Интервью Нади Грицкевич, которое исполнительница дала журналистке Марии Бессмертной, накануне презентации нового EP «Хорошо» группы «Наадя».
— Расскажи про концерт. Ждать ли сюрпризов? И почему все вдруг стали выступать в ЦДХ?
Да, мы много всего готовим: в том числе будут приглашенные музыканты, с которыми мы попробуем по-новому сыграть песни. Но на самом деле я не хочу раскрывать карты. Могу сказать, что будет новый видеоарт от Миши Дегтярева. Он у нас стабильно им занимается, мне нравится, что ему удается добавить новый уровень восприятия нашей музыки. А ЦДХ — это действительно классная площадка. Я была там на новых «Звуках Му» и Glintshake — и концерт совершенно по-другому воспринимается, когда ты в сидячем зале. Вообще, это был идеальный опыт: в том смысле, что ни в каком другом виде я бы его получить не хотела. К тому же, как говорят, там строгие правила, начинаем вовремя, после третьего звонка не пускаем. Хочется какой-то четкости — пускай и административной. Бывает, что концерт заявлен в восемь, а начинается в десять — а тут есть возможность сделать идеальную по времени программу, со своей внутренней драматургией. В любом случае была идея сделать что-то отличающееся от альбома, one of a kind.
— А какие еще русские группы ты слушаешь?
Мне нравится «АукцЫон». «Гражданскую оборону» я очень люблю. Не столько как группу — меня завораживает личность самого Летова. Я очень люблю читать его интервью. Вдохновляюсь я им в итоге или нет — сложно сказать. У него совершенно другой подход к написанию музыки и написанию текстов, но меня завораживает его свобода — что-то прямо валит от него.
— Ты вспомнила «АукцЫон» и «Звуки Му» — а у вас нет идеи сделать, как они, что-то театральное, спеть стихи, например?
Что-то подобное, мне кажется, у нас было с Вертинским. Недавно я сделала небольшую запись на стихи Георгия Иванова «Медленно и неуверенно». Пока она существует только у меня на компьютере, и я не знаю, что с этим делать. Просто ужасно захотелось спеть строчки — «И ничего не исправила,/ Не помогла ничему, / Смутная, чудная музыка / Слышная только ему».
— А ты вообще литературоцентричный человек? Грубо говоря — сначала текст или сначала мелодия?
Когда как — я не отдаю предпочтения чему-то одному. Но сейчас я пытаюсь совместить звучность и красоту текста с красотой мелодии. В русском языке я сталкиваюсь с определенными сложностями, потому что это правда трудный язык. Язык, в котором много согласных, и не все из них красивые. Иногда приходится жертвовать мелодией в пользу смысла или смыслом в пользу мелодии. Но я борюсь за то, чтобы в песнях между этими вещами был баланс и гармония.
— А с чем связано ваше решение перейти на русский?
Это был момент обретения какой-то уверенности в себе. Я помню, лет шесть назад, был круглый стол в «Афише» — там были Кирилл Иванов (СПБЧ), Женя Горбунов (NRKTK), Вася Зоркий и Шурик Горбачев (Александр Горбачев, бывший главный редактор «Афиши» — М. Б.) у всех тогда спрашивал — в чем дело, почему никто не поет на русском. И я еще тогда сказала, что все просто ссут петь на русском. Это действительно сложно: за английским языком можно скрыться, спрятаться за его мелодичностью и звучанием, а с русским такое не прокатит. Если у тебя в музыке есть что-то недоделанное, недодуманное, что-то, в чем ты сам не уверен, то это обязательно вылезет наружу. Я на самом деле очень довольна, что начала петь на русском, потому что это позволяет сказать гораздо больше.
— Давай поговорим про твою малую родину Когалым, как там обстояли дела с музыкой? Я вот про него знаю только то, что там бывает −52 и вокруг очень красиво и пустынно. Ваш меланхолический заход не может быть оттуда?
Совершенно не исключаю. А вообще я всегда интересовалась музыкой и ходила в школу искусств. Что у нас было в плане музыки? Были ларьки на рынках с палеными дисками. После покупок некоторых из них я до определенного момента думала, что группа Morcheeba, например, называется как-то иначе, потому что на упаковках были перепутаны и названия и номера песен. Всю нормальную музыку мне папа привозил из московских командировок.
— Смотришь на фотографии и видишь какие-то бесконечные пустые пространства.
Да, это такой город посредине тайги. Когда летишь на самолете и снижаешься, это выглядит как такое бесконечное изъеденное маленькими болотцами пространство. Я на самом деле ровесница своего города, его же построили ровно в год моего рождения.
— А вы там не выступали?
Нет еще. Мне кажется, это было бы классно. Но там, насколько я знаю, нет концертных площадок. Зато есть ледовый дворец, дворец бракосочетания и дворец спорта! Обожаю эту тягу к преувеличению.
— Устройте концерт посреди тайги — такой Burning Man.
Это очень дорого. Я думаю, если Лукойл нас пригласит, то, конечно, мы согласимся, конечно, мы поедем. Я помню, кстати, одно из ярких впечатлений моего детства — кажется, мне было лет двенадцать, и к нам на День города приехала Алсу, которая как бы тоже из Когалыма. Точнее, она какое-то время там жила. И она дала концерт — такое триумфальное возвращение: возле спорткомплекса выстроили целую площадку и привезли кучу оборудования, а аккомпанировал ей Вадим Байков. Такая была феерия. С тех пор я как-то так себе представляю триумфальное возвращение Нади Грицкевич в Когалым. Это было бы очень смешно!
— Расскажи про название альбома. «Хорошо» — это ты так себя успокаиваешь?
Забавно, что ты так сказала — это правда одна из причин. Я недавно была в Таиланде, и, как полная тупица, в первый же день перегрелась. У меня поднялась температура, я не могла встать, а когда наконец почувствовала себя лучше, мы собрались поехать на море и я упала в обморок, и так несколько раз подряд. Помню, как лежала в шлеме на кровати и думала: «все хорошо, все хорошо, все хорошо».
— А в политику вы опять не собрались удариться? («Наадя» выступали на митинг-концерте в поддержку Алексея Навального)
Нет, пока что не хочется. Нет никакого движения, мне кажется, поэтому и стремления нет. В тот момент казалось, что это правое дело, и за это стоит выступить. А сейчас — не знаю.
— А вообще музыка может быть социальным двигателем?
Это интересный вопрос — я над ним задумалась недавно во время работы над проектом для GQ. Несколько музыкантов послушали до публикации альбом Пи Джей Харви и написали короткие рецензии — я была среди этих музыкантов. Альбом этот у нее очень остросоциальный. Специально для того, чтобы написать эти песни она ездила с фотографом в Афганистан, Косово и неблагополучные районы Вашингтона, и на основе этих впечатлений написала одиннадцать песен. В основном это не то чтобы политические высказывания, а такая констатация факта: «в мире происходит помимо Ким и Канье, еще и вот что». В целом альбом мне очень понравился, но я начала думать о том, насколько музыка может и должна быть социальной, насколько ей это необходимо. И пришла к выводу, что опять же — насколько ты чувствуешь, настолько это и необходимо. Это одна из тех вещей, которые невозможно «зафорсить» в себе, потому что неискренность сразу будет видна. Возможно, я к этому приду. Говорить о таких вещах — большая ответственность. Ты можешь говорить, только если есть, что сказать.
— Но мне кажется, тебе нечего сказать, только пока ты это не увидел.
Ну я пока что не чувствую в себе уверенности утверждать что-то, кроме своих личных ощущений.
— Расскажи что-нибудь про Навального тогда.
Приятный мужчина. Подошел — поздоровался — руку пожал — «пока» сказал. Написал личное сообщение с благодарностями: «Спасибо, Надя». Потом мы с ним встретились на премии «Просветитель». Подошел — руку пожал — приятный мужчина. А я в этот момент как раз пыталась нацепить на зубочистку мини-картофель. Это все, на самом деле, ужасно смешно. Но в такие моменты, наверное, и можно почувствовать, как действительность ворочается. Мы привыкли уже к тому, что в кино эти неловкие ситуации в итоге разрешаются. Но мне кажется, гораздо интересней получается, когда все это так и остается висеть.
— Ты вот тут назвала любимым фильмом «Марго на свадьбе». Получается, что твой герой — это такой неврастеник?
Я вообще не знаю, почему я это сказала. Почему именно он пришел на ум. Но я часто про этот фильм вспоминаю. Это один из тех фильмов, которые можно смотреть, как хорошую книгу, — много раз, и каждый раз в нем появляется что-то новое. Это к слову обо всех неразрешенных неловких ситуациях. Я бы не сказала, что мой герой неврастеник. Мне близки герои, которые не стесняются своих недостатков, не стесняются быть собой. Мне вообще нравится этот режиссер. Он же снял еще «Милую Фрэнсис»?
— Да, Баумбах, его уже окрестили новым Вуди Алленом.
Нет, ну у Вуди Аллена все-таки более скетчевый подход. У него так: сценка-сценка-сценка. А у Баумбаха, мне кажется, более глубокое исследование страхов. Я помню, когда я посмотрела фильм «Кальмар и кит», я вообще просто не поняла, что сейчас увидела. Почему мне нравятся эти странные герои? Потому что они настолько конкретные, что вряд ли их можно придумать, — скорее всего, это из личного опыта. Поэтому в это веришь.
— А ты стремишься к конкретике? Считаешь простоту высшим показателем мастерства?
Очень сложно сказать о чем-то просто. Это может сделать только человек, который хорошо понимает, о чем он говорит. И очень хорошо знает, что хочет сказать. Недавно как раз читала очень хорошую статью про словообразование — забыла, к сожалению, автора — так она была написана очень доступным языком, и именно это было признаком того, что писал большой профессионал и знаток своего дела, у которого нет необходимости себя выпячивать. Обо всем можно рассказать простыми словами. Я бы хотела.
Фото: Андрей Давыдовский
