Умберто Эко об архитектуре Страха. Как создавался образ ада: от Аида до Сартра

Образ Ада — один из самых живучих и изменчивых в истории культуры. Сначала это было подземное царство теней, куда спускались Орфей и Деметра. В христианской традиции ад превратился в место мучений, а в Средние века — в целый «каталог» наказаний, детально описанных Данте. Картины ада украшали соборы, полотна и миниатюры, проповедники использовали их для устрашения, а художники — как возможность показать фантастических монстров.

Умберто Эко — итальянский философ, историк и литератор, в своей книге «История уродства» исследует не просто религиозную догму, а закулисье ада. В главе «Апокалипсис, ад и дьявол» рядом оказываются Библия, Коран, «Плавание Святого Брендана», арабские и христианские мистические тексты, миниатюры и барочные проповеди. Эко показывает, как художники и мыслители создавали карту страха, как из идеи подземного царства выросли сложные системы мук, и как этот образ продолжает жить — от средневековых витражей до слов Сартра «Ад — это другие».

Хотя Апокалипсис завершается видением Сатаны, низвергаемого в преисподнюю, откуда ему больше не суждено выбраться, идея ада пришла в христианский мир не из текста Иоанна Богослова. Во многих религиях задолго до того предполагалось существование места, как правило, под землей, где витали тени умерших. В языческое царство Аида Деметра идет за дочерью Персефоной, похищенной повелителем мрачного подземелья, Орфей спускается, чтобы спасти Эвридику, сходят туда и Улисс, и Эней. О месте наказания говорит Коран. В Ветхом Завете мы встречаем упоминания «обители вечной», но о карах и муках там не говорится, а вот Евангелия на сей счет более красноречивы, там встречается бездна, но чаще всего — геенна и огонь вечный, где будут «плач и скрежет зубов».

Средние века оставили много описаний ада и много повествований о сошествии в преисподнюю: это и Плаванье Святого Брендана, и Видение Тундала, и Адский Вавилон Джакомино да Верона, и Книга трех писаний Бонвесина де ла Рива. В этих текстах, у Вергилия (Энеида, VI) и еще, вероятно, в арабской традиции (вспомним Книгу восхождения VIII века, где говорится о сошествии Магомета в загробное царство) будет черпать вдохновение Данте, создавая свой Ад. Дантова поэма — текст первостепенной важности для любой истории безобразного, неистощимый кладезь всяческих уродств (Минос, Фурии, Эриннии, Герион, Люцифер с трехликой головой и шестью огромными крыльями, как у летучей мыши) и каталог немыслимых истязаний — тут и ничтожные, страдающие от укусов слепней и ос; и чревоугодники, которых хлещет дождь и рвет на части Цербер; еретики, лежащие в огненных могилах, тираны и убийцы, плавающие в кипящей крови; богохульники, содомиты и лихоимцы, пораженные огненным дождем; льстецы, погруженные в кал зловонный; святокупцы, перевернутые вниз головой и постоянно мучимые огнем, обжигающим им ноги; мздоимцы, погруженные в кипящую смолу и изводимые бесами; лицемеры, облаченные в свинцовые мантии; воры, превращенные в змей; предатели, заключенные во льды…

Под влиянием апокалиптической литературы и всевозможных повестей о сошествии в преисподнюю в романских аббатствах и готических соборах, в миниатюрах и фресках множатся изображения, изо дня в день напоминающие верующим, какие кары ждут их за грехи.

Но образы Ада будут витать и в последующие века, и в барочных великопостных проповедях (см., например, отрывки из Маркелли).

Ад в Ветхом Завете

Псалтирь, 9,18

Да обратятся нечестивые в ад, все народы, забывающие Бога.

Книга Иова, 21,13

Проводят дни свои в счастии, и мгновенно нисходят в преисподнюю.

Книга пророка Исаии, 5,14

За то преисподняя расширилась, и без меры раскрыла пасть свою; и сойдет туда слава их, и богатство их, и шум их, и все, что веселит их.

Книга пророка Исаии, 14,4, 9,11

Ты произнесешь победную песнь на царя Вавилонского и скажешь: Ад преисподний пришел в движение ради тебя, чтобы встретить тебя при входе твоем.[…] В преисподнюю низвержена гордыня твоя со всем шумом твоим…

Книга пророка Иезекииля, 26, 20 Тогда низведу тебя с отходящими в могилу к народу давно бывшему и помещу тебя в преисподних земли, в пустынях вечных, с отшедшими в могилу.

Ад в Евангелиях

Евангелие от Матфея, 5,22

А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему: «рака», подлежит синедриону; а кто скажет: «безумный», подлежит геенне огненной.

Евангелие от Матфея, 11,23

И ты, Капернаум, до неба вознесшийся, до ада низвергнешься.

Евангелие от Матфея, 13,40

Посему, как собирают плевелы и огнем сжигают, так будет при кончине века сего.

Евангелие от Матфея, 13,42

И ввергнут их в печь огненную; там будет плач и скрежет зубов.

Евангелие от Матфея, 18, 8

Если же рука твоя или нога твоя соблазняет тебя, отсеки их и брось от себя: лучше тебе войти в жизнь без руки или без ноги, нежели с двумя руками и с двумя ногами быть ввержену в огонь вечный.

Евангелие от Матфея, 22,13

Тогда сказал царь слугам: связавши ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов.

Евангелие от Матфея, 23, 33

Змии, порождения ехиднины! как убежите вы от осуждения в геенну?

Евангелие от Матфея, 25,41

Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: «идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его».

Евангелие от Матфея, 25,46

И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную.

Евангелие от Марка, 3, 29

Но кто будет хулить Духа Святого, тому не будет прощения вовек, но подлежит он вечному осуждению.

Евангелие от Марка, 9,43-48

И если соблазняет тебя рука твоя, отсеки ее: лучше тебе увечному войти в жизнь, нежели с двумя руками идти в геенну, в огонь неугасимый, где червь их не умирает, и огонь не угасает. И если нога твоя соблазняет тебя, отсеки ее: лучше тебе войти в жизнь хромому, нежели с двумя ногами быть ввержену в геенну, в огонь неугасимый, где червь их не умирает, и огонь не угасает. И если глаз твой соблазняет тебя, вырви его: лучше тебе с одним глазом войти в Царствие Божие, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну, в огонь неугасимый, где червь их не умирает, и огонь не угасает.

Евангелие от Иоанна, 5, 29

И изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло в воскресение осуждения.

Преисподняя Святого Брендана

Плавание Святого Брендана, 24

(X в., тосканская версия XV в.)

Когда же ветром занесло их в пределы аквилонские, увидели они некий остров, весь усеянный крупными камнями; неприветливо выглядел он, лишенный всякой травы, листьев, деревьев, цветов и плодов, зато располагалось там множество кузниц с кузнечных дел мастерами. В каждой кузнице было по кузнецу с соответствующими инструментами, и горн каждого из них пылал подобно жарко натопленной печи; каждый кузнец ковал с такой силой и грохотом, что впору было подумать, будто находишься в преисподней.

И вот братья заслышали сильный ветер и шум молотов, бьющих по наковальням. Услышав этот грохот. Святой Брендан осенил себя крестом и молвил:

«Господи, дай нам миновать этот остров, если на то будет воля Твоя».

Едва он закончил эту молитву, как навстречу им вышел некий островитянин: старый, с длинной бородой, черный и косматый, словно свинья, и при этом издававший сильное зловоние. Увидев рабов Божьих, человек этот обратился вспять, аббат же осенил себя крестом, помолился Богу и сказал: «Сыновья мои, поднимите как можно выше парус и поплывем быстрее, чтобы миновать этот негостеприимный остров».

Герион

Данте Алигьери (1265–1321)

Ад, XVII, 7–27

И образ омерзительный обмана
Подплыв, но хвост к себе не подобрав.
Припал на берег всей громадой стана.
Он ясен был лицом и величав
Спокойством черт приветливых и чистых.
Но остальной змеиным был остав.
Две лапы, волосатых и когтистых;
Спина его, и брюхо, и бока —
В узоре пятен и узлов цветастых (…)
Хвост шевелился в пустоте бездонной,
Крутя торчком отравленный развил,
Как жало скорпиона заостренный.

Одно чудовищное превращение

Данте Алигьери (1265-1321)

Ад, XXV, 49-133

Едва я оглянул их мимолетно,
Взметнулся шестиногий змей, внаскок
Облапил одного и стиснул плотно.
Зажав ему бока меж средних ног,
Передними он в плечи уцепился
И вгрызся духу в каждую из щек;

А задними за ляжки уцепился
И между них ему просунул хвост,
Который кверху вдоль спины извился.
И оба слиплись, точно воск горячий,
И смешиваться начал цвет их тел,
Окрашенных теперь уже иначе (…)
Меж тем единой стала голова,
И смесь двух лиц явилась перед нами,
Где прежние мерещились едва.

Четыре отрасли —двумя руками,
А бедра, ноги, и живот, и грудь
Невиданными сделались частями.
Все бывшее в одну смесилось муть;
И жуткий образ медленной походкой,
Ничто и двое, продолжал свой путь.
Как ящерица под широкой плеткой
Палящих дней, меняя тын, мелькнет
Через дорогу молнией короткой,
Так, двум другим кидаясь на живот,
Мелькнул змееныш лютый, черно-желтый,
Как шарик перца; и туда, где плод
Еще в утробе влагой жизнетворной
Питается, ужалил одного;

Потом скользнул к его ногам, проворный.
Пронзенный не промолвил ничего
И лишь зевнул, как бы от сна совея
Иль словно лихорадило его. (…)
Он голени и бедра плотно свел,
И, самый след сращенья уничтожа,
Они сомкнулись в нераздельный ствол.

У змея вилка делалась похожа
На гибнущее там, и здесь мягка,
А там корява становилась кожа.
Суставы рук вошли до кулака
Под мышки, между тем как удлинялись
Коротенькие лапки у зверька.
Две задние конечности смотались
В тот член, который человек таит,
А у бедняги два образовались. (…)
Стоявший растянул лицо к вискам,
И то, что лишнего туда наплыло,
Пошло от щек на вещество ушам.

А то, что не сползло назад, застыло,
Комком, откуда ноздри отрасли
И вздулись губы, сколько надо было.
Лежавший рыло вытянул в пыли,
А уши, убывая еле зримо,
Как рожки у улитки, внутрь ушли.
Язык, когда-то росший неделимо
И бойкий, треснул надвое, а тот,
Двойной, стянулся, — и не стало дыма.

Путешествие Магомета в преисподнюю

Книга восхождения, 79 (VIII в.)

И когда архангел Гавриил окончил свою речь, я, Магомет, пророк и посланец Божий, узрел грешников, терзаемых в аду разнообразнейшими способами, и почувствовал к ним такую жалость, что от печали весь покрылся испариной. У некоторых из них губы были вырваны раскаленными щипцами. И спросил я у Гавриила, кто эти люди. Он же мне ответил, что своими словами они сеяли в обществе раздоры. Те же, у кого был вырван язык, являлись лжесвидетелями. Увидел я других, подвешенных за детородный член к раскаленным крючьям, — это были те, кто в земной жизни нарушал супружескую верность. Затем увидел я целый сонм женщин, подвешенных за лоно к большим пылающим бревнам. Они болтались на огненных цепях, жар которых не поддается никакому описанию. И спросил я у Гавриила, кто эти женщины. Он же ответил мне, что это распутницы, погрязшие в похоти и блуде.

Еще я увидел множество мужей прекраснейшей наружности, облаченных в богатые одежды. И понял я, что это богачи из моего племени, и все они горят в огне. И спросил я у Гавриила, за что они осуждены так гореть, ибо, как мне было доподлинно известно, они раздавали щедрую милостыню беднякам. Гавриил же мне ответил, что при

преисполнены гордыни и позволяли себе множество несправедливостей в отношении простых людей. Так я узрел всех грешников, каждый из которых подвергался различным мучениям в меру совершенных им прегрешений*.

Адские мучения

Ромоло Маркелли

Проповеди на Великий пост (1682)

Дабы усугубить муки осужденных. Бог делается перегонным мастером и в эти перегонные кубы преисподней заключает страдания, причиняемые самым свирепым голодом, самой нестерпимой жаждой, самым лютым холодом, самым жарким зноем; мучения тех, кто погиб от топора, был удавлен на виселице, сожжен на костре, растерзан дикими зверями; плоть, заживо съеденную червями, растерзанную змеями, изрезанную ножами, проткнутую вилами; стрелы Святого Себастьяна, решетку Святого Лаврентия, быков Святого Евстафия, львов Святого Игнатия; вырванные сосцы, раздробленные кости, вывороченные суставы, изуродованные члены. И вот, перегнав все эти компоненты, Он получает из них дистиллят, каждая капля которого содержит квинтессенцию всех страданий, ибо каждый язык пламени, каждый уголь и даже каждая искра от этого огня заключают в себе все мучения, отстоявшиеся в одно-единсгвенное мучение.

Святой Альфонсо Мария Де’Лигуори

Предуготовление к смерти, размышление XXVI (1758) Что же такое ад? Место мучений. (…) И если кто-то оскорбляет Бога тем или иным образом, ему за это воздастся сторицей. (…) Мучениям подвергнется обоняние. Что за радость находиться запертым в одной комнате с гниющим трупом? (…) А ведь осужденный обречен томиться среди миллионов и миллионов других осужденных, которые живы постольку, поскольку ощущают мучения, однако являются трупами, если судить по исходящему от них зловонию. (…) В большей степени (повторяю) они будут страдать от зловония, воплей и скученности, ибо в аду осужденных свалят друг на друга подобно овцам, сбившимся в кучу зимой. (…) Вследствие того начнется пытка неподвижностью. (…) Поскольку осужденный попадет в ад в день Страшного суда, он вынужден будет оставаться там в одном и том же положении, лишенный возможности пошевелить ногой или рукой, пока Бог есть Бог.

Слух осужденного будут терзать непрерывные вопли и крики этих несчастных. Бесы будут производить непрерывный грохот. (…) Сколь мучительно бывает находиться без сна из-за неумолчных стонов больного, лая собаки или плача ребенка! Можно только посочувствовать осужденным, которым придется всю вечность слышать этот шум и вопли терзаемых! Горло станет мучить голод; осужденный будет жадно алкать, подобно волку. (…) Однако и хлебной крошки он не добьется. Далее, будет он томим жаждой столь мучительной, что воды всего моря ему не хватит, однако и капли не дождется: богач умолял об одной-единственной капле, но до сих пор не получил ее — и никогда не получит, никогда. (…)

Далее, особенно невыносимым для чувств осужденного станет адское пламя, терзающее его осязание. (…) Ведь и здесь, на земле, пытка огнем считается самой ужасной, однако между нашим огнем и огнем адским разница столь велика, что, как пишет Святой Августин, наш огонь покажется написанным красками […]. Ибо несчастный будет весь целиком объят пламенем, подобно полену в печке. Под ногами, над головой и со всех сторон осужденный обнаружит огненную бездну. Его осязание, дыхание и зрение пребудут с ним, однако все, что он будет вдыхать, видеть и к чему притрагиваться, окажется одним сплошным огнем. Он будет в огне, как рыба, обитающая в воде.

Однако этот огонь не только станет терзать осужденного снаружи, но и проникнет в его недра. Все его тело окажется объято пламенем, ибо заполыхают внутренности живота, сердце в груди, мозг в голове, кровь в жилах и даже самая сердцевина костей: каждый осужденный сделается изнутри огненной печью. (…)

Если бы ад не был вечным, он не был бы адом. Непродолжительное мучение нельзя счесть по-настоящему ужасным. При вскрытии нарыва или прижигании гангрены ощущения сродни адским: боль может быть жуткой, но раз она проходит скоро, ее 

нельзя назвать страшным мучением. Но что сказали бы мы о мучении, если бы упомянутые вскрытие или прижигание растянулись на целую неделю, а то и месяц? Даже легкое страдание, подобное глазной или зубной боли, затянувшись, становится невыносимым. Да что там боль? Если бы театральный спектакль или музыкальная пьеса оказались растянуты сверх меры или исполнялись на протяжении целого дня, они нагнали бы на нас тоску. Чем же будет ад? Местом, где не просто играют один и тот же спектакль или музыкальную пьесу, где не просто болят глаза или зубы, не просто ощущается мука от ножа или каленого железа, — а местом, вобравшим в себя все мучения, все боли. Сколько же времени их терпеть? Целую вечность. (…)

Идея Ада находит воплощение даже в экзистенциалистском и атеистическом ключе, когда в наши дни Сартр в пьесе «За закрытыми дверями» выводит на сцену ад в современном понимании: если при жизни нас определяют Другие, их безжалостный взгляд, подмечающий любой изъян, любой стыд, мы все же можем тешить себя иллюзией, что другие не видят, каковы мы на самом деле. В сартовом аду (гостиничной комнате с постоянно включенным светом и запертой дверью, где навеки обречены пребывать вместе три человека, никогда до того друг друга не видевшие) от глаз Других не скрыться и жить приходится одним их презрением. Один из персонажей вопиет: «Откройте! Откройте! Я согласен на все, на испанский сапог, клещи, расплавленный свинец, тиски, удавку — на все, что жжет и дерет, я хочу мучиться по-настоящему… На кой черт жаровня: ад — это Другие».

Метаморфозы дьявола

В центре ада пребывает Люцифер или, если угодно, Сатана. Но Сатана, дьявол, существовал и раньше. Разного рода демоны, промежуточные существа, то добрые, то злые, причем если злые, то чудовищные на вид (но ведь и в Апокалипсисе «ангелы» могут быть помощниками как Бога, так и дьявола), представлены во многих культурах: в Египте жуткая Аммут, гибрид крокодила, леопарда и гиппопотама, пожирала провинившихся в загробном мире; звероподобные чудища встречаются в культуре Междуречья; в дуалистических религиях начало Зла противостоит началу Добра. Дьявол под именем Шайтан существует в исламской культуре и описывается со всеми звериными атрибутами, равно как существуют демоны-искусители, гулы, принимающие облик прекрасных женщин.

В иудейской культуре, напрямую повлиявшей на культуру христианскую, в Книге Бытия дьявол соблазняет Еву в обличии змея; кроме того, согласно традиции истолкования некоторых библейских текстов, повествующих, казалось бы, об ином, например Книги пророка Исаии или Иезекииля, нечистый присутствовал при сотворении мира как Мятежный Ангел, низвергнутый Богом в преисподнюю.

Там же, в Библии, мы находим упоминание о Лилит — чудовище женского пола вавилонского происхождения, которое в еврейской традиции становится демоном с лицом женщины, длинными волосами и крыльями; в каббалистической же традиции (Алфавит Бен-Шира, VIII–IX вв.) Лилит считалась первой женой Адама, позже превратившейся в демона.

Полуденный бес присутствует в 91-м Псалме (поначалу он воспринимался как ангел-истребитель, но затем в монашеской традиции был переосмыслен как искуситель плоти); Сатана упоминается в разных местах Писания то как Наветник, то как Противник, то как искуситель Иова, то как Асмодей из Книги Товита. В Книге Премудрости Соломона (2, 23-24) сказано: «Бог создал человека для нетления и соделал его образом вечного бытия Своего; но завистью диавола вошла в мир смерть».

В Евангелиях никогда не описывается сам дьявол, разве что рассказывается о его кознях, однако он не только искушает Иисуса, но и несколько раз изгоняется из тела бесноватых, упоминается Иисусом и в разных местах именуется лукавым, врагом, вельзевулом, лжецом, князем мира сего.

Кажется очевидным, в том числе и в силу традиции, что дьявол должен быть безобразен. Таким он предстает еще у апостола Петра.

Падение царя вавилонского

Книга пророка Исаии, 14,12-15 Как упал ты с неба, денница, сын зари! разбился о землю, попиравший народы. А говорил в сердце своем: «взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой, и сяду на горе в сонме богов, на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему». Но ты низ- вержен в ад, в глубины преисподней.

Битва архангела Михаила с драконом

Откровение Иоанна Богослова, 12,1-4, 7-9

И явилось на небе великое знамение — жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд. Она имела во чреве и кричала от болей и мук рождения. И 

другое знамение явилось на небе: вот, большой красный дракон с семью головами и двадцатью рогами, и на головах его семь диадим; хвост его увлек с неба третью часть звезд и поверг их на землю. Дракон сей стал пред женою, которой надлежало родить, дабы, когда она родит, пожрать ее младенца. […] И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них, но не устояли, и ненашлось уже для них места на небе. И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним.

Acta Sanctorum

Свирепый, устрашающего вида, с крупной головой, длинной шеей, землистым лицом, жидкой бороденкой, мохнатыми ушами, насупленным лбом, диким взглядом, зловонным ртом и лошадиными зубами; рот его извергает пламя, пасть грозно разинута, губы большие, голос мерзкий, космы опалены, грудь впалая, бедра шершавые, ноги кривые, пятки толстые.

(«Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить». — 1 Пет., 5,8), в звероподобном обличии его описывают отшельники, и постепенно, час от часу становясь безобразнее, он проникает в патристическую и средневековую литературу, особенно культового характера.

Дьявол является Радульфу Глабру; толпы дьяволов фигурируют в рассказах о странствиях по экзотическим странам, например в книге Мандевилл; на протяжении многих веков ходят легенды о «сделке с дьяволом»: дьявол искушает доброго христианина, заставляет его подписать договор, который мы ныне назвали бы фаустианским, но потом христианину, как правило, удается спастись от его козней.

О сделке с дьяволом повествует средневековая легенда о Киприане, молодом язычнике, который, желая заполучить любимую девушку Иустину, продает душу дьяволу, но в конце концов, покоренный верой своей возлюбленной, обращается в христианство и вместе с ней принимает мученическую смерть. К этой теме позже обратится Кальдерон де ла Барка в своей драме Волшебный маг (1637). Одной из народных версий сюжета, имевших наибольший успех, с самых первых веков христианства была Легенда о Феофиле. Главного героя, дьякона из Киликии, оклеветали перед епископом и лишили сана. Желая вернуть его, Феофил с помощью еврейского мага встречается с дьяволом, который требует продать ему душу и отречься от Христа и Девы Марии. Подписав договор, Феофил возвращает себе сан. Однако по прошествии семи лет, прожитых во грехе, он раскаивается, сорок дней молится Пречистой Деве, она заступается за него перед Сыном, отнимает у дьявола роковой пергамент и передает Феофилу. Тот сжигает его и публично свидетельствует и о своем заблуждении, и о чуде. Легенду о Феофиле мы встречаем у Павла Диакона, в Историческом зерцале Винцента из Бове, в Золотой легенде Якова Варагинского, в поэме Хротсвиты, у Рютбефа, в английской и испанской поэзии, не говоря о знаменитом ее варианте — Фаусте Гете. Одно из самых ярких изображений чуда Феофила можно увидеть на тимпане романской церкви в Суйаке, где ряд сюжетных композиций (зачаточный комикс) передает развитие действия: внизу слева дьявол протягивает пергамент Феофилу, справа дьякон его подписывает, а наверху — Дева Мария спускается с небес, чтобы отобрать документ у дьявола.

В этой скульптуре дьявол уже безобразен, но, как это свойственно изображениям того времени, еще не предстает во всей омерзительности своего обличия, а мозаика церкви Святого Аполлинария (Новой) в Равенне, датированная около 520 года, представляет его красным ангелом. Чудовищем с хвостом, звериными ушами, козлиной бородой, когтями, копытами и рогами его станут изображать начиная с XI века, а в дальнейшем он обретет еще и нетопырьи крылья.

Дьяволы не только заполоняют миниатюры и фрески, наводя ужас чудовищностью своего вида, — еще ранее дьявол живейшим образом описан в рассказах об искушениях отшельников (например, в Житии Святого Антония Афанасия Александрийского).