Чтобы справиться с дефицитом продовольствия и поднять моральный дух, во времена войн и экономических кризисов власти призывали засаживать свободные клочки городской земли овощами, таким образом помогая людям сообща преодолеть критические обстоятельства. Но что сады и огороды могут дать современным горожанам, и почему сегодня подобные инициативы возникают повсеместно?
О том, зачем в мегаполисах возникают сады, и каких общественных изменений хотят добиться их создатели, рассказывает Вика Кравцова.
Небесная грядка
Апрель 2018 года. По Берлинской площади Леопольдплатц, нагретой необычно жарким для этого времени солнцем, одна девушка тащит за руку другую, почти крича на русском языке:
— Пойдем, тебе обязательно надо на это посмотреть! Я думаю, нам в России тоже нужно такие штуки делать!
На крик удивлённо поднимает голову спящий на скамейке бездомный мужчина, роняет стоящую перед ним бутылку пива, — она катится, оглашая звонким гулом площадь. Девушки проходят мимо бездомного, группы африканцев, торгующих травой, пьяной женщины в рваном платье, продавца турецкой шавермы. Останавливаются перед деревянным забором:
— «Хим-мель-бе-ет» — читает одна.
— Ага, Небесная Грядка. Сначала огород был на крыше супермаркета, поэтому так.
Химмельбеет — городской огород (или сад, если прямо перевести английское «urban garden») — открытое для свободного посещения городское пространство, где любой человек может выращивать свои овощи и травы или просто приходить сюда в свободное время — попить чай, устроить пикник с друзьями, покопаться в земле с ребёнком. Подобные инициативы есть почти во всех регионах мира. В Конго, Колумбии или в Секторе Газа, где есть проблемы с продовольственной безопасностью, сады помогают горожанам получить доступ к здоровой еде.
В Европе и США даже в бедных районах городской огород редко помогает решить вопрос самообеспечения — купить продукты в сетевом магазине эконом-класса всё равно дешевле, чем вырастить самому. Главная цель городских садов в современном мегаполисе в другом. Здесь их основывают активисты, которые ищут для себя способы существования вне экономики корпораций и концернов. Городской огород — попытка отстоять право горожан на свободные городские пространства и противостоять ускоренной приватизации и джентрификации (хотя сами «огородники» понимают, что городские огороды — тоже часть джентрификации).
Кроме того, многие сады позиционируют себя как место, где люди с разным материальным положением, культурным багажом и социальным статусом, встречаясь в одном пространстве, могут ближе узнать друг друга и преодолеть непонимание, страхи и стереотипы. В многонациональном Берлине вопрос сосуществования культур был актуален всегда, а после «миграционного кризиса» 2015 года занял центральное место в общественной повестке.
«Всем добро пожаловать!» — написано на немецком, английском, французском и арабском на заборе Химмельбеета. До прошлого года огород называл себя «межкультурным» — теперь название сменилось на community garden — общественный сад, но непосредственной целью всё так же осталось создание пространства, где могут встретиться старые и новые берлинцы. Как я узнала в ходе разговоров с посетителями сада, для многих Химмельбеет действительно стал местом, где они впервые один на один пообщались с людьми, недавно переехавшими из стран Ближнего Востока или Африки.
Общественные сады в Германии объединяет манифест городских огородников, в котором прописаны их общие стремления: желание артикулировать право граждан на свободное, неприватизированное городское пространство и на доступ к еде, выращенной вне неолиберальной системы. Каждый сад уникален, но в целом они похожи друг на друга: участок земли посреди оживлённых улиц, огороженный забором, внутри — сколоченные из фанеры кадки, в которых растут травы и овощи, между ними — скамейки. В Химмельбеете и в Принцессиненгартен, самом старом городском огороде Берлина, есть кафе, где можно купить, среди прочего, блюда из выращенных в саду овощей. Отличается в этом плане только сад Альменде Контор на поле бывшего аэропорта Темпельхоф — там нет ни забора, ни кафе, — только кадки и скамейки.
Сад — это открытое городское пространство, куда любой может прийти, чтобы провести время за чтением книги, работой или разговорами с друзьями. Кроме того, сады предлагают себя в качестве площадки для проведения мероприятий, посвященных экологии, климату, справедливому производству продуктов питания, инклюзии, борьбе с ксенофобией и проблемам устойчивого развития. Команда Химмельбеета, состоящая из 3-5 постоянных сотрудников и 5-10 волонтёров, ведёт проекты для трудных подростков и людей с двигательными и другими нарушениями. Они приходят в сад, чтобы позаниматься со своими педагогами и поработать в саду.
Кроме проектных грантов, сады могут финансироваться по-разному: Принцессиненгартен зарабатывает на продаже еды и напитков в кафе, а Химмельбеет, сохраняя цены в кафе на довольно низком уровне, берёт плату за аренду кадки на сезон. Выращивать в кадке помидоры и салат с апреля по октябрь стоит 50 евро. Кроме арендуемых, у сада есть ящики, в которых растут овощи для кафе и проектов сада, вроде бесплатных совместных ужинов. Такие ужины сад устраивает 1-2 раза в месяц для всех желающих, особенно стараясь привлекать туда подопечных организаций, которые помогают недавно переехавшим включится в контекст жизни в Германии. Любой может прийти и поухаживать за растениями в общественных кадках. Именно за этим занятием я несколько раз заставала детей из Марокко, Сирии и Сербии, чьи семьи жили в сельской местности — для них возможность снова что-то поделать на земле была напоминанием о доме.
Мне, тянувшей подругу за руку по берлинским улицам, казалось, что городские огороды есть только здесь. На самом деле, в России тоже было достаточно много опытов городского огородничества, хоть в большинстве случаев они длились недолго. К тому же, городское огородничество не ограничивается городскими огородами вроде Химмельбеета — овощи в городе можно выращивать не только на специально отведённом для этого участке.
Огород под фонарём
Тамара выросла в деревне под Смоленском. Потом переехала в город учиться на фармацевта, вышла замуж и осталась работать в аптеке, но никогда не забывала про землю — сначала ездила в родную деревню на каникулы, потом они с мужем начали обрабатывать его участок недалеко от города. Когда ушли на пенсию, стали посвящать даче всё своё время — в межсезонье растили дома саженцы и консервировали урожай, а в сезон ездили работать в огороде.
Автобус, на который они садились каждое утро, был полон других пенсионеров, жалующихся друг другу на «проклятую дачу» и обещающих завтра же её продать. Ничего продавать, конечно же, никто не собирается, — все знают, что без участка земли, оставшись в тесной квартире один на один с лекарствами, сканвордами и телевизором, активные пожилые люди быстро превращаются в ждущих смерти старух и стариков. Именно это произошло с мужем Тамары, когда они всё же вынуждены были продать землю, чтобы выплатить долги сына. Муж начал таять на глазах, и через несколько месяцев умер. Тамара осталась одна, — скучала и ждала, пока смерть заберёт и её.
Однажды она шла из поликлиники, и заметила, что прямо напротив её окон, под фонарным столбом, есть никому не нужный кусок земли. На следующий день Тамара вышла из дома с садовыми инструментами — рыхлила землю, поливала, рассыпала семена. Стала заготавливать дома компост, покупать удобрения. Скоро под фонарём выросла зелень, созрели огурцы и кабачки. Когда Тамара не копалась на своей грядке, она сидела, облокотившись на подоконник, и смотрела, чтобы никто не украл её растения. Всё равно крали — иногда только урожай, иногда выкапывали целиком. Тамара не расстраивалась — все равно кормить ей было некого, — единственный сын жил в Москве и мало интересовался делами матери. Огород под фонарём прожил два сезона. Потом к женщине пришёл новый управдом и, угрожая участковым, приказал ей перестать выращивать овощи под столбом. Тамара побаивалась столкновений с любыми представителями закона, поэтому перестала заниматься огородом. Через несколько месяцев грядки заросли сорняками, а через год не стало Тамары.
Когда Тамара высаживала кабачки под фонарём, она не знала, что для её действий есть особое название. Партизанское садоводство как вид городского активизма возникло в США во второй половине прошлого столетия. Огородники-партизаны засаживают растениями пустыри, кидают на оставшиеся в городе скудные участки земли «семенные бомбы» и «выращивают» на стенах граффити из мха, таким образом отстаивая своё право на зелёный город. В России тоже есть партизанские садоводы: в социальных сетях существует одноимённая группа, на эту тему проводятся лекции и мастер-классы.
Пионер партизанского садоводства в Петербурге — Алла Сокол. С 1993 года Алла и её единомышленники создали на крышах города пять городских огородов, — вслед за ними еще около десяти появилось независимо от Аллы. В огородах сажали овощи, цветы и даже мох, строили теплицы, перерабатывали кухонные отходы, производили почву и биогумус. В своём интервью Алла рассказывает, как 20 лет назад общалась с жителями домов и чиновниками, пытаясь показать, как много огород на крыше может дать проживающим в доме — если цветы и овощи продавать — рабочие места, а в любом случае — возможность есть здоровую еду без больших затрат и место для отдыха от повседневных забот. Для Аллы городской огород — лишь одна из ряда необходимых интервенций в городскую среду. Она верит, что изменения среды — ключ к искоренению культуры насилия: «Все конфликты между людьми — от неустроенности. Как только все начнут чувствовать себя в безопасности, станет меньше конфликтов».
На крыше одной из многоэтажек Московского района Петербурга всё ещё существует созданный Аллой огород, но о нём кроме жителей дома известно немногим. «Современных горожан сложно заинтересовать огородничеством», — считает Людмила Деларова. Основанная ей и группой единомышленниц архитектурная группа u And. пыталась создать городской сад в одном из дворов того же района, но потерпела фиаско, — даже выразившие во время опросов заинтересованность горожане впоследствии не приходили на встречи с архитекторами. Потом муниципальные власти позвали u And. делать сад в другом районе, — оттуда они ушли уже сами, — после того, как муниципалитет предложил им выращивать в будущем саду гвоздики для «Бессмертного полка». До сих пор архитектурная группа так и не смогла реализовать свой проект модульного агрикультурного комплекса, но не бросает попытки: в этом году сколоченные ими кадки уже появились на территории петербургского дома молодёжи «Квадрат» и скоро займут часть перестраиваемой набережной реки Карповка.
Огороды двух столиц
Городские огороды ни раз пытались создавать в городских арт-пространствах — в Москве — на заводе Арма, в Петербурге — в Новой Голландии, но проекты неизбежно приходили в упадок, потому что не формировали вокруг себя соседского сообщества, а держась на фигуре лидера-активиста. Пример создания городского огорода без привязки к какой-либо структуре показал журналист Павел Пряников, с 2012 года читающий лекции и пишущий статьи про огороды в городе. В 2014 г. в рамках движения «Городские партизаны» Павел с командой единомышленников успешно провёл эксперимент по превращению пустыря в историческом центре Москвы в «сквоттерский огород».
Пряников так описывает мотивацию созвать сады в столице: «Для меня философия такова: земля в Москве принадлежит всем горожанам. Мало кто знает, что 99,9% земли в городе — в муниципальной собственности. Лишь 0,1% — в частной… Но мы, москвичи, лишены права распоряжаться нашей землей. Москва вообще представляет собой единственный регион в России, в котором де-юре и де-факто введены элементы генерал-губернаторства и чрезвычайного положения. Мы выбираем только муниципальных депутатов, которые лишены власти. При таком чрезвычайном положении в Москве остаются только три формы низовой демократии, где возможны выборы и самоуправление: садовые товарищества, гаражные кооперативы и ТСЖ. Наш трудовой коллектив на огороде — по сути садовое товарищество. Мы будем добиваться его регистрации».
К сожалению, регистрация товарищества Пряникова так и не состоялась. После «сквоттерского огорода» Пряникова в Москве были и другие попытки начать выращивать овощи в городе, — например, 2016 г. в Сиреневом саду на Щёлковской был открыт публичный овощной огород.
В Петербурге есть успешный кейс не городского огородничества, но, по крайней мере, отстаивания права на зелёные пространства в городе. Борясь с застройщиком за зелёную зону в своём дворе, в 2008 году активисты группы «Зелёный пиар» смогли заставить логику бюрократического аппарата работать в их интересах: разбитый там садик они назвали «Садом Владимира Путина номер 1». Как пишут сами активисты, «одический “штиль” придворного дискурса, обращенного к “чете Путиных”, взорвал прессу и телевидение, а проглотившая язык власть, ценя чувство юмора и полнейшее добродушие восставших, не смогла противиться добрым намерениям». Территория двора осталась в распоряжении жителей дома.
В общем, не смотря на то, что опыты городского огородничества в России есть, по ряду причин ни один созданный формат, кроме огорода Аллы Сокол, не прожил дольше пары сезонов, а активисты продолжают сталкиваются с непониманием целей их проектов.
Как возникают и исчезают городские огороды можно проследить через историю художника Павла Баринова, который создал в Петербурге несколько проектов городских огородов. Работал он в команде со своим другом, героем его комиксов — зелёным гостем в мире людей по имени Энди Полынь.
Энди Полынь из долины Маклхольм
Всё началось в 2011 году, когда Энди Полынь впервые попал на планету Земля», — говорит Павел, — «примерно в то время, когда Pussy Riot судили за панк-молебен». «Он оказался здесь случайно, но когда мы познакомились, я понял, что мы уже встречались. Родители рассказывали мне, как в детстве я лунатил — пришёл однажды к ним в комнату и начал рассказывать про коробку, из которой вылезают зелёные люди».
Энди Полынь — не растение, не человек и не животное. На Земле он оказался после того, как Институт Путей Сообщения и Комитет Ненависти закрыли солнце его Вселенной. «Мы и сами не можем понять наш мир, а Энди тем более», — рассказывает Павел, — «он его исследует». После первого визита на Землю, Энди вернулся домой, но через три года снова оказался в Петербурге. Во второй раз он решил, что хочет обеспечивать себя сам, и начал выращивать овощи на теплотрассе. Одновременно земледелием заинтересовался и сам Павел: «Мне хотелось сделать что-то устойчивое. Я думал купить землю, чтобы все могли что-то на ней растить, но у меня не было денег. А потом я наткнулся на статью про городское огородничество».
На следующий день Павел, имевший много контактов в петербургской креативной среде, звонил в Музей уличного искусства и уговаривал их делать городской огород. Долго убеждать не пришлось, поэтому довольно скоро на территории музея выросла полусфера радиусом 9 м², внутри которой находилась усеченная пирамида из грядок со сценой наверху. Все объекты художник и его друзья сделали сами — из материалов, найденных на помойке. Огород в сфере просуществовал несколько месяцев.
«Мы тогда сделали много ошибок», — говорит Павел, — «экскурсии обходили сад стороной, СМИ про него не писали, — людям было интересно, но не было понимания, что мы там делаем. Наверное, не хватало текста. Вроде, даже приходил искусствовед, хотел написать о нас, но так ничего и не написал». В музее идею Паши воспринимали противоречиво: «Все говорили про нас — это творчество, ремесло, но не искусство. Я даже как-то спросил у кого-то из музея: “А если я разденусь до гола и все это сожгу, как вам?” И они на полном серьёзе начали думать, сколько для это понадобится денег и материалов».
Не встретив понимания, Павел и Энди решили двигаться дальше — просто оставили сферу там, где построили, и начали искать новое место. Оно нашлось в петербургском арт-пространстве «Этажи».
В «Этажах» художника уже знали, поэтому легко согласились дать ему место для огорода. Сначала появилась вертикальная грядка, потом расставленные по полу одного из помещений мешки с землей, потом огород на крыше. У Павла и Энди была идея — создать целый организм, систему, в которой всё, что находится в многоэтажном здании Этажей, будет замыкаться садом на крыше. Он хотел, чтобы кафе выращивали в саду овощи, готовили из них, и не выбрасывали отходы, а приносили в подаренный им финской фирмой компостер. Сад в Этажах просуществовал чуть меньше года. Посетители и работники площадки воспринимали растения, как декоративные, — никто не хотел сажать там что-то своё или хотя бы просто пользоваться компостером. Люди, приходившие на лекции Энди Полыни, не всегда разделяли Пашины идеи: «Одна женщина возмущалась: “Это же культурная столица, а вы тут картошку выращиваете!”». В ответ Павел перефразировал Катона-старшего: «обойди участок земли несколько раз; и когда он тебе понравится, это и будет культура». Большинство собеседников, однако, понимали культуру иначе.
История в Этажах закончилась внезапно — мешки земли просто выкинули с крыши во двор. Павел не расстроился — проект закончился так, как его и стоило бы завершить. После Этажей он решил сделать коммерческий проект городского огорода — купил старый прицеп, устроил внутри мини-ферму и сдал в аренду команде «Братья Гринс», которые выращивают там зелень для ресторанов. Как рассказывает Паша, его последний проект называется «Мобильная ферма» и поднимает вопрос «Куда катится городское огородничество?»
Судя по истории Павла и Энди, катится оно от арт-проекта в музее, через неудавшеюся экосистему в арт-пространстве к, как их описывает Павел, «пластмассовым отношениям» — сейчас «Мобильная ферма» производит зелень для дорогих ресторанов, окна одного из которых [«Панорамика» на Горьковской] выходят на Петербургский футбольный стадион — пластмассовую землю с пластмассовой травой.
Homo ludens
Паша больше не занимается городскими огородами в Петербурге, но его это не расстраивает — своё мировоззрение он описывает, цитируя «Человека играющего» Йохана Хейзинги и Манифест метамодерниста: «Я не фермер. Мне всё равно всегда было, что там вырастет», — говорит Павел, — «мы хотели сделать сад, где люди могли бы проводить время, не ища в этом особого смысла».
Трудно сказать, появится ли в каком-либо мегаполисе России устойчивое сообщество городских огородников. Городские огороды сталкиваются с множеством проблем независимо от географического положения. Даже в Берлине, где у огородников есть своё сообщество, фонд и манифест, большинство садов живёт под постоянной угрозой быть выгнанными со своей территории, тратя огромное количество времени на переговоры с городом и муниципалитетом и не имея возможности планировать больше, чем на сезон вперёд. Сады и здесь не всегда могут работать устойчиво, — как создавать сообщество, когда не знаешь, где окажешься через полгода?
В интервью, которое дал мне по скайпу из дома на берегу Чёрного моря, Павел сказал, что настроен оптимистично. Он считает, что в России будут появляться новые, более устойчивые городские сады, — просто должно пройти ещё немного времени, чтобы больше людей начали осознавать необходимость городской самоорганизации. Тем не менее, уверен Баринов, это обязательно случится, — ситуация будет схожа с Европейской, где огородам тоже непросто, но есть достаточно людей, готовых бороться за право на свободное и зелёное городское пространство. Тогда в любом районе города будет место, где можно будет отдохнуть на земле.
Иллюстрация: Ксения Горшкова
