Пять лет назад по всей России прошли многотысячные антиправительственные митинги против коррупции из-за экономических преступлений Дмитрия Медведева. Акция, спровоцированная расследованием команды Навального «Он вам не Димон», запустила новую многолетнюю волну массовых демонстраций за смену коррумпированной власти. Оппозиционные шествия заканчивались не только переполненными автозаками, сотнями избитых протестующих и томами административных и уголовных дел — среди тысяч несогласных многие энтузиасты потом осознанно становились на путь последовательного активизма.
О том, как уличные протесты повлияли на судьбы активистов, журналист Дэнни Кулинич поговорил с шестью общественниками разных профессий, убеждений и характеров. В первой части лонгрида три героя, участвовавшие в протестных акциях, — член руководящего совета партии «Другая Россия Лимонова» Михаил Аксель, журналистка Sota Анастасия Кашкина и координаторка «Открытого пространства» Мария Шукалович — рассказывают о своей активистской деятельности и её последствиях — о социальной работе, слежке, идеологической критике, угрозах и о том, через какие трудности они прошли, чему научились, занимаясь медиа- и социальным активизмом, и как политика изменила их жизнь.
Интервью записывались в 2021 году.
Социальная работа
Маша Шукалович, 31 год. Координатор «Открытого пространства» в Москве
Человек который «делает улицу», все время находится в недружественной среде. Его деятельность часто может обесценивать ближайшее окружение — родственники, друзья и коллеги. А государство, в лице помятых оперов, трущихся у входной двери, постоянно старается усложнить жизнь активиста. В таких условиях особенно важны места, где любой «делающий улицу» человек сможет почувствовать себя в безопасности.
В Москве такие места уже есть. Например, у одиозных нацболов — «бункер» на Тихвинской улице, у сторонников популяризации гуманной наркополитики в России — офис «Фонда им. Андрея Рылькова» неподалеку от метро «Партизанская». Все они устроены аналогично — здесь проводят культурно-просветительские мероприятия, приглашают гостей для обсуждения дискуссионных тем, а завсегдатаи нередко просто «зависают» в таких местах. Как правило, они имеют ярко выраженный идеологический окрас, но «Открытое пространство» — площадка активисткой взаимопомощи — старается не ограничивать себя политическими рамками.
Эта инициатива существует уже около десяти лет и старается помогать всем активистам вне зависимости от политической ориентации. Здесь любой желающий может провести свое мероприятие, попросить о психологической помощи и просто поковоркингить. Изначально «Открытое пространство» находилось только в Санкт-Петербурге, но в мае 2021 года открылось и в Москве, неподалеку от метро «Бауманская».
Именно в столичном пространстве я встретился с 31-летней Машей Шукалович, которая работает там «координаторкой поддержки активистов». В этой должности она выполняет функции администратора помещения и медиамодератора. Из-за большого объема работы эта высокая светловолосая девушка выглядела уставшей. Но несмотря на это, Маша всем довольна, ведь, по ее собственному признанию, она нашла свое дело.
В недалеком аполитичном прошлом Маша жила в Нижнем Новгороде, который она ласково зовет «Нежным». К «улице» девушка пришла через экоповестку, которой впервые заинтересовалась во время работы в компании «Яндекс.Деньги». С ее слов, в местном офисе компании она удачно продавила инициативу по введению раздельного сбора мусора. Свою тогдашнюю работу Маша не любила и называла ее «душной». Но именно там девушка познакомилась с человеком, который приобщил ее к анархизму: «До этой встречи я имела очень поверхностное представление об анархизме — думала, что это исключительно про субкультуру. Политикой же я вообще не интересовалась. Но, к моему удивлению, та же самая волнующая меня проблема экологии имеет политический и даже либертарный подтекст. К слову, моя [политическая] подковка помогла мне набраться решимости, чтобы уволиться. Богатых кормить надоело».
После осознания своей классовой неприязни к олигархам Маша попросила своего анархоколлегу познакомить ее с «улицей» (активистским комьюнити) Нежного-Нижнего. По ее воспоминаниям, там обитали левые и правые различной степени не_догматичности. Впрочем, Маша считает, что на «улице» города на Волге были как деятельные люди, так и зеваки.
Несмотря на идеологическую неоднородность, вся политическая жизнь Нежного-Нижнего концентрировалась вокруг местного «штаба Навального». С помощью ресурсов организации вождя либеральной оппозиции тусовка проводила дебаты, митинги и другие акции.
«Улица» познакомила Машу и с ее будущим парнем — Владиславом Барабановым. Этот любитель одеваться только в черное и каждое утро брить череп был завсегдатаем местного антифашистского движения. Как и Маша, он посещал мероприятия левой и общегражданской направленностей. Некоторое время пара «делала улицу» в Нежном-Нижнем совместно, но это продолжалось недолго…
Все изменилось 27 июля 2019 года. В тот день антифашист был задержан в центре Москвы на митинге в поддержку независимых кандидатов в Мосгордуму. После административного ареста за участие в демонстрации Барабанов был снова арестован, но уже по уголовному делу о «массовых беспорядках». Вскоре оно стало известно всей России как «Московское дело».
Эти обстоятельства заставили Машу спешно переехать в столицу, где она инициировала кампанию по освобождению своего парня. Благодаря этим трагичныму событиям девушка познакомилась с людьми из местной около_политической среды — матерями политзаключенных, журналистами, правозащитниками и активистами. Все они помогали Маше вытащить Барабанова из тюрьмы. Среди этих людей была и основательница «Открытого пространства» Саша Крыленкова. О ней Маша говорит с особой теплотой: «Саша является в моей жизни очень важным человеком. Когда мы только познакомились, я не понимала, как замужняя женщина с детьми, которой за сорок, может заниматься активизмом. И я попросила рассказать Сашу о своей жизни. Я услышала, что она работала в «Мемориале», занималась бизнесом, мониторила нарушения прав человека в Крыму… Для меня это, конечно, был разрыв шаблона. В тот же момент я сказала ей: «Саш, я хочу быть такой же, как ты».
Вскоре после этого разговора Крыленкова предложила девушке присоединиться к команде «Открытого пространства». Поскольку в то время инициатива расширялась и переводилась также и в Москву, Маше поручили найти подходящее помещение и благоустроить его, с чем новая участница правозащитного проекта успешно справилась.
Работа в команде «Открытого пространства» дала Маше много новых профессиональных навыков. Теперь девушка не только администрирует столичное помещение, но и ведет переговоры с представителями других коллективов. Со своими коллегами Маша находится в теплых отношениях. Во внерабочее время она общается с ними на личные темы, а при возникновении у них проблем — старается помочь. У самого же коллектива пространства существует традиция, которая очень нравится Маше. Каждый год участники инициативы приезжают на Соловецкий архипелаг с экскурсией. Там они посещают места, где в советские времена находились лагеря для репрессированных. Одно из таких мест — Соловецкий монастырь, где с 1923 по 1933 год находился один из первых трудовых лагерей в СССР. В сентябре 2021 года Маша вернулась из такой поездки, сильно ее впечатлившей.
Девушка довольна своей нынешней деятельностью, но признается, что большим выбором профессии она не располагала. У людей, «делающих улицу», порой его вообще нет.
Активистам не так много куда можно податься в плане профессиональной деятельности. Наиболее распространены случаи, когда люди уходят в журналистику или правозащиту, но во всем этом я себя не видела. Меня всегда интересовала работа с людьми — подсказывать им что-то, помогать им в решении проблем. Социальная работа всегда маячила у меня где-то перед носом. Поэтому при первой возможности я начала развиваться в этом направлении.
Хотя «Открытое пространство» было организовано активистами и для активистов, оно зачастую привлекает людей, неаффилированных с этим комьюнити. Так, московское помещение инициативы часто посещают жители ближайших домов.
Сначала появление новых соседей народ воспринял настороженно. По словам Маши, это было связано с тем, что ранее в помещении были цех по изготовлению чулков, компьютерный клуб и даже притон. Позже люди стали проявлять к активистам доброжелательный интерес: «Все недопонимания ушли, когда мы начали рассказывать людям о волнующих нас проблемах. И интересуются все: пожилые, молодые, женщины, мужчины… Например, когда я рассказала о центре „Насилию.нет“ одной нашей гостье, она всерьез задумалась о присутствии домашнего насилия в ее семье. Обычные люди в каком-то смысле тоже активисты, пусть они даже этого не осознают. Скажем, одни наши соседи по дому когда-то отстояли сквер, но о своей причастности к активизму они узнали только после знакомства с нами. Круто то, что наше пространство строится и при участии простых людей. Активизм — это не только про стояние с плакатом у администрации президента».
Если говорить про «неосознанных» активистов, то тут уместно упомянуть о случае, произошедшем во время беседы с Машей. Некая старушка, услышав наш разговор, засыпала девушку вопросами про «Открытое пространство» и с энтузиазмом стала рассказывать о своей гражданской позиции. Бабушка поведала истории о том, как ссорилась с коммунальщиками, писала жалобы в мэрию, голосовала на выборах… Признаюсь, у меня — человека, не являющегося социальным работником, — от такого неудержимого порыва старушки-энерджайзера закружилась голова. Но, к счастью, Маша, как настоящий профессионал, терпеливо выслушала пожилую женщину. «Она, например, тоже активистка. Не каждый пожилой человек может похвастаться такой принципиальной позицией по многим вопросам», — совершенно без иронии отметила Маша, проводив бабушку.
Последней темой нашего обсуждения был сам активистский круг — комьюнити по определению очень ограниченное. Я сам долгое время в нем находился и непосредственно убедился в том, что главная проблема таких социумов — изоляция.
Большая часть тех, кто «делает улицу», знают друг друга в лицо, читают одни и те же новостные каналы и постоянно обсуждают общие темы. Информационная замкнутость создает идеальные условия для того, чтобы обитатели сообщества стали «сектантами» — негибкими, озлобленными догматиками.
В этом Маша была полностью со мной солидарна. С ее слов, опасность изоляции признает весь коллектив «Открытого пространства». Поэтому он старается наладить контакты с другими сообществами. Среди них, например, есть представители телеграм-канала «Покровка и все мерзости». Этот паблик пишет о богемной жизни Басманного района Москвы — в ленте сообщества можно найти отзывы о ближайших ресторанах, новости о тусовках и фотографии с собачками. Несмотря на диаметрально разную повестку, «Покровка» и «Открытое пространство» активно взаимодействуют — обмениваются новостями и зовут друг друга на различные мероприятии.
Наша беседа завершилась досрочно: в помещение «ОП» вошли очередные посетители, сразу четверо. Перед тем как вернуться к работе, Маша обмолвилась, что социальные работники будут нужны при любой политической ситуации в стране. И это не может не вызывать у нее радости.
Журналистика
Настя Кашкина, 25 лет. Журналистка издания SOTA
Во второй половине 2010-х годов в России наплодилось немало около_протестных медиа. Такими можно считать как локальные телеграм-каналы с одним админом, так и полноценные СМИ с собственной редакцией. Издание SOTA, которое называет себя «наверное, лучшим российским», относится к категории последних.
SOTA — медиа протестное. В основном оно пишет о событиях политического характера: митингах, задержаниях и обысках у активистов. Некоторые работники редакции в прошлом были участниками движения «Бессрочка» — одного из самых позорных явлений в отечественном протесте.
Корреспондентка издания Настя Кашкина, к счастью, не имела непосредственного отношения к ней. Но, как и некоторые ее коллеги, пришла в журналистику через «улицу».
Кашкина — девушка чрезвычайно активная и вспыльчивая: зачастую высокая загруженность в SОТА и параллельная работа в других изданиях сильно выматывают эту нижегородку из Москвы. Настя рассказала, что со стрессом ей помогает справляться ее пушистая кошка Брина — обладательница хитрого лисьего взгляда.
С Настей мне не удалось встретиться лично, ведь летом 2021 года она уехала жить в Тбилиси на неопределенный срок. И, как сама признается, «не от счастливой и спокойной жизни». Главной причиной отъезда из России стали последствия публикации расследования «Однажды в Дагестане». С ее слов, это была большая и трудная работа — в материале раскрывались подробности покушения на махачкалинского бизнесмена Сураката Лабазанова. Согласно расследованию, в попытке убийства предпринимателя замешаны люди, связанные с местным криминалитетом и полицией.
Сразу после публикации у Кашкиной начались проблемы. Сначала ей стали приходить угрозы в соцсетях. После коллега девушки, зашедший к ней в гости, на выходе из квартиры заметил за собой слежку. Это были три девушки в хиджабах, которые снимали журналиста на телефон. Более того, в метро он встретил одного из «героев» расследования, которого позже опознал по фото. Спустя время после этого события, сама Кашкина заметила, что около ее дома дежурила машина. В ней находился один из участников покушения на Лабазанова.
Кашкина быстро поняла, что подобное внимание южан напрямую связано с расследованием. Поэтому, не став дожидаться выстрела в затылок или ножа в грязной подворотне, девушка взяла кошку под мышку и спешно покинула Россию.
Вряд ли в далеком 2017 году она подозревала, что ее профессиональные способности в будущем оценят настолько высоко. Еще пять лет назад Настя вела обычную жизнь и училась на психолога в одном из вузов Нижнего Новгорода. По ее признанию, эту специальность она выбрала «по глупости» и долго жалела, что не пошла учиться на журналиста. Но Настя продолжала поиски себя. В этом ей помогла нижегородская «улица», пробудившаяся после выхода фильма-расследования «Он вам не Димон». Поучаствовав в первых постболотных протестах, девушка решила присоединиться к местному «штабу Навального» в качестве волонтера. В этой роли она занималась различными медиапроектами.
Хотя из-за внутренней организационной цензуры Насте не удавалось быть полноценно объективной, она достигла определенных успехов. Уже будучи сотрудницей штаба, девушка выступала в качестве сценариста, корреспондента, ведущего и параллельно работала в интернет-издании TJ. Все это ей дало большой профессиональный опыт, который помог ей в дальнейшей карьере.
На шаг ближе к журналистике Настю приблизил арест ее товарища Владислава Барабанова по «Московскому делу». Это побудило девушку начать «делать улицу» сначала в своем родном городе, а затем в Москве. Однако, переехав в столицу, она почувствовала первое разочарование в протесте: «Если до ареста Влада я ни разу не вставала в одиночный пикет, то после я стояла часа по три за раз в Нижнем. Такие бессрочные пикеты у нас были. В Москве я тоже стояла, но там пикеты меня удивили своей кратковременностью и показушностью. Там каждый от силы стоял минут десять и фоткался с бумажкой для сториз в инсту. Мол, смотрите, я протестую. Думаю, не стоит говорить, что такие люди занимались пошлой показухой, а не боролись за чью-то свободу».
Переезд дал Насте и много новых возможностей. Уже в Москве она стала принимать активное участие в кампании поддержки фигурантов дела «Нового величия». В тот же период девушка стала работать в издании SOTA — сначала как новостник выходного дня, а затем как полноценный корреспондент.
Многие журналисты, пришедшие в профессию через «улицу», придерживаются полярных мнений по поводу прямой взаимосвязи их деятельности с активизмом. Одни считают, что при получении пресс-карты экс-активист продолжает заниматься уличной политикой в иной роли. Другие же напротив — разделяют «улицу» и журналистику, ведь последнее — лишь «способ беспристрастного донесения информации». Кашкина причисляет себя ко второй категории.
По ее собственному признанию, в роли журналистки она смогла сделать гораздо больше. Профессиональный инструментарий — пресс-карты, базы данных и собственные источники — дал ей широкие возможности, которыми она не располагала, будучи активисткой. Однако сейчас ситуация другая: «Несколько лет назад у журналистов было множество привилегий. Пресс-карта давала возможность не быть задержанным на „навальнингах“ и проходить в зал суда, когда остальным было нельзя. Сегодня же всего этого нет. Государство использует предлог с ковидом для препятствования работы моих коллег, да и вообще стало сильно прессовать медиасреду. Прошлогодняя история с „Дождем“ тому подтверждение. А „закон о СМИ“ никого не защищает».
Одна из главных проблем журналистов, пришедших в профессию через «улицу» — нахождение в информационном пузыре. Зачастую они освещают события, в которых не так давно участвовали — те же пикеты, те же заседания судов… Нередко героями материалов становятся их друзья и знакомые. Все бы ничего, но когда повестка журналиста с «улицы» ограничивается только этим — ни о каком профессиональном росте не может быть и речи.
Кашкина же считает, что не ограничивает себя политикой, и подчеркивает, что, несмотря на «обильное присутствие» материалов данной темы в ее профессиональном портфолио, она пишет и о другом. Например, про московскую секс-индустрию.
Кашкина не отрицает тот факт, что журналисты являются более привилегированными по сравнению с рядовыми активистами. Но цена за широкие возможности — ограничение в высказывании своей позиции. Без этого журналистика в принципе невозможна, считает девушка: «Когда на январских митингах избивали моих друзей, я по своему профессиональному долгу освещала это. И это не значит, что я стала равнодушной к их судьбе. Просто если бы я заняла в определенную сторону конфликта, то перестала бы быть журналистом. Но это не значит поменять свою позицию по ряду ключевых вопросов. Например, я поддерживала моих подруг Аню Павликову и Машу Дубовик, будучи в роли как активиста, так и работника СМИ. Личностные принципы не определяются редполитикой и трудовым договором».
Если активизм больше связан с выражением собственного эго, то журналистика — это способ максимально возможного беспристрастного донесения информации.
Но нейтралитет не спасает от конфликтов — обязательно найдется тот, кому ваша беспристрастность встанет поперек горла. Так случилось с Кашкиной и ее коллегами после того, как SOTA осветила массовое бегство из страны сотрудников «ФБК». После выхода публикации «борцы» за прекрасную Россию будущего обрушились с гневной критикой на издание и обвинили его в «подментованности». Со слов Кашкиной, после того как она переехали в Тбилиси, навальнисты сначала избегали ее, а затем и вовсе устроили бойкот.
Когда журналистка покидала Россию, то надеялась найти в Грузии тихую гавань. Однако под палящим тбилисским солнцем она нашла лишь новые приключения.
В августе 2021 года в баре Chacha time — излюбленном политическими эмигрантами из России заведении — Кашкина заметила подозрительную русскую девушку. Она представлялась блогером и не раз расспрашивала в баре про навальнистов и элпээровцев. Кашкина заподозрила что-то неладное и решила вывести подозрительную девушку на чистую воду…
«Блогер» оказалась Марией Куленковой — сотрудницей печально известного телеканала «РЕН-ТВ», которая приехала в Грузию с редзаданием — сделать материал об опальных либералах в лучших традициях желтушной прессы. Однако Кашкина сорвала ее планы, сдав ее местной полиции.
Благодаря местным СМИ Куленкова стала известна всей Грузии. Из-за этого сотрудница «РЕН-ТВ» на следующий же день бежала из страны. По признанию Кашкиной, она довела свою идеологическую противницу до слез «с превеликим удовольствием».
Настя Кашкина живет в Грузии уже больше полугода. За это время она адаптировалась к аномальному для русского человека теплу, начала изучать грузинский язык, завела друзей среди местной молодежи. И даже успела открыть со своей подругой «первый заботливый секс-шоп» в Тбилиси. Они назвали магазин «лавкой госпожи Брины» — в честь кошки журналистки. По признанию девушки, новое занятие существенно помогло ей адаптироваться.
Однако Кашкина продолжает скучать по России и очень хочет вернуться. Правда, когда это случится — она не знает.
Политика
Михаил Аксель, 25 лет. Член политсовета партии «Другая Россия Эдуарда Лимонова»
Около четырех лет назад директор «Волковской пивоварни» Алексей Аксель признался, что никогда не любил революций. По его мнению, «они очень сильно меняют мир и часто не в лучшую сторону». Иронично, но его сын Михаил придерживается диаметрально противоположного взгляда на подобные явления. Он не только убежден, что России жизненно необходимы радикальные перемены, но и разделяет взгляды, которые многие считают людоедскими — национал-большевистские.
С Михаилом Акселем я встретился в штаб-квартире партии «Другая Россия Эдуарда Лимонова» на Тихвинской улице. Сами нацболы называют ее «бункером» — она располагается в подвале жилого дома. Двадцатипятилетний Аксель со своей брутальной внешностью идеально вписывается в милитаристский антураж помещения. Как и в саму партию, где он является одним из руководителей.
До получения партийного билета Аксель был рядовым политактивистом-одиночкой из среды русских националистов. Более тесное знакомство с «улицей» у него произошло из-за военного конфликта на юго-востоке Украины, который в середине 2010-х годов находился в активной фазе.
Тогдашняя истерия вокруг него расколола на два лагеря не только российское общество, но и правое движение, в котором ранее пребывал Аксель. В 2015 году он разругался со своими соратниками, поддерживающими Киев, и покинул ряды любителей имперского триколора. После исхода Аксель примкнул к «Интербригадам» — добровольческому движению, созданному для военной поддержки сепаратистов из ЛНР и ДНР. Там он, по собственным словам, участвовал в сборе гуманитарной помощи для мирных жителей Донбасса. В «Интербригадах» он и познакомился с нацболами, а позже вступил в их партию — тогда еще «Другую Россию».
Многие сверстники Михаила Акселя начали «делать улицу» не раньше 2017 года. Благодаря фильму-расследованию «Он вам не Димон» политика стала предметом обсуждения хипстеров, уделом любого школьника или студента. Нацбол же начал уличную активность гораздо раньше представителей своего поколения — около семи лет назад (в 2015-м). Таких «старожил из молодняка», как он, в российском активизме чрезвычайно мало. И в этом Аксель видит большую проблему.
Активистов-политиков моего возраста в медийном пространстве практически нет. Из публичных кроме себя я могу назвать еще Романа Юнемана и Кирилла Гончарова. Плодородным в плане человеческого ресурса было поколение 1981–1991 годов рождения — оно дало очень много журналистов, политиков и правозащитников. Было бы хорошо, если бы с каждым годом в движе появлялись новые лица.
В «Другой России» Аксель сразу же сумел привлечь к себе внимание. Он часто приводил на партийные акции своих аполитичных друзей, и руководство организации быстро назначило его главой районного отделения. По словам самого Михаила, это случилось всего спустя две недели после присоединения к нацболам. «Хорошие агитаторские способности» Акселя заметили и силовики, которые навестили его спустя пару дней после повышения. Во всем этом — в количестве сагитированных людей и внимании органов — Аксель видит мотивацию активиста «делать улицу».
Однако на тот момент нацбол не позиционировал себя как политика. Это случилось гораздо позже: «Для меня все началось с публичных выступлений, которых я, как человек закрытый, очень боялся. Я напрочь отказывался выходить на трибуну, пока партийцы не начали выпихивать меня туда. Говорили, что важно озвучивать свою политическую позицию публично. Признаюсь, поначалу было нелегко, но со временем я прокачал ораторские способности и стал продвигать свой медийный образ. Политиком стал себя считать в 2016 году, когда меня избрали членом исполкома партии».
Вскоре после очередного повышения Михаил познакомился с вождем «партии молодых и злых» — 74-летним Эдуардом Лимоновым. Став одним из руководителей партии, он быстро оказался доверенным лицом одиозного старика. Так, Аксель часто заходил к Лимонову в гости для обсуждения партийных дел и сопровождал его в поездках фактически как телохранитель. Правда, секьюрити Михаил называть себя отказался из-за «отсутствия должных специальности и лицензии».
Спустя почти два года после смерти Лимонова Аксель признался, что их взаимоотношения нельзя было назвать близкими — общались они только по делам партии, и сам престарелый вождь обращался к своему молодому подчиненному на вы. Однако незадолго до смерти Лимонов пригласил своего молодого помощника и других партийных товарищей на празднование Нового года к себе в квартиру. Аксель вспомнил, что, несмотря «огромный масштаб личности», Эдуард придерживался простой человеческой традиции — ставить на Новый год елку.
Как и многие активисты, нацбол сталкивался с обесцениванием своей деятельности — как со стороны общества, так и со стороны семьи. Михаил признался, что из-за занятия уличной политикой его отношения с отцом на какой-то период времени усложнились. Однако сейчас Аксель-старший не смотрит на деятельность сына, как на временное увлечение. Выслугой лет и высокой должностью в партии Михаил доказал своему отцу серьезность своих намерений. Теперь они оба общаются на равных — как руководитель с руководителем.
Поездки в Закавказье тоже показали, что политика — отнюдь не хобби, а дело жизни Михаила. В 2020 году, с возобновлением армяно-азербайджанского конфликта, нацбол отправился в Нагорный Карабах в качестве журналиста. Там он освещал войну с проармянской позиции. После окончания военных действий Аксель как журналист посетил Ереван. Осенью 2020 года там происходили конфликты между сторонниками и противниками подписания соглашения о прекращении огня с Азербайджаном. Михаил активно взаимодействовал с «делающими улицу» националистами. Итогом «армянских каникул» Акселя стали два документальных фильма: «Несломленный Арцах» и «Давачан. Армения после войны». Их можно назвать больше пропагандистской, чем журналистской работой. Но в пропаганде Аксель видит лишь «способ донести информацию».
Такое яркое политическое портфолио Михаил, безусловно, сделал сам. Но, по его собственным словам, он бы никогда не создал его, не вступив в ряды нацболов. Партийные организации не только подчинили его армейской дисциплине, но и предоставили ему доступ к широкому инструментарию — медиа, материальной поддержке и новым связям. Аксель также отметил, что познакомился со многими своими товарищами именно «благодаря партии». Он уверен, что, оставшись активистом-одиночкой, он никогда бы не смог достичь нынешнего статуса политика и заполучить такие ресурсы.
Как и любой политик, Михаил активно работает над своим медийным имиджем. Мне показалось, он отличен от типичного образа политика — разжиревшего борова в итальянском костюме. Впрочем, это и не удивительно — такая «классика» вызовет у россиян только отвращение и недоверие. Понимая это, Аксель считает, что совершенно «необязательно носить костюм, чтобы расположить людей к себе».
Во главе угла при создании своего образа он ставит совершенно другое: «От говорящих голов люди устали и нуждаются в „новой искренности“ — честности, которая подкреплена делом. Мы, нацболы, не раз ее демонстрировали. Например, мы всегда говорили о защите прав русских в Северном Казахстане и в январе провели акцию в их поддержку. За это менты устроили погром в бункере, а многих наших товарищей посадили на сутки. Да, нас критикуют за поддержку русских в Северном Казахстане и присоединения Крыма, называют фашистами. Но мы не преследуем цель всем понравиться. Да, было бы смешно говорить о революции и выглядеть, как Евгений Понасенков».
К «улице» всегда приходило немало людей, уставших от скуки русской безысходности — серых панелек, угрюмых лиц, обманутых ожиданий… Еще больше людей уходило с нее, не выдерживая бытовой стороны уличной политики: блокировку банковских счетов, потерянного в спецприемнике времени и неизбежную паранойю. Продолжали «делать улицу» только люди потерянные или нашедшие себя на ней.
Михаил Аксель произвел на меня впечатление человека, который скорее нашел себя здесь. Конечно, за семь лет партийной карьеры он, как и многие другие активисты, не раз сомневался в правильности выбранного пути — зачастую такие метания вгоняли нацбола в тоску. По признанию самого Акселя, остаться на плаву ему помогла поддержка партийных товарищей и четкое осознание того, зачем он «делает улицу». Он также считает, что если человек не видит себя на ней, то ему лучше не подвергатья неоправданному риску и уйти.
Когда наша беседа завершилась и Михаил провожал меня до выхода, я поймал себя на мысли, что он отвечал на вопросы максимально четко и осторожно. Впрочем, четкость и осторожность — достаточно важная черта для оппозиционного политика в России.
К весне 2022 года эти люди по прежнему занимаются своей деятельностью. Маша Шукалович по-прежнему работает в «Открытом пространстве»; Настя Кашкина — живет в Грузии и сотрудничает с SOTA; а Михаил Аксель недавно вернулся из Украины, куда он ездил в качестве военного корреспондента.
Истории остальных трех героев — политзека Ивана Асташина, эмигранта Айдара Губайдулина и пережившей эмоциональное выгорание художницы Полины Хоботиловой — во второй части этого материала.
