Легендарная группа «Рабфак», под чью песню «Наш дурдом голосует за Путина» лихо отплясывали протестующие на Болотной в 2012-м, теперь называется «Рабфак INT» и проживает в Израиле. «Рабфак INT» — это поэт и продюсер Александр Елин плюс искусственный интеллект. Вместе они записали уже десятки треков, это по-прежнему ролевые политические памфлеты: «Деды молчали, и ты молчи», «Геополитика, геополитика, забавы морального паралитика», «Что бы теперь ни пели они, выходит: Боже, царя храни». На ютубе эти записи собирают десятки и сотни тысяч просмотров. Для начинающей группы, в которой не играет ни одного живого музыканта, — неплохой результат.
Редактор «Дискурса» Ян Шенкман поговорил с Елиным о том, как ИИ изменил музыкальный рынок, поспорил о том, что важнее, искренность или качество, и выяснил, почему артисты старшего поколения так угорают по технологиям.
Александр Елин (р. 1958) — поэт, продюсер, основатель группы «Рабфак». Автор текстов группы «Ария» («Воля и разум», «Встань, страх преодолей!», «Здесь куют металл»), сатирической песни «Такого как Путин» проекта «Поющие вместе» и книги стихов «Ничего святого» (2018).
— Как получилось, что ты, известный продюсер, поэт, человек старой закалки, вдруг стал работать с ИИ?
— Эмигрировав, я оказался в отрыве от «Рабфака», от своей группы. Конечно, можно было найти новых музыкантов и продолжить эту историю в Израиле, здесь с этим нет никаких проблем. Но тут мне в руки попала волшебная палочка, искусственный интеллект, и я понял, что можно коммуницировать не с людьми, как я делал всю свою жизнь, а с новой сущностью. Теперь мне не надо никого ни в чём убеждать, не надо тратить время на организационные процессы. Все у меня в руках, что хочу, то и делаю. После нескольких подгонок в программе, я добиваюсь результата, которого никогда не получал в студии. А ведь в студию надо было еще всем приехать, за студию надо было платить.
— А что насчет музыки? Совсем никакой разницы?
— За то время, пока я учился работать с ИИ, появилось четвертая версия программы, которая умеет делать треки практически студийного качества. Чтобы услышать разницу, нужна специальная аппаратура. Главное отличие: продукт искусственного интеллекта выглядит более безукоризненно, чем работа людей. В записях, сделанных живыми музыкантами, всегда есть изъяны: тут кто-то хрюкнул, тут пискнул, тут звукорежиссер пропустил ошибку. А этот гад не пропускает вообще ничего. Но я думаю, это поправимо. Завтра-послезавтра в ИИ появится возможность немножко испортить конечный результат, чтобы слушатели уж совсем запутались, кто это сделал.
— Можно искусственно внести в запись шероховатости, но от этого она не станет более оригинальной и самобытной. О какой самобытности может идти речь, если искусственный интеллект компилирует лишь то, что уже было, работает по образцам прошлого?
— Это глубокое заблуждение. Искусственный интеллект анализирует композиторское мышление. Это то, чему учат на композиторских отделениях музыкальных вузов: как правильно сочетать аккорды, какие ходы вызывают грусть, а какие веселье. Музыка в отличие от литературы — это чистая математика. Нот семь, аккордов тысячи, но для мощной вычислительной машины — это все равно очень мало. Музыканты и раньше, до искусственного интеллекта, скачивали себе модели разных звучаний. В специальных библиотеках лежат гигабайты гитары Стива Вэя, Ингви Мальмгстина, Джорджа Харрисона и других монстров. В результате получается вполне себе конечное число звучаний, тембров, аккордов. А сейчас мы просто сделали следующий шаг, вот и все.
— То есть, любой дилетант может теперь сделать запрос в ИИ и получить на выходе великую песню, так?
— В том-то и дело, что нет. Песню он, конечно, получит, но она будет очень хреновая. Это по-прежнему серьезная, кропотливая работа, которая требует знаний и навыков. Я продюсер, я знаю, как устроен процесс, и понимаю, что именно хочу получить. В процессе записи я использовал широкий спектр инструментов, именно тех, которые мне нужны. Я менял строчки текста, если слышал, что они не очень хорошо ложатся на голос. И склейки у меня тоже присутствуют, просто их не слышно обычным ухом. Могу что-то обрезать, какой-то кусок продублировать. Все, что я делал раньше в студии как продюсер, это говорил: «Нет, не так спето, перепой». Или: «Здесь давай подольше поиграем, а вступление покороче». Ровно то же самое я делаю и сейчас.
— В прежние времена самым важным в музыке считались искренность, драйв, естественность. Но интеллект-то искусственный, откуда у него искренность? Главная претензия к продукту ИИ у многих в том, что он звучит неестественно, прежней органики нет.
— Она и не нужна. Да, пока еще уходящая натура истерически требует, чтобы все было настоящее-настоящее. Но это уже меняется, а в следующем поколении изменится в головах.
Ничего не имею против грязного драйва и искренности, но это, мягко говоря, не основная задача музыки. В мире всегда было много другого продукта, помимо группы Sex Pistols, и он отличный. Не думаю, что для Нино Рота так уж важен был грязный драйв.
Более того, есть сообщества людей, которые говорят: «Знаете, а мы уже привыкли к ИИ, к этой музыке». Они перестают слушать живую музыку, в какой-то момент именно она им кажется неестественной.
Я недавно опубликовал нашу старую песню «Восьмое марта, восьмое марта», и ужаснулся. Настолько привык к новой музыке, что старая мне уже меньше нравится. Как будто что-то не то.
— Как изменится в связи со всем этим шоу-бизнес?
— Точно в лучшую сторону. ИИ вышибет с рынка халтурщиков, музыкантов третьего ряда, не умеющих нормально сочинять, и подстегнет талантливых композиторов, они будут искать что-то, чего не может придумать ИИ. Кто-то скажет: «А нас искусственный интеллект лишил работы!». Ну, лишил. Как автомобиль лишил работы извозчиков. Много профессий уйдет просто потому, что интеллект может лучше. И конечно, будет огромное количество лажи, которую невозможно слушать, но ее и сейчас столько же.
— Ты записал с ИИ больше двадцати песен, целый альбом, а то и два. Это по-прежнему политическая сатира в духе легендарного хита «Наш дурдом голосует за Путина»?
— Да, я всегда писал политические памфлеты и актуалочки. А музыкально это такой шансон-рок, сыгранный абсолютно не по-российски, сочиненный не русскими головами, потому что ИИ — это всемирный союз композиторов, как я его называю.
Главное мое отличие от массы людей, которые поют сейчас в эмиграции, — в моих песнях нет ни грамма рефлексии. Я не ужасаюсь, какой плохой мир или как неправильно ведут себя люди.
— А как насчет политической позиции?
— То, что происходит в России, мне не может быть безразлично. Мы начали строить прекрасную страну в 90-е годы. Но вместо того чтобы подтягивать тылы, латать дыры и делать теплые туалеты в Сибири, путинская шайка, все эти менты позорные, просто взяли и уебали страну о стену, превратили ее в мировой гнойник. Если коротко говорить про мои песни, они об этом.
— Тебе 66. Удивляет и трогает, что ты в таком возрасте — на переднем крае современных технологий. Это не очень характерная история, на мой взгляд.
— Напротив. Я был знаком с несколькими дедами, уже покойными ныне, они ходили, обвесившись гаджетами, и прекрасно себя чувствовали. Последняя группа Джона Андерсона, вокалиста «Yes», называется The Band Geeks, то есть группа гиков, фанатов технологий и гаджетов. Моя 24-летняя дочь, глядя на меня, с усмешкой говорит: «По-моему, ваше поколение слишком сильно прикалывается по технологиям, не надо так уж прям западать». Но это естественно, мы ведь все воспитаны на братьях Стругацких.
