О «японской Вере Полозковой», и не только

Так уж получилось, что японский Серебряный век по времени совпал с нашим. У них были свой Есенин, Маяковский (скажите спасибо Давиду Бурлюку, побывавшему в Стране восходящего солнца в начале 20-х годов), а также Гумилев с Ахматовой (на фото выше). Подчас поражаешься биографическим и творческим параллелям. Например, японский Гумилев – Ёсано Тэккан (1873 – 1935) – был ура-патриотом, певцом «мужского стиля»:

Право же, ни к чему
разговоры вести понапрасну –
все вопросы решить
может только меч самурайский,
только этот клинок заветный!..

Он встретил свою «Ахматову» – Акико, – и у него, как и у нашего Гумилева, произошел творческий поворот. Полюбуйтесь:

Нет, тебе не к лицу
оттенки столичной помады —
лучше губы окрась
свежей густо-багряной кровью
из мизинца, что мною прокушен!..

Мощно, правда? Это для затравки. 

А теперь перенесемся в конец XX века. Итак, японская Вера Полозкова, она же Тавара Мати (так и хочется по-русски обозвать ее Тамарой…). Так уж получилось, что ее судьба (да и основные мотивы в творчестве) перекликается с судьбой ее младшей русской современницы. Вот, что про нее пишет известный японовед Александр Долин (переводы Тэккана, представленные выше, выполнены им в работе, ссылка на которую представлена ниже):

«Неожиданное возрождение жанру принес опубликованный в 1987 году небольшой сборник двадцатипятилетней школьной учительницы Тавара Мати (р. 1962) под странным названием "День салата" или "(Памятный) праздник салата" ("Сарада кинэнби"). За первые полгода было продано более двух миллионов экземпляров – случай неслыханный в японской поэзии и, вероятно, беспрецедентный и для других мировых литератур. За последующие годы продалось еще несколько миллионов. Если учесть, что средний тираж авторских сборников танка – даже признанных мастеров стиха – в последние десятилетия никогда не превышал двух-трех тысяч экземпляров (чаще оставаясь в пределах нескольких сотен), книга Тавара Мати по тиражу одна с лихвой перевесила все издания послевоенного периода и открыла новую эру в истории жанра. Вскоре "Праздник салата" был положен на музыку, обработан для телевизионного сериала и даже для сценария полнометражного художественного фильма, что уж и вовсе невероятно для сборника танка. В культуре возник так называемый "феномен Тавара"».

Чем пленил читателей «Праздник салата»? Ответ достаточно очевиден – простотой и искренностью. Сама поэтесса так пытается объяснить секрет своего неожиданного успеха: «Что-то вроде "настроения" рождается из нашей повседневной жизни – из таких занятий, как покупки в магазине, готовка, стирка. Я хочу коснуться всего этого рукой и передать как есть. Ну а если я при этом еще улавливаю дух эпохи, – что ж, тем лучше"»‌

Ничего не напоминает? Как и у нашей — бурный успех, огромные тиражи, телевидение и т. д. и т. п, а также скепсис мастеров. Здесь я снова не могу не процитировать Долина: «Серьезные литераторы пытались критиковать "Праздник салата", но тщетно – их голоса тонули в море похвал. Современное поколение японской молодежи наконец обрело то, чего ему так недоставало».

Вот подборка лучших, на мой взгляд, стихотворений Тавары Мати (что примечательно, сборник ее стихов в переводе Дмитрия Коваленина вышел 10 лет назад(!), собственно по нему я и составлял данную подборку)‌:

Суббота,
и снова я жду тебя...
Ожидания хлеб,
каким жива только женщина.

Старушка в киоске
зовет меня твоею супругой...
На минутку в ее глазах -
и женой становлюсь.

"Нет дома" – гудки доложили мне...
Где-то пьешь ты сейчас?
С кем пьянеешь?

Ну и пусть непонятно -
Лишь бы весело было...
Если ты так не можешь,
Кто ты?!

Заплаканная,
проверяю лицо свое в зеркале...

"Будь красива всегда!" - ты желал мне.

"Выходи за меня..."
После двух банок пива -
Ты уверен, что вправду хочешь
сказать мне такое?

"До 30-ти
без забот прошатаюсь по жизни..."
За кого ты меня принимаешь,
интересно узнать?!

"Все кропаешь стишки про любовь?" -
Полулюбопытствуя -
Полуозабоченно...

Свои субботы ты проводишь сам...
С видом, что мне плевать -
и я провожу свои.

"Может, ты станешь
спорить со мной?!.."
Обруганная -
может, и стану.

Когда в 29 никто не ждет...
"Звони мне!" - уже заставляю сказать
на прощанье.
 
"Что поделываешь?.."
"Что подумываешь?.."
Труп бездыханный -
Любовь из одних вопросов.

"Хочу наедаться и не толстеть!" -
кричит мне реклама.. Я тоже
хочу быть любима – и не любить
за это.

Куртку, пахнущую тобой,
Примеряя украдкой, копирую
походку Джеймса Дина.
 
Детей, мол, растят родители...
Вот только томаты на грядке
почему-то краснеют сами!
 
В небо гляжу – и всплывает имя
той что быть может
сейчас провожает тебя.

Дни, когда усомнились друг в друге
Дочь своей матери
Мать своей дочери

Первой любви не видавший,
братец в кино приглашает...
Хочется быть красивой.
 
Спина человека, в ожиданье меня
бульварный роман читающего...
Чувство легкой досады.
 
Одиноко-то как... Телевизор включаю:
На экране -
женщина душит мужчину.

С любовью пора кончать: неужели
даже стихи -
лишь способ привлечь мужчину?!

"Мать-и-Дочь" – на Двe Женщины
распадается постепенно
в год, когда думаю о замужестве.

Есть что-то общее с нашей Верой Полозковой. Вот только главное достоинство японской поэтессы – это ее лаконичность. То, что у Полозковой раскидывается на страницу, а то и на две, у Мати занимает три, максимум четыре-пять строчек. Конечно, жанр танка задает определенные рамки, и вообще, они – японцы, нам их не понять, но все же? Может, краткость все же если не сестра, то хотя бы очень близкая подруга таланта?

И в тему – снова Долин: «Но талант не был основной составляющей успеха Тавара Мати – основным было умение передать дух эпохи, воссоздать мелкие проблемы беспроблемного времени в милой и забавной форме». Лучше мэтра и не скажешь. А теперь подставьте в эту цитату вместо имени Тавара Мати Веру Полозкову. Вот такой вот салат получился.

Дополнение к статье от 29 марта 2016 от Р.Х. или 28-ой год эпохи Хэйсэй по японскому календарю

От некоторых особо въедливых читателей поступили жалобы, будто не хватает представленному выше опусу дополнительных экспертных оценок, сверхточных биографических справок и вообще: почему это я вдруг наехал на многословность. 

Начну с последнего – мне так захотелось. Это мое мнение. 

Насчет биографических параллелей: их представлено более чем достаточно. А если без дураков: какая у них вообще БИОГРАФИЯ? Закончили школу, институт, поступили на работу, вышли замуж. Нормальная жизнь, как и у всех нормальных людей в нормальную эпоху. Вот к слову, у кого БИОГРАФИЯ: 

Мия Сюдзи (1912–1986). Среди друзей поэт был известен как Мия Сюдзинович. 

Далее, Долин: «Сюдзи, прошедший всю войну рядовым, пишет не о триумфах японского оружия, а о страшных фронтовых буднях.<...> Все годы, проведенные в армии, он втайне писал антивоенные стихи, которые были опубликованы уже в послевоенные годы:

Снаряды летят —
и кажется, будто бы каждый
направлен в меня.
Прикрывая очки своим телом,
я лежу в небольшом окопе... 


Идем в атаку:
рукопашная, бой штыковой —
колют и режут.
То один, то другой беззвучно
наземь падают пехотинцы...


Пора затишья
в бесконечной горячке боев.
В это мгновенье
прокричал в деревне петух —
что за грустный и страшный крик!..».

Не буду называть имена советских поэтов-фронтовиков, чьи строки и БИОГРАФИИ тут же вспоминаются... Символично, что Сюдзинович умер за год до публикации сборника Мати и так и не увидел, как она «убила японскую поэзию».

Тававра Мати пишет во всех смыслах разные стихи (можете еще раз ознакомиться с ними, но так и не поймете, чем же они так принципиально отличаются друг от друга). Их приятно перечитывать. Но честно хочется задать вопрос: «В чем тут загадка?»