Первый и несменяемый президент Республики Беларусь Александр Лукашенко находится у власти уже 30 лет. После последних сфальсифицированных выборов в 2020 году его стали называть «Саша три процента» — предположительно, именно столько голосов он на самом деле набрал.
За десятилетия у власти он беспощадно расправлялся с оппонентами, закрывал в тюрьмах оппозиционеров и членов их семей, подписывал репрессивные законы, менял конституцию, чтобы снять ограничение на количество президентских сроков, закрывал независимые издания и сажал журналистов, говорил оскорбительные вещи не только о народе своей страны, но и о других нациях, и сделал еще огромное количество вещей, за которые его ненавидят. К 70-летию диктатора белорусская журналистка и правозащитница Ирина Халип по просьбе самиздата рассказала о 10 причинах ненависти белорусов к Лукашенко.
Когда коллеги спросили, могу ли я сформулировать десять причин ненависти белорусов к Лукашенко, я сначала задумалась: а что тут формулировать, и так всё ясно. Потом поняла, что за тридцать лет выросло не одно новое поколение. И молодые люди, живущие не в Беларуси, вовсе не обязаны знать, почему этот карикатурный и почти безобидный с виду персонаж вызывает такую острую ненависть у своих соотечественников. Ну что ж, я расскажу тем, кто не знает, и напомню тем, кто знал, но забыл. А заодно и сама в очередной раз удивлюсь: это же как нужно постараться, чтобы подарить себе к 70-летию ненависть целого народа?
Причина первая. «Чего ты ходишь по этой улице?»
Пандемия коронавируса в мире обернулась в Беларуси пандемией ненависти к Лукашенко. Собственно, именно тогда ненависть стала всеобщей. До 2020 года Лукашенко ненавидели те, кому нужны были такие нелепые штуки, как свобода слова и собраний. Остальные его либо тихо презирали, либо посмеивались, либо вообще не замечали. Не мешает жить, путешествовать, деньги зарабатывать — и ладно. А что независимые медиа уничтожил — так в эпоху интернета как-нибудь обойдемся. Тем более что соцсети давно уже по скорости распространения любое медиа обходят.
Всё изменилось, когда началась пандемия. Все государства спасали своих граждан. Закрывали границы, вводили карантин и локдаун, переоборудовали стадионы под госпитали, перепрофилировали больничные отделения. И только в Беларуси Лукашенко катался по льду с клюшкой и радостно говорил, что вирусы здесь не летают. А еще готовился к параду и настырно призывал белорусов как ни в чем не бывало идти в церкви на Пасху. Мы, говорил, не имеем права закрывать людям дорогу к храму. А заболевшим предлагал лечиться водкой и баней.
Когда в Беларуси случилась первая смерть от коронавируса, Лукашенко всё-таки отреагировал. Он начал публично отчитывать умершего — 75-летнего заслуженного артиста Беларуси, ведущего актера Витебского академического театра Виктора Дашкевича: «Мы подозреваем, что в Витебске этот актер умер, и у него также был к пневмонии и прочему еще и этот вирус. Ну мы же просили: ему завтра 80 лет будет, чего ты ходишь по этой улице, а тем более работаешь?» Потом так же смачно прошелся по второму умершему от ковида, военному пенсионеру Владимиру Сидорову: «А как можно жить со 135 килограммами веса? Сердце почти не работает, это не работает, то болит, это болит». И ни единого слова соболезнований семьям умерших.
Вот тогда-то все всё поняли. И глаза открылись даже у тех, кто десятилетиями утверждал, что политикой не интересуется. Такой уровень безразличия и презрения к гражданам страны не оставил равнодушным никого. И люди вышли на улицы. Так что протесты 2020 года — это прямое следствие поведения Лукашенко во время пандемии. И ненависть стала всеобщей. Такой и остается.
Причина вторая. «Мы не народец»
Никто не знает, была ли это оговорка по Фрейду или намеренно уничижительная словоформа, но еще в 2013 году Лукашенко назвал белорусов «народцем». Было это во время поездки в Жлобин. Белорусский рубль тогда в очередной раз трясся в лихорадке, очереди в пункты обмена валют уже не первый раз выстраивались с вечера, и Лукашенко не был бы собой, если бы не обвинил людей, а не правительство и самого себя, в валютном кризисе: «В последние месяцы, я смотрю, наш народец побежал в обменные пункты. Ну, бегите, бегите. Будет спрос на валюту большой — будет обесцениваться белорусский рубль со всеми вытекающими последствиями».
Народец — это все девять с половиной миллионов белорусов, с точки зрения Лукашенко. Кроме того, он постоянно сыплет площадными словами в адрес разнообразных профессиональных, социальных, политических групп. К примеру, мелких предпринимателей он давно уже назвал «вшивыми блохами», которых нужно стряхнуть. Политические оппоненты — это «отморозки, дебилы, подонки, мразь, бандиты, фашисты». Бизнесмены — «пузатые буржуи». Участники протестов — «крысы, проститутки, наркоманы, укуренные». Независимого наблюдателя на выборах в Бресте Лукашенко назвал мудаком. Гомельского четвероклассника, которого ударила учительница (ее сначала уволили, но быстро восстановили, потому что Лукашенко вмешался), — щенком. Но белорусы — люди образованные и высококультурные, они не хотят слушать с высоких трибун то, что можно услышать в подворотне. И то — такую подворотню в Беларуси еще поискать. И уж никак не смогут они при всей своей толерантности относиться спокойно и безразлично к тому, кто называет их «народцем».
Кстати, рок-группа Tor Band в 2020 году написала один из главных протестных хитов. Песня так и называется: «Мы не народец». Сейчас музыканты сидят в тюрьме — их приговорили к срокам от 7,5 до 9 лет лишения свободы — за «разжигание вражды и дискредитацию Республики Беларусь».
Причина третья. «Не забудем, не простим»
Если «у-хо-ди!» белорусы скандировали во время протестных митингов с 2006 года, то в 2020 году появился новый лозунг, который звучит с каждым днем всё страшнее: «Не забудем, не простим!» Он появился в первые дни протестов, после убийства Александра Тарайковского на Пушкинской улице 10 августа. Его застрелил спецназ на глазах тысяч минчан. На следующий день на Пушкинской появился стихийный мемориал. И кто-то написал на асфальте ту самую фразу: «Не забудем, не простим».
Потом стало известно о других смертях. В Бресте был убит (точно так же, как Тарайковский) Геннадий Шутов. В Гомеле после задержания умер 25-летний Александр Вихор. В Минске погиб под колесами убегавший от милиции Артем Паруков. Найден повешенным активный участник протестов Никита Кривцов. Умер от побоев Роман Бондаренко.
А на разгоне протестов неожиданно появился Дмитрий Павличенко, бывший командир части 3214, он же — командир «эскадрона смерти», убивавшего в 1999 году самых ярких оппонентов Лукашенко — Виктора Гончара и Юрия Захаренко. Вместе с Гончаром был убит его друг Анатолий Красовский — его просто пустили в расход как свидетеля. Потом Павличенко исчез, его отправили в запас, но именно в августе 2020 года он появился как напоминание о том, что может произойти с теми, кто против.
А убийц белорусы ненавидели всегда.
Причина четвертая. «В каждую крестьянскую избу»
В советские времена школьникам с первого класса рассказывали, что война затронула каждую советскую семью. Кто-нибудь обязательно был убит на фронте или в оккупации. В конце советских времен, когда о ГУЛАГе заговорили вслух и даже частично открыли архивы, заговорили о том, что не только война, но и сталинский террор прошелся по каждой семье.
В Беларуси история повторилась. С лета 2020 года аресты из единичных стали массовыми, а тюремные сроки увеличились. До сих пор, четыре года спустя, силовики идентифицируют по видеозаписям участников протестов и приходят за ними. Только теперь к обычной статье о грубом нарушении общественного порядка (статья 342 УК Беларуси, так называемая «народная») непременно дают «довесок» в виде разжигания вражды, дискредитации государства или участия в экстремистском формировании, чтобы срок удлинить максимально. Тех, кто продолжает сопротивляться даже в тюрьмах, изолируют, и добавляют им новые сроки — для этого в уголовном кодексе всегда наготове статья 411 — «неподчинение требованиям администрации исправительного учреждения».
За четыре года количество политзаключенных в Беларуси, по данным разных правозащитных организаций, достигло десяти тысяч. При том, что население Беларуси — всего девять с половиной миллионов. И оказалось, что в каждой белорусской семье непременно есть репрессированные. Кто-то сидит, кто-то отсидел, кто-то успел сбежать до того, как за ним пришли. Если не брат, то сват, кум, сосед, друг детства. Белорусские репрессии катком прошлись по всей стране, по большим и маленьким городам, да и деревни не миновали. Одни сидят, другие охраняют — это про сегодняшнюю Беларусь. Добавьте к репрессированным полмиллиона тех, кто, бросив всё, бежал в тапках через границу — с детьми, котами и рюкзаками с самым необходимым, — и еще одна причина ненависти народа к диктатору станет очевидна.
Причина пятая. «Змагары» и «свядомыя»
Русификация Беларуси не была насильственной, как в Эстонии или Литве. Она была «ползучей». Беларусь (точнее, БССР) считалась идеальным местом для военных пенсионеров: закончив службу и выйдя в запас, офицеры имели некоторый выбор. На Москву или Ленинград, конечно, рот не разевали, но среди всего прочего выбирали Беларусь. Добрые люди, хорошее снабжение, неплохой (особенно по сравнению с Сибирью или Средней Азией) климат, а в западных областях еще и польское телевидение ловилось. Москва близко, титульная нация не выпендривается, вывески на белорусском читаются легко. Белорусы всех принимали с радостью и никого не считали врагами или чужаками. Параллельно внедрялся нарратив, что городское население говорит по-русски, а белорусский остается для сельской местности. И к независимости Беларусь пришла действительно изрядно русифицированной.
Но постепенно, по мере пробуждения национального сознания, интерес к белорусскому языку становился всё сильнее. Потомки тех военных пенсионеров уже идентифицировали себя как белорусы (у нас вообще этническая составляющая не так уж важна, важно самосознание), белорусский язык становился частью жизни, образование и делопроизводство полностью переходили на национальный язык. А потом пришел Лукашенко и не только вернул русский в качестве второго государственного, но и начал использовать белорусские слова исключительно в уничижительном смысле.
Когда он хотел унизить оппозицию, то называл ее «змагарамі» и свядомымі». Змагар в переводе с белорусского — борец. Свядомы — сознательный. И никакой отрицательной коннотации в этих словах нет, когда они звучат в речи нормального человека. Но когда их произносит Лукашенко, они звучат как площадная брань. Глава государства, презирающий язык государства, не может не вызывать презрение. А в совокупности с описанными выше причинами — конечно, ненависть.
Причина шестая. «Иногда не до законов»
Эта фраза была произнесена Лукашенко в разгар белорусских протестов, в сентябре 2020 года. Но в ситуации беззакония белорусы живут уже не первое десятилетие. Причем маятник качается как в одну, так и в другую сторону. Еще до массовых протестов, с середины девяностых белорусов сажали по политическим мотивам — за граффити, за участие в акциях протеста, за стихи, за высказывания. То есть ни за что, просто так. «По беспределу», как говорят в зонах. Но точно так же Лукашенко и освобождал тех, кого хотел, без всякой связи с законами.
Однажды он на совещании по вопросам совершенствования уголовного законодательства вдруг вспомнил о трех убийцах из деревни Пуховичи Гомельской области, зарубивших топором односельчанина и пытавшихся сжечь труп: «А где находятся эти убийцы?» Тогдашний министр внутренних дел Владимир Наумов ответил: в СИЗО, конечно, где ж им еще находиться. А Лукашенко неожиданно сказал: «Завтра вы отвезите их в деревню, и пусть эти старики работают там, находятся в своих семьях, а вы их приглашайте и допрашивайте, это для них будет лучше, чем сидеть в следственном изоляторе». «Старикам» было 29, 35 и 37 лет. Разумеется, никакого наказания для них не последовало после такого вмешательства, и они вернулись домой не просто как ни в чем не бывало, а победителями. И надоевшего односельчанина грохнули, и на свободе остались, и покровителя обрели.
А белорусы сначала недоумевали, почему убийц освобождают, а за граффити «Жыве Беларусь!» сажают. Потом недоумение, приправленное постоянным ощущением турбулентности из-за отсутствия законов, усилило ненависть в тех, кто испытывал ее раньше, и породило в тех, кому было всё равно.
Причина седьмая. «Я ну до бешенства люблю детей»
В любви к детям «ну до бешенства» Лукашенко клянется постоянно. Цитируемая фраза — из интервью 2009 года Михаилу Гусману, заместителю гендиректора ИТАР-ТАСС. Ее Лукашенко произнес в продолжение рассказа о своем младшем сыне Николае.
Николай Лукашенко при отце с раннего детства. Лукашенко таскал его на Генассамблею ООН, к Папе Римскому (Николай подарил понтифику букварь на русском языке), к президенту Азербайджана Алиеву, не говоря уже о Владимире Путине — словом, повсюду, куда его самого пускали. В Беларуси Коля с трех лет присутствовал на совещаниях с силовиками, ходил с папой во взорванное минское метро в 2011 году, стоял на трибуне во время парада. Специально для Николая сшили маршальскую форму, и отец с сыном стояли, принимая парад, а генералы отдавали честь мальчику в маршальской форме с золотым пистолетиком, подаренным Дмитрием Медведевым.
Лукашенко наверняка думал, что маленький мальчик, который всегда с ним, должен будет изменить отношение народа. Детей все любят, а значит, начнут умиляться и говорить: всё-таки он хороший отец, значит, наверное, и человек неплохой. Но всё получилось наоборот. Белорусов от этой картинки выворачивало наизнанку, настолько она была сладко-фальшивой. Особенно на фоне детей, чьи папы и мамы сидели в тюрьмах «за политику».
А когда Николай вырос и уже не мог сойти за беззащитное дитя, Лукашенко заменил его белым шпицем Умкой. Теперь он везде появляется с корзинкой, в которой сидит шпиц. Но даже пушистая белая собачка оказалась бессильна изменить отношение белорусов к диктатору.
Причина восьмая. «Доярка за 600 долларов»
Любой нормальный человек ненавидит вранье. Особенно «на голубом глазу», особенно с трибуны, особенно когда вранье касается этого нормального человека. Лукашенко врет, не останавливаясь, тридцать лет подряд. О том, как Михаил Горбачев просил его приехать в Москву и проконсультировать по важным геополитическим вопросам. О том, как Григорий Явлинский просил стать рецензентом программы «500 дней». О том, как Илон Маск подарил ему «Теслу». О том, что его отец погиб на фронте (лет за десять до его рождения). О том, что выборы фальсифицирует исключительно в сторону уменьшения: будто бы на самом деле за него голосует 93 процента, а он из скромности пишет себе 86 процентов. Брехню белорусы не любят.
Но если историю с «Теслой» мог опровергнуть только сам Илон Маск (он и опроверг, к слову), то ложь о белорусах, которой Лукашенко не гнушается, звучит еще более мерзко, чем все эти «с Пушкиным на дружеской ноге». Однажды в 2006 году Лукашенко на пресс-конференции для российских журналистов рассказал им, что в Беларуси доярки в колхозах зарабатывают 600 долларов, и в деревне с тамошними ценами этим дояркам просто некуда девать деньги. И никто не заставит ту доярку сменить работу или в город уехать, потому что в деревне она гребет деньжищи лопатой.
Российские журналисты так себе и записали, а белорусские, отхохотавшись, начали звонить в колхозы и на фермы и спрашивать, действительно ли доярки зарабатывают такие деньги. На той стороне телефонного провода сотрудники агропредприятий тоже весело смеялись. А по данным национального статистического комитета в то время средняя зарплата в сельском хозяйстве составляла 327 000 белорусских рублей, или чуть меньше 150 долларов.
К слову, самым популярным ником на белорусских форумах того времени стала «Доярка за 600 долларов».
Причина девятая. «Ябатька»
«Батькой» Лукашенко назвал себя сам еще в 1994 году, в начале своего первого и последнего законного президентского срока. Так он себя охарактеризовал в интервью: «Я батька». Но слово это, оскорбительное для белорусов, почему-то радостно подхватили россияне. Причем в большом количестве и независимо от социального статуса и образования.
«Ну как там батька?» — любили спрашивать московские таксисты, узнав, что пассажир из Беларуси. «Когда батьку погоните?» — спрашивали российские либеральные политики белорусов на фуршетах после международных конференций. «Батька совсем с ума сошел?» — интересовались российские коллеги.
Но для белорусов это звучало дико и мерзко. Белорусы — не казачество, где чужого дядьку принято называть батькой. И не сироты — у каждого есть свой собственный отец, и какой-то чужак, пытающийся влезть в белорусские семьи на правах отца, ничего, кроме омерзения и ненависти, не вызывает. Представьте себе, что в ваш семейный альбом вплывает чужая наглая рожа и утверждает, что теперь именно он — ваш отец. К черту самозванца.
Кстати, именно по этому слову белорусы и разоблачили российских пропагандистов, которых прислал в августе 2020 года, в разгар протестов, Владимир Путин в помощь союзнику. Тогда это держали в тайне, а чиновники всячески отрицали российский пропагандистский десант в Беларуси. Но именно в те дни по госизданиям и телеграм-каналам начали распространять новости о героизме Лукашенко, сопротивляющегося толпам отморозков и наркоманов, — с хэштегом #ябатька. Вот по этому хэштегу их и раскрыли. Белорус такого не придумает.
Причина десятая, самая важная
Даже если бы не было девяти предыдущих, этой последней достаточно для всенародной ненависти: за 30 лет у власти Лукашенко просто всех задолбал.
