов сборник, вышедший в 1998 году). Отсюда формировались особенности, присущие авторам данного направления: поиски собственных идиолектов, стремление к безобразности, апофатика высказывания, тавтологическая рифма, неуверенная, закольцованная речь лирического субъекта, его мерцание и неопределимость, так как его реализация возможна в любом языковом модусе, а адресат зачастую остается для читателя непроясненным.
Данила Давыдов с первой вышедшей книги («Сферы дополнительного наблюдения», Москва, 1996) начинает работу с фигурой автора. Стремление к предельной минимализации образности в ранних текстах, а также постоянная рефлексия в сторону того, кто говорит, приводит к формированию метафизической реальности, в которой автор стремится к максимальной артикуляции основных положений последней: бытию, бессмертию, одному из основных предметов метафизики – ничто. Вот, к примеру, одно из самых известных стихотворений автора, завершающее один из его сборников:
ласковый ход вещей или неласковый их же ход
а чего тут мучить себя и других?
время медленно но верно всех отправляет в тот
угол куда шар без данных кати́тся опознавательных
При этом Давыдов отрицает герменевтику как таковую, выстраивая текст таким образом, что его субъективная коннотация отпадает и каждый новый написанный претендует на максимально объективированное универсальное сущее. Подобное стремление заметно начинает оказывать давление на самого говорящего, демонстрируя абсолютно противоположную стратегию: максимальную деконструкцию как говорящего, так и адресата, смену мест их пребывания и конечное расщепление субъекта письма на «disjecta membra poetae».
В текстах последних лет, упомянутые «разбросанные части поэта» Горация оказываются у Давыдова вновь собранными, но существующими уже на других основаниях: будучи вновь возвращены, они оказываются смещенными в саму ткань текста, становясь его актантом, своего рода лингвистическим трикстером – фигурой, которая в процессе мерцания не теряет своего метафизического основания. Фигура поэта у Давыдова вбирает в себя совокупность маркеров, будь то социальных, гендерных, политических etc. Подобный процесс демаркирует любую принадлежность, указывая на крайне позитивистский проект давыдовской поэтики, а также на мифологизацию самой фигуры поэта, что приоткрывает нам ту самую точку, в которой и находится говорящий в данных текстах, совершая высказывание при помощи «языка воображаемого, того, которым не говорит никто» (Бланшо).
В связи с последним необходимо отметить, что подборка, публикуемая здесь, была отобрана и составлена из текстов, существующих в конкретном медийном пространстве. Данный факт усиливает значение поэтического проекта Данилы, если учесть, что медиа-дискурс в своих проявлениях зачастую поглощает то, что претендует на ментальную природу и место. Поэтический микрокосм, подобно хайдеггеровскому «стадному существованию» («man»), вбирая характеризующие это существование маркеры, оборачивается своей противоположностью: безликое массовое становится максимально проявленным и узнаваемым.
Метафизику вонзить
Стихи из «ВКонтакте», весна 2016
***
есть объективная реальность
но мы туда не попадем
хотелось бы чтоб гнев и ярость
отправились своим путем
хотелось бы чего просить
но нечего просить, однако
пока я в этом одинаков
хотел бы оставаться быть
***
когда заря кровавая растает
в тумане выморочного дня
мы перестанем но не перестанет
оно степенно пожирать меня
возможно будущее непостижно
и невозможно в сущности, но там
оно какое-то немыслимо престижно
я это снова объясняю вам
когда с воображаемым собою
каким быть должен через двести лет
соединяешься, ты вновь с тоскою
осознаешь не сущность, но скелет
оно имеет много наименований
и философских изъяснений тож
мы так исполнены разочарований
давай, дружок, хоть это уничтожь
***
но и помыслить чтоб помыслить
эти мысли – мне смешно,
и горестно, и даже и не знаю,
и трепетно вот что ль
так тот великий гуманоид
что прибыл в древнюю эпоху
узрел зверей о четырех
конечностях – и увидал
в них ум потенциальный, и добро,
и нежность, и любовь,
и ничего не захотел оставить
пришел – и сразу же ушел.
шучу. шучу! вот сразу вот начнут
цитировать, напишут, что давыдов
внезапно выступил сторонником
концепции инопланетного происхожденья.
да нет, не выступил, мне просто больно,
что вы такие дураки
что не живете здесь привольно
и всё читаете не с той строки
***
бог известное устройство
я о нем не говорю
но трижды проявив геройство
сижу вот и курю
а почему же? спросят некоторые
которых бы давно пора
да потому что здесь, здесь мы
и подмосковные вечера
***
рисунок странный на предмете
лицо неясно на портрете
и вообще – портрет ли то?
возможно, некое ничто
я почему так изумляюсь:
вот в электричке человек
и я его почти касаюсь
и ест он истый чебурек
а вот портрет. там непонятно
зачем он существует тут
а мне, пожалуй, неприятно
когда ничто никак зовут
когда в чудовищной печали
в страданиях и муках ты
не знают как отображали
твои дурацкие черты
портрет живет своим законом
не спрашивает ничего
а ты живешь в пространстве оном
ты непонятно существо
тебя не хочется помыслить
да и себя я не хочу
а это вот висит без мысли
и подчинима лишь лучу
что солнце нежное порою
весенней да́рит из окна
хотя покрытая корою
давно немотствует страна
***
люби что хочешь, только стоит ли
любовью пасть затыкать
распространять свою любовь как страх и ужас
всех победить, убить, после живописать –
как ты любил превыше жизни
превыше силы ты любил
те, которые оскорбили эту любовь
повержены.
теперь отдохни.
ты отдыхаешь, спишь, и речка за рекой
за речкой тоже речка
кто я такой, о боже, кто такой
ты вот такой и здесь вот
***
как интересно: метафизику всю эту
мечтает в личной версии вонзить
в тебя, едва лишь на планету
вступает, указуя, как тут жить
я понимаю, это так устроен
необязательный отныне полилог
мне кажется, однако, что достоин
чтоб был осмысленнее упрек
***
о что ты знаешь о предмете
предмет он есть и он того.
а на какой я, блядь, планете
спроси вот это существо
оно глаголит, ты не здеся,
тебя, возможно, мы повесим,
но можем взять за образец
нет столь лирических сердец
***
в институте атропогенеза
ведущий научный сотрудник
ставит опыты на самом себе:
стать человеком
стать человеком
***
нет, не будет ничего
и дальше можно успокоиться
прожито боле чем полжизни
так и не надо лишний раз расстраиваться
спокойствие, нежность, общение , что-нибудь еще
например... э,.. не знаю слово для этого
ходить задевая окружающее плащом
смахивая предметы
да. да, быть шутом, идиотом
которого полюбить нельзя
при этом знать что происходит при этом
чтобы мало никому не показалося
быть непригодной к миру вещью
быть уничтоженным заранее
быть глупым, но порою вещим
ничье не выполнять задание
быть пустотой быть как не быть
лишь функцией и то
когда она потребуется
а так не быть не быть
