Конец 2016

* * *

Я утратил последовательность зрад,
мне не платят субсидию веры.
Я пакета кефира несчастный солдат,
я — скульптура дворовой фанеры.

На меня осуществляют наброс
и с меня обтекают офшоры.
Это я с Бондаренкой целуюсь взасос
и скачу с Януковичем в горы.

Это солнце блестит во дворе на снегу,
потому что Семенченко — сука,
а на крышах дымки заплетают серьгу
и втыкают в небесное ухо.

Сам себе волонтер, не порежь, не нагни,
и пейзаж вокруг — в бритвенной пенке.
Там вдали за рекой зажигались огни -
то ямщик встретил взвод Тимошенки.

Фейерверками фейков правда горит, -
Фредди Крюгер ее охраняет.
И качели поскрипывают. И магнит,
лунный месяц, сияет, сияет.

* * *

Шел отряд по берегу
и пришел ко мне.
И сказал: Запомни эти звезды,
видишь это все в последний раз.

Тридцать три царевны,
дядька и стакан,
Помню я Манхэттен,
помню Абакан.

Или вот сегодня
по пути в собес
лед реки запомнил,
и запомнил без.

Болтики, шурупы,
или, там, в четверг
не забуду глупый
фейерверк.

Мне отряд доверил
помнить ерунду.
Высокие, главные,
ду-ду-ду.

Где б теперь ты не был,
— чей-то шум в башке.
Оглянись на небо
на-лег-ке.

В вечернем супермаркете
ты пустися в пляс.
Потому что видишь это
ты в последний раз.

* * *

На дорогу вышел фейк,
у него в кармане ножик,
запасной эксперт без ножек,
активист и кофе-брейк.

Шел навстречу избиратель,
три ноги, без головы,
грудь отверстая, совы
клюв на лбу и черный шпатель.

Так сошлися в середине
чуть кремнистого пути.
Месяц новенький блестит.
Ночь морозная. Пустыня.

Никому не расскажу
их партийную программу.
Это тайна. Я вам тайну
ни за что не расскажу.

* * *

Я с Трампом пил трехглавый нооскоп,
меня сенат изгнал из ку-клукс-клана,
мной брезговал закусывать циклоп
и для меня Мугабе встал с дивана.

Со мною кровью мазаны клопы,
надеждою и верой — Макьявелли.
Я тыльной стороной своей стопы
играю Шнитке на виолончели.

Я подменял анализы мочи,
смешно сказать, на том Суде, на Страшном.
Передо мною, правда, — все молчи,
и Тора, и Рогозин, и «Две башни».

— Бог знает, что себе бормочешь,
Ища очки или ключи.

* * *

Во дворе стоит ольха
с признаками призьмы.
Полюбила Игорька
с лишней драматизьмой.

Заводила хоровод,
чисто демонстрация.
Оказалося — идет
чувств конвертация.

Обменялись ДНК, —
так сказал миленочек.
Застрелила Игорька
и не быть пеленочек.

По реке плывет веночек
белых асфоделей.
Это песня темных ночек
преданных Офелий.

Во дворе стоит ольха
с признаками призьмы.
Полюбила я милка
с лишней драматизьмой.

* * *

Мне страшно, брат. Мне страшно просыпаться 
по утрам.
Мне бог не дал бессонницы и денег.
Поэтому, когда мне страшно, губы
несут, как мантру — «я хочу заснуть».
И я не первый, кто о снах и преимуществах "заснуть"
несет ямбическую околесицу.
До рвоты страшно, милая сестра.
Мой дядя, тут ли ты? Мне, дядя, страшно.
Мне пишут — сети притащили мертвеца.
Порвали сети, — как мне пишут, — тятя.
Мне б с кем-нибудь, Гертруда, побрататься.
Кто тут орет, как будто крокодила съел?
Ну, здравствуй, племя. В смысле — племя.
В смысле — пожеланье.
Я здесь ищу, кому б сказать — мне страшно, брат.

* * *

У нее не было молодого человека
и она была полнушка.
Я как-то встретил ее на улице,
яркое, чуть ли не красное пальто.
Помада испачкала зубы.
Была так рада любому знакомому.
Поговорить.
Я не сказал про помаду,
это значило бы взять на себя обязательства.
Я ведь не Розанов. Ей нет и тридцати.
На фривольные комментарии в социальных сетях
отвечала «Я не свободна».
Она не свободна. Понимаете?
Размазанная на зубы помада. Не свободна.
Чуть ли не красное пальто.
Блуждает в выходной день
по центру города одна.

* * *

В небесах чудной страны
жил архангел Хоть Бы Хны.
Он парил над белым снегом
на четыре стороны.

Приходил к нему лечиться
не олень и не волчица.
Да никто не приходил.
Даже не было Жар-птицы.

Я не знаю, как так сталось,
снежна пыль заволновалась,
и возникло это все:
НДС и колесо.

Хоть Бы Хны витал кругами,
Цокотуху и цунами
сделал он из снежной пыли.
И меня в большой панаме.

У меня есть юрлицо,
но оно заподлицо
в желтой рамочке багета
с государством как отцом.

Я един во всех трех лицах:
я как юр, и я как птица,
я как сам себе отец,
вот такая небылица.