Единственное в мире здание, построенное в виде серпа и молота в Самаре, планировали уничтожить, но за бывшую советскую фабрику-кухню вступились граждане, депутаты и даже центральные СМИ — в итоге аварийный памятник конструктивизма станет филиалом Третьяковской галереи. В мультижанровом лонгриде с элементами репортажа и интервью журналистка Рита Бондарь рассказывает, как выглядела и работала крупнейшая фабрика-кухня 30-х, по какой причине в конце 90-х там организовали клубы и рестораны, почему владельцы здания решили его снести и как сложилась судьба автора проекта — одной из первых советских женщин-архитекторов. Изучив историю фабрики-кухни и поговорив с защитником здания от сноса и директором филиала Третьяковки, корреспондентка выяснила, какие новаторские для советских граждан идеи воплощала фабрика, как были устроены залы и кухни, на какие махинации шли бывшие хозяева здания, чтобы списать его под снос, как могилу архитектора Екатерины Максимовой искали два года и почему её внезапная смерть таинственна.
Окончание реставрационных работ в самарском филиале Третьяковской галереи намечено на конец 2022-го. Директор филиала Михаил Савченко говорит, что выставки запланированы уже на три года: их посвятят русскому искусству XX века, утопическим проектам советского прошлого, феминизму — образу женщины как художника, архитектора, творца: «Сейчас мы собираем активно предметы и вещи, связанные с фабрикой-кухней, и одновременно с выставками будет открыт музей, посвященный этому зданию и Екатерине Максимовой». Содержание первой выставки пока держится в секрете. Однако Савченко намекает, что экспозиция в здании бывшей фабрики-кухни будет связана с едой — и едой в искусстве. Так, по его мнению, будет проще начать знакомство музея и горожан: «[Третьяковка в Самаре] не должна быть высоколобой институцией. У посетителей не должно быть ассоциаций „где я, а где Третьяковка“, или чего-то подобного», — говорит Савченко.
Год назад здание находилось в аварийном состоянии. Сейчас фасад фабрики-кухни светло-серого оттенка отреставрировали, ленточное остекление заменили в соответствии с эскизами архитектора Екатерины Максимовой. На крыше фабрики-кухни — летняя терраса, сейчас заметенная снегом. Внутри еще идет ремонт, пахнет краской и строительной пылью. Посреди чистых светло-серых стен видна арка со сталинской лепниной над ней. В 40-е годы, во времена возврата к классицизму, на голые конструктивистские стены решили добавить лепнину и вензеля со звездами и колосьями, чтобы, по словам Савченко, интерьер «стал побогаче». После восстановления в одном из залов будет музей, посвященный истории фабрики-кухни, а в другом — студии и выставочные пространства для временных экспозиций.
Рядом со зданием разбит небольшой сквер (его назвали «Сад баланса») с лавочками, в оформлении которого использована кирпичная кладка Завода имени Масленникова. Садом баланса он назван потому, что эта территория связывает воедино городское и культурное пространство, жилые объекты и объекты искусства.
По замыслу создателей, сад баланса должен сочетать в себе природное и духовное начала. Природное начало — озеленение, деревянные настилы, по которым осуществляется движение через сад, кустарниковые ограждения, новое освещение, подчеркивающее через светотени единение природного и городского, духовного и культурного. Установленные в сквере большие красные буквы «ЗиМ» — аббревиатура завода, которую с другого ракурса также можно прочитать как «ИЗМ» — говорит об изменениях, одновременно намекая на окончание слова «конструктивизм», главного символа той эпохи.
Как самарская фабрика-кухня работала в СССР
Фабрика-кухня в СССР — предприятие общепита, которое отличалось от обычной столовой тем, что в ее отдельных цехах готовили полноценные обеды-полуфабрикаты — с безалкогольными напитками, кондитерскими изделиями, мороженым и другими блюдами. Полуфабрикаты можно было купить на месте, а дома просто разогреть. Самарская фабрика-кухня была открыта 1 января 1932 года, на ее строительство было потрачено 1 200 000 рублей, и на момент открытия она была построена лишь на половину. В вырезке из газеты, приуроченной к открытию самарской фабрики, можно прочитать: «Фабрика-кухня завода 42 приступила к работе. Очень важно, чтобы с первых же шагов было установлено наблюдение за фабрикой-кухней со стороны треугольника завода, налажен рабочий контроль, обеспечена широкая помощь в работе фабрики-кухни. Качеству обедов и рациональному использованию продуктов должно быть уделено максимальное внимание. Дирекция фабрики-кухни и обслуживающий персонал должны создать образцовый порядок, не допускать очередей и обеспечить бесперебойную работу фабрики-кухни».
С высоты здание фабрики напоминает серп и молот. В части здания, похожей на серп, находилась столовая, выдача обедов и магазин полуфабрикатов. В «молоте» была сама кухня. По коридорам-лучам, соединяющим «серп» и «молот» еду на тележках доставляли в столовую. Оставшиеся помещения были отведены для цехов: «комната мяса», «комната яиц», «комната овощей» и так далее. За смену здесь подавали девять тысяч обедов, позволяя женщинам-рабочим не отвлекаться на готовку. Функционировал диетический зал, работавший тогда по диетам Певзнера.
То, как было устроено производство обедов — отдельная история. Приготовить такое большое количество еды в сутки помогала автоматизация. Супы варили в огромных кастрюлях-котлах, приваренных к полу, под кастрюлями проходили трубы с горячим паром, который грел лучше дров. В одной кастрюле могло помещаться до 4500 тарелок супа. Подавали в основном перловый и молочный суп с вермишелью.
Каждое утро в грузовиках на фабрику привозилось огромное количество картошки, вымыть и очистить ее с помощью ручного труда было невозможно, поэтому эту работу выполняли специальные машины. В электрическую бочку с водой опускались грязные овощи, специальные фонтанчики били по ним струей справа налево и наоборот, и вот уже через несколько минут картошка была чистой. Дальше — специальная машина по очистке кожуры. Так со всем — автоматизация помогала молоть мясо, мыть посуду, нарезать хлеб.
На редких кадрах из Центрального государственного архива Самарской области можно увидеть, как выглядела фабрика-кухня изнутри в 30-е. На каждом столе обязательно стоял графин с водой, в наши дни такое можно редко встретить даже в самых презентабельных ресторанах.
На другой фотографии можно увидеть обеденный зал: столы и стулья в белых чехлах, подвесные люстры и растения в больших горшках. За столами сидят рабочие, или, возможно, люди побогаче — рядом с ними стоит официантка в белом фартуке и чепчике и что-то записывает в блокнот. Так выглядели будни самарской фабрики-кухни, и такими же были будни других фабрик-кухонь по всей стране. Однако эта идея не прижилась, еда оказалась попросту невкусной, и на фабрики стали приходить все меньше и меньше людей.
В начале Великой Отечественной Войны фабрики-кухни перестали функционировать, и хоть в 50-х делались попытки восстановить такой формат общественного питания, самарская фабрика-кухня все равно заработала как обычная столовая — полуфабрикаты производить перестали. В закрытии фабрики также сыграло свою роль постановление «О работе по перестройке быта», которое обрушилось с критикой на конструктивистские идеи, называя их «вредными утопическими начинаниями».
Так, в виде столовой, фабрика работала до тех пор, пока в 1999 году завод имени Масленникова не стал банкротом и здание превратилось в торговый центр (его обшили сайдингом). В свое время здесь был и спортивный комплекс, и офисное здание, и легендарный самарский бар «Сквозняк». С 2011 года фабрика не использовалась и просто разрушалась. Она пережила множество потрясений — в 2014 ее пытались поджечь неизвестные люди, а в 2016 губернатор Самарской области решил снести фабрику-кухню. Но самарские активисты, архитектор и специалист по советскому модернизму Виталий Стадников, его научный руководитель Виталий Самогоров и магистрант Самогорова Александр Исаков взялись за спасение здания. За «Серп и молот» носили футболки с надписью «кто умом и сердцем молод — тот спасает серп и молот», собирали подписи, устраивали в поддержку проекта велопробеги и митинги, подключились даже зарубежные СМИ.
Как фабрику-кухню отстояли от сноса
Виталий Стадников рассказывает о том, как проходило спасение фабрики-кухни. По его словам, до 2008 года сноса здания не планировалось, потому что нелегальные застройщики, группа компаний СОК, приватизировали фабрику и использовали ее в коммерческих целях как торговый центр с ночными клубами и ресторанами. Потом, перед 2008 годом, СОК решили избавиться от фабрики-кухни и продали ее Росгосстрах Недвижимости, а точнее подразделению Clover Group, а они, в свою очередь, решили снести здание и построить на его месте 30-ти этажный офисный центр:
До того еще СОК-овцы сами делали какие-то проекты по приспособлению здания со сносом, но им морочило голову местное Министерство Культуры относительно того, что это, якобы, выявленный памятник. На самом деле ни в каких реестрах она [фабрика-кухня] не состояла. Но, тем не менее, в результате Clover Group договорилась с кем надо, с заместителем министра, что ее снесут под соусом аварийности. Это был 2008 год. Обращались они тогда к Наринэ Тютчевой делать проект, и в общем-то с Наринэ мы тогда в контакте были, она мне всю эту ситуацию обрисовала, и с этого началось движение [по защите фабрики-кухни]. Кроме того, из Министерства утекла информация, там работали, в том числе, мои студенты бывшие. Марина Зайко, которая сама же и чертила эту фабрику-кухню на занятиях как конструктивистский объект.
Марина Зайко сообщила Стадникову, что фабрику-кухню планируют снести. В феврале–марте 2008 года началось движение за её защиту от сноса. Как только стало понятно, что фабрику собираются уничтожить, Общество Московской Архитектуры под началом английской журналистки Клемм Сесил организовало конференцию, посвященную спасению фабрики. После конференции на связь с командой Стадникова вышла группа компаний СОК вместе с Росгосстрах они предложили снести здание в обмен на бесплатное издательство книг. Команда Стадникова не согласилась. Здание осталось в неопределенном состоянии на еще несколько лет.
«Дальше мне, в общем-то, предложили уйти в Самару главным архитектором, но по по другому поводу, я разрабатывал некую методику. И собственно, ничего бы не произошло, если бы не любимый всеми депутат Хинштейн. Здесь он совершенно проявил свой нетипичный имидж. Это безусловно было отлично.»
Хинштейн, по словам Виталия Стадникова, увидел в фабрике-кухне информационный потенциал, и это его зацепило. С другой стороны, говорит Виталий, и так было понятно, что объект стоящий.
«Глазу обывателя это было совершенно непонятно, да и большинству архитекторов. Если мы возьмем, например, мнение местных архитекторов, то еще буквально год назад руководитель Союза архитекторов Самары нынешний, Астахов, давал интервью местной газете Засекин, про то, что все это [фабрика-кухня] мусор, сделанный из говна и палок, так прямо и написано в статье, и что это все дутая ценность. Хинштейн убедил губернатора, на тот момент уже был Меркушкин, такой неотесанный черт из Мордовии, которого нам поставили. Но тем не менее Хинштейн убедил не столько губернатора, он убедил Мединского, с которым великолепные отношения были, в том, что объект такой, на который надо дать денег и превратить его в некую культурную институцию».
По словам Стадникова, владельцы здания пытались довести фабрику-кухню до аварийного состояния — срывали крышу, чтобы образовались протечки, но фабрика упорно продолжала стоять. Подделали экспертизу, которая показала 97% изношенность конструкций. Но здание не рушилось, что бы с ним не делали. Просто приехать и снести фабрику владельцы не решались.
Команда Стадникова создала хорошие условия для торга с хозяевами фабрики и обменяли её на недострой, находившийся в областной собственности. Фабрика-кухня была передана в региональную казну, и после — в собственность ГЦСИ (Государственный Центр Современного Искусства). С 2014 года по 2015 началась разработка проекта, и в 2015 году запустился процесс реставрации.
«Речь о том, что это здание само правит людьми. Оно странное, оно вокруг себя создает какую-то странную энергетическую муть, подчиняет людей» — уверяет Виталий.
В 2016 году фабрика-кухня получила статус памятника федерального значения.
По словам директора филиала Третьяковки в Самаре Михаила Савченко, выбор фабрики-кухни в Самаре в качестве здания филиала не был случайным или намеренным — фабрику просто нужно было спасать от разрушения, и спасать срочно. Благодаря статьям о здании в СМИ удалось заинтересовать мэра города Дмитрия Азарова и депутата Госдумы Александра Хинштейна. Потом на фабрику приехал министр культуры Владимир Мединский. Начались поиски какого-нибудь крупного федерального игрока, и тогда, благодаря общественному вниманию, два с половиной года назад в Самару приехал генеральный директор Государственной Третьяковской галереи Зельфира Трегулова. Несмотря на полную разруху, она назвала здание шедевральным, начались переговоры. В итоге фабрику-кухню удалось передать Третьяковской галерее, и, в конце концов, реконструировать.
Реконструкция здания включает в себя много этапов. Надо было восстанавливать несущие конструкции, остекление, систему вентиляции и противопожарную систему, устанавливать воздуховоды, так как изначально их попросту не существовало. Внутренний ремонт здания также займет еще много времени. Помимо реконструкции планируется сделать Третьяковку доступной для маломобильных граждан — сейчас построен пандус для самостоятельного использования — так люди с дополнительными потребностями смогут самостоятельно попасть в здание. Новый пандус идеально вписывается в общий архитектурный ансамбль, и хоть он и не совсем удобный из-за своей извилистой конструкции, пользоваться им все же можно. Еще один планируют построить с подъемником, который будет работать по кнопке со связью. Кроме того, внутри будет работать лифт и несколько туалетов для людей с инвалидностью.
Утопия на ужин. Первый перформанс в здании старой фабрики
Первое мероприятие на фабрике-кухне уже состоялось — в сентябре в здании на протяжении нескольких дней проходил перформанс «Утопия на ужин». Это был сайт-специфик проект, посвященный Фабрике-кухне и созданный специально для объекта. По замыслу режиссера Анны Абалихиной, сценографа Ксении Перетрухиной и композитора Алексея Сысоева здание превратилось в масштабную инсталляцию из света, музыки и движения, в том числе зрителей, трижды переходивших из зала в зал. Первая часть воплощала надежды на светлое будущее. Между зрителей, сидевших за обеденными столами, геометрично двигались перформеры в костюмах официантов. Каждый стол сервировали тарелками с цитатами 20-х годов, от лозунгов об отмене кухонного рабства до критики общепита.
Вторая часть, «изнанка утопии», строилась на дисгармонии, говоря о порабощении человека индустриальным конвейером. Протест против жестокой машинерии выражался через разбивание тарелок, контрасты света, резкие движения и индустриально-шумовую музыку.
Наконец, третий блок — взгляд на историю и в будущее. В пустом зале певцы выпевали биографию архитектора Максимовой, а перформеры двигались, проходя сквозь зрителей.
Вот как об этом перформансе рассказывает Михаил Савченко: «Когда здание было очищено от всех наслоений, оно же ведь было поделено на кабинеты, где-то что-то было перестроено, в прошлом году был такой момент, когда его можно было увидеть чистое — в чистой архитектуре. Сейчас, если мы придём, мы увидим, что там появляется всё, что нужно современному зданию — воздуховоды и прочие новые наслоения. А тогда оно было в чистоте, нам было важно показать его людям, рассказав, в первую очередь, историю Екатерины Максимовой, архитектора, историю того, как здание было приспособлено для нужд фабрики-кухни».
Судьба архитектора Екатерины Максимовой. Таинственная смерть, репрессированные родственники и сохранившиеся чертежи
Стадников и Исаков не только спасли здание от сноса, но и узнали историю жизни и смерти его архитектора Екатерины Максимовой. О ее жизни было известно настолько мало, что поиски хоть какой-то информации о ней заняли у исследователей два года.
Максимова была первой и одной из немногих женщин-архитекторов своего времени. По крайней мере, до нее исследователями из группы Стадникова и Исакова не было зафиксировано ни одной женщины, которая так же как и Максимова занималась бы проектированием построек.
В 1910 году Максимова поступила на только открывшиеся архитектурные курсы в Санкт-Петербурге, защитила диплом на тему «гостиница-санаторий» и выпустилась с отличием. Переехав в Москву, она участвовала в строительстве Казанского вокзала под руководством Алексея Щусева, а уже после начала работу над своим первым самостоятельным проектом — самарской фабрикой-кухней. Вот как она сама рассказывала об идее создания в СССР фабрик-кухонь: «В будущем фабрика-кухня должна стать ключевым элементом в теории социального урегулирования, освободить женщину от скучных домашних обязанностей и дать возможность полноценной жизни и самовыражения наравне с мужчинами».
Кроме строительства самарской фабрики-кухни Максимова участвовала также и в разработке множества других фабрик-кухонь, но не в роли главного архитектора, несмотря на большое доверие и уважение к ней в Нарпите, организации всеобъемлющей системы общественного питания, возглавляющей деятельность фабрик-кухонь, без сокращения — «Народное Питание», в которой Екатерина стала одной из ведущих архитекторов. Так о ней отзывался Артемий Халатов, советский политический и государственный деятель: «Товарищ Максимова была хорошим советским специалистом и общественным работником. При ближайшем участии т. Максимовой прорабатывался проект фабрики-кухни на Днепрострое, 1-й Московской фабрики-кухни, Свердловской и ряда других».
Максимова погибла за месяц до ареста ее отца и брата за участие в подпольной православной организации — попала под поезд при невыясненных обстоятельствах. Когда к семье Максимовой пришли, отправить в лагеря собирались и ее, так как НКВД не знало, что за месяц до того Максимова скончалась. Похоронами архитектора занимался Нарпит — они организовали место на Ваганьковском кладбище в Москве. О смерти архитектора вышла лишь одна заметка в газете «Известия» — с местом и датой похорон. В книге «Первые женщины-архитекторы» 1967 года было сказано: «Максимова Екатерина Николаевна. Приема [на архитектурные курсы] 1909 г. Инженер-архитектор. Работала главным архитектором строительного отдела московского центрального универмага. Стаж работы 11 лет. Трагически погибла в Москве в 1932 г.».
Историю ее поисков описывает Михаил Савченко: «В 2012 году о Максимовой еще ничего не было известно. [Стадников и Исаков] начали искать ее, единственная зацепка была в архиве: архитектор Екатерина Максимова, погибла и похоронена на таком-то кладбище в Москве. Александр поехал в Москву (он как раз писал работу про фабрику-кухню), приехал на это кладбище, где невозможно было ничего найти. Позже они со Стадниковым нашли ее могилу, где оставили записку: „Мы ищем любую информацию, связанную с Максимовой“, Через полгода потомки нашли эту записку. Связались и оказалось, что у них сохранился ее архив с первоначальными чертежами — и другие проекты».
Архитектор Виталий Стадников так описывает Максимову как деятеля своего времени:
Она не из ВХУТЕМАСа, идет не от формалистических трюков — с формами, в которых ничего нет, а от технологии, она чистый практик. От технологии она приходит к форме, из-за чего эта форма, казалось бы, абсолютно неестественная, нерациональная, вдруг осмысливается как абсолютно рациональный объект. Она увидела в форме серпа и молота конвейерную технологию Генри Форда. Максимова берет за основу наработку инженера Георгия Марсакова, работавшего по установке сети хлебных заводов, и приспосабливает ее к самым странным идеям. Сначала на фабрике-кухне 1927 года в Москве, на Ленинградском проспекте, 7, появляется циркулеобразная форма. Процесс закольцовки появляется уже там, но он еще не облечен в смысловую форму. Потом — в фабрике завода МИГ в виде самолета, потом в других. И тут у нее появляется заказ. До этого она обслуживала Весниных, Мешкова, других известных архитекторов, а тут становится единоличным автором. Ее идеи и опыт выкристаллизовываются в абсолютно совершенную форму.
Стадников, Исаков и Савченко провели огромную кампанию по спасению здания. После стольких лет борьбы наконец фабрика-кухня останется частью культурного наследия Самары.
