«На окраине, где-то в городе…»
Предыдущая статья Дмитрия Левчика, поводом для которой послужил Закон о реновации жилищного фонда в Москве, в основном была посвящена «истории вопроса», причинам возникновения хрущеб и формированию в России жилищных классов. Пришло время проанализировать состав низшего жилищного класса и его протестный потенциал.
Развитие угнетённого жилищного класса в СССР началось после 1917 г., когда большевики экспроприировали, огосударствили жилищный капитал. Развивать его (даже в форме государственного капитала) они не хотели. Жилья в двадцатые-тридцатые годы почти не строили. Поэтому, несмотря на формальное отсутствие капитализации жилья и отсутствие рынка жилья, оно быстро стало почти капиталистической ценностью. Обладание им переносило человека в «верхи» общества, а отсутствие — в «низы».
В стране довольно быстро сформировался угнетённый жилищный класс, класс людей, лишённых права на частную жизнь, абсолютно подконтрольный «властям», униженный системой ЖКХ, лишённый прав пользования значительной частью духовных ценностей, проживающий в антисанитарных, подчас отпасных для жизни условиях. Составными частями угнетённого жилищного класса в двадцатые-тридцатые годы стали обитатели коммунальных квартир, общежитий, бараков и «времянок», а в пятидесятые-шестидесятые — жители благоустроенных «времянок», то есть «хрущёб». В «Дискурсе» мы уже писали об этой части низшего жилищного класса.
К концу XX века состав угнетённого жилищного класса пополнили и жители экологически депрессивных районов, обитатели промзон, расположенных, как правило, на городских окраинах. Об этой группе низшего угнетённого класса пойдёт речь в данной статье.
***
В СССР главным было — размещение производства. Люди и их интересы — вторичны. Руководители страны думали только о промышленном плане. Советская индустриализация породила город как посёлок при заводе, как поселение, где жилая зона лишь дополняла производственную, составляя вместе населённую рабочим людом промзону. Даже крупные советские города на самом деле — всего лишь заселенные людьми промзоны.
Заселенная промзона Череповец — город при металлургическом комбинате (я там был и до сих пор помню очень плохой воздух и ужасный вид пятиэтажек, стоящих вплотную к заводу). Обитаемая промзона Бийск — город при комплексе оборонных заводов (при слиянии Бии и Катуни есть что-то вроде «смотровой площадки», огромный холм над реками. Внизу — маленькая историческая часть купеческого Бийска, а далее, всюду, куда хватает взор — сплошные заводы). Таких городов — сотни. Многие советские города — всего лишь объединённые общей чертой скопления рабочих посёлков при заводах или шахтах. Например, Воркута попросту — сумма шахтёрских посёлков при «угольном кольце» шахт (из окна машины видны: тундра-террикон-бараки, пятиэтажки-тундра-террикон и так без конца). Даже мегаполисы, такие как Волгоград (кроме центра), представляли собой большие населённые работягами промзоны и большие рабочие посёлки. Даже вроде бы туристический Загорск (Сергиев Посад) на самом деле объединение рабочих посёлков Птицеграда, Лакокраски, «Звезды», ЗОМЗа, ЗЭМЗа, и военных городков «Фермы» и «Вакцины».
Промзоны не только портили облик городов. Эти районы находились под воздействием заводов и были экологически вредны для проживания. Экологический кризис страшен! Там селились только бесправные рабочие и социально слабые жители — те, кто не мог дать взятку чиновнику за поселение в другом месте. Это были «непрестижные», «пролетарские», «спальные» районы.
К концу 80-х промзоны были созданы и в крупных исторически возникших городах, например, в Москве и Вологде. О двух таких районах — Братеево (Москва) и Бывалово (Вологда), — «модельных», на мой взгляд, типичных населённых низшим жилищным классом промзонах 80–начала 90-х подробно расскажу.
Знаю об этих регионах не понаслышке. Я был депутатом райсовета от Братеево в 1990–1993 годах и работал в качестве консультанта губернатора Вологодской области В.Позгалёва в 1996 году.
В США подобные исследования называют case-study, исследования типичных случаев.
Братеево. «Отцы города» и помойка
В представлении руководителей Москвы восток города был зоной размещения промышленных объектов. А к началу 80-х годов единственная крупная незастроенная промышленными объектами территория (т.н. резервная зона) в границах московской кольцевой автомобильной дороги (МКАД) была только на юго-востоке.
Это был район, где до конца 40-х годов прошлого века существовала деревня Братеево, давшая название этой московской территории, и где в 50–70-е годы находилась так называемая борисовская свалка — полигон твердых бытовых отходов, короче говоря — помойка.
Здесь в середине 80-х планировалось построить комплекс, состоящий из 32 промышленных объектов, существенно содействующих индустриальному развитию Москвы. Центром комплекса должны были стать две фабрики и крупнейший в Европе полиграфический комбинат, пуск в эксплуатацию которого позволил бы закрыть или перепрофилировать 12 устаревших типографий города. К полиграфкомбинату и фабрикам планировалось подвести транспортный путь, ховринско-борисовскую трассу, на которой расположить автоаэровокзал (к аэропорту Домодедово) и бензозаправочную станцию. Удобное, с точки зрения индустриализаторов, расположение Москвы-реки, позволяло создать водные подъездные пути к фабрикам и комбинату и, соответственно, причал для погрузочно- разгрузочных работ. К фабрикам и полиграфкомбинату велась ветка метро (Люблинская линия). Рядом оканчивалась Замоскворецкая линия метрополитена. Это создавало удобную возможность строительства метродепо сразу для двух линий. Отводилось место под возведение склада инертных материалов для нужд полиграфкомбината и метродепо.
Не был забыт и «человеческий фактор»: весь комплекс должен был строиться строительными войсками, казармы которых предполагалось разместить там же, в Братеево. Братеево планировалось как сугубо рабочий район. Планировалось построить четыре жилых микрорайона для потенциальных рабочих будущей промзоны. Застройка велась «некомплексно»: не строились досуговые и спортивные сооружения, не было отдельно стоящей аптеки, кинотеатра и т. п. Эти объекты индустриализаторов не интересовали.
И в этом нашла свое проявление реально антирабочая политика руководства страны того периода. Оно думало, что рабочие могут обойтись без социальной инфраструктуры и без досугово-спортивных сооружений. Борьба за свободные площади для промышленных объектов привела строителей Братеева к нарушению градостроительного законодательства: жилые дома были как бы «придвинуты» к Москве-реке, тем самым нарушая ее водоохранную зону. Расположение жилых домов рядом с уже существующими промышленными объектами: заводом радиоламп (МЗРТА), Московским нефтеперерабатывающим заводом (МНПЗ), Курьяновской станцией аэрации и ТЭЦ-22 — было нарушением санитарно-эпидемиологических норм и не было согласовано в 1983 г. Госсаннадзором. Но это не остановило проектировщиков и строителей — больше нигде в Москве свободного места не было. 
К 1987 г. в Братеево было построено 47 многоэтажных жилых домов в трех микрорайонах. А братеевцы, заселившие микрорайон в 1986-87 годы стали, своеобразными «заложниками» индустриального мышления «отцов города», которые планировали начать строительство промзоны летом 1988 года.
Когда нечем дышать
Обилие промышленных предприятий вокруг Братеево привело к серьезному загрязнению воздушной среды в микрорайоне. До 1988 г. данные об этом не публиковались. Более того, в Братеево замеры предельно допустимой концентрации (ПДК) вредных для здоровья человека веществ в воздухе были эпизодическими, разовыми. Мы располагаем данными за 1989 г. В Братеево в 42% случаев замеров регистрировалось превышение ПДК по фенолу. При этом в среднем в Москве лишь в 24% случаев замеров регистрировалась тогда концентрация этого вещества. Показатели по окиси углерода превышали норму в три раза, по аммиаку — в два раза, по двуокиси азота — в два раза.
Следствием плохого состояния воздуха был рост бронхолегочных, инфекционных и онкологических заболеваний в Братеево среди тех, кто постоянно пребывал в микрорайоне: пенсионеров, матерей, находящихся в отпуске по уходу за ребенком, а главное — среди детей.
Диффузные и аномические соседи по несчастью
Технологический кризис в Братеево дополнялся социальным. По данным Красногвардейского райсовета, в Братеево в 1988 г. каждый десятый житель — из многодетной семьи. Они составляли аномическое соседство (это социологический термин для обозначения группы людей, объединённых территориальным признаком и одним из социальных признаков) многодетных.
Основу для создания аномического соседства братеевских иногородних трудовых мигрантов, «лимитчиков» составляли проживающие в микрорайоне примерно 7,5 тысяч человек, прибывшие в Москву по «лимиту» промышленных предприятий. Особую, организующую роль для них в микрорайонах играли общежития для строителей и иногородних рабочих. К 1987 г. в Братеево для рабочих ЗИЛа, ДСК-2, завода «Красная звезда» и ряда других предприятий было построено пять общежитий.
Много квартир в Братеево было предоставлено Министерству обороны и Министерству внутренних дел. Они были отданы молодым офицерам. Эту категорию населения мы также рассматриваем как аномическое соседство.
Социальным бичом Братеево было пьянство. По данным 172 отделения милиции г. Москвы за 1991 г. и начало 1992 г., которые правомерно экстраполировать и на конец 80-х годов, последствия пьянства в микрорайоне таковы: 540 человек отправлено на лечение от алкоголизма в стационар; 28 человек отправлено на принудительное лечение в ЛТП; 2500 человек задержано милицией за появление в нетрезвом виде в общественном месте. В праздничные и выходные дни примерно 50 женщин обращалось к руководству 172 отделения милиции с просьбой изолировать их от дебоширов мужей-алкоголиков. То есть каждый десятый взрослый житель Братеево раз в год имел привод в милицию за появление в общественном месте в нетрезвом состоянии или бытовой конфликт в состоянии алкогольного опьянения. И это было основой для диффузного соседства (диффузное соседство от аномического отличается менее сильной взаимосвязью между его членами) алкоголиков.
Для молодых и многодетных семей огромное значение имеют школы. Однако их катастрофически не хватало. В пяти школах Братеево при норме заполнения в 1200 учеников обучалось от 1267 до 2000 подростков. Дети учились в две смены. Ненормальное положение в сфере школьного образования в Братеево создавало нервную, напряженную обстановку в семьях микрорайона.
В микрорайоне была высока уличная подростковая преступность. В начале 1992 г. было задержано шесть подростковых группировок, занимающихся кражами автомобилей. Считаем, что аналогичная ситуация была и в конце 80-х годов.
Братеево — район «спальный». До ближайшего метро необходимо добираться 15–20 минут на автобусе. Это обстоятельство создавало немыслимо большие толпы на автобусных остановках в час «пик».
Телефонизация в микрорайоне в 1986–87 годы проводилась крайне слабо. К малочисленным, неразбитым хулиганами, уличным телефонам-автоматам во дворах выстраивались по вечерам очереди по 20–40 человек. В очереди люди знакомились, и выяснялось, что у них много общего. Они все — новоселы, у всех одни и те же проблемы, связанные с переездом и ремонтом. Многие были автолюбителями («гаражниками»), использующими братеевские пустыри для несогласованного с властями строительства гаражей, «самозахвата под гаражи». Другие жители были «огородниками», использовавшими пустыри для «неформальных», также не согласованных с властями, огородиков. Возникновение в ходе общения около телефонов и в ходе совместной деятельности «гаражников» и «огородников», на наш взгляд, было созданием на базе представителей аномических соседств новоселов, офицеров и многодетных оборонных соседств, готовых отстаивать «свои» гаражи и огороды от посягательств извне. Общение братеевцев около телефонов-автоматов создало предпосылки для возникновения оборонного соседства (самого организованного соседства с сильными взаимосвязями между его членами, т. е. объединенного «общей бедой» и обороняющегося от неё).
Итак, к концу 80-х годов прошлого века в московском микрорайоне Братеево возникли социально-технологические причины для развития формирования экологически угнетённого низшего жилищного класса:
1.Промышленная зона и жилые массивы микрорайона строились с нарушением существующего градостроительного и санитарного законодательства;
2. В регионе не создавались объекты социальной инфраструктуры;
3.Уже существующие промышленные предприятия серьезно загрязняли воздушную среду микрорайона и негативно влияли на здоровье жителей.
Социально-политический портрет представителя низшего жилищного класса в Братеево таков: человек среднего возраста, подверженный стрессу и озадаченный проблемами, связанными с детьми, детской преступностью, пьянством, а также транспортом. Жизнь на окраине, вдали от центра деловой активности и аккультурации создавала предпосылки для их социально-культурной деградации и угнетения по социально-культурным признакам.
Положение в Братеево не было уникальным. В сходных условиях оказались в России сотни тысяч жителей промышленных, рабочих окраин городов. Да, они жили иногда в хороших условиях. Но промышленные окраины были непрестижной зоной. А, следовательно, — социально депрессивной. Вот какая история произошла далеко от Москвы, в Вологде.
Где социальная депрессия, где? В Вологде!
Микрорайон Бывалово — отдаленный район Вологды, фактически — пригород. Он начал строиться в 1982 г. «некомплексно», то есть без объектов социальной сферы обслуживания. Это не было редкостью в те годы. В 1985 г. в Бывалово проживало 13 237 человек в муниципальных домах и примерно 4 тысячи — в кооперативных. Это составляло 5% населения Вологды. Там возникло аномическое соседство новоселов. В конце 80-х годов это соседство испытало серьезный социальный стресс, источниками которого выступили следующие социально-технологические факторы:
1. Транспорт. Троллейбусы в Бывалово появились спустя семь лет после начала заселения микрорайона. В битком набитых автобусах люди ездили на работу и с работы.
2. Медицинское обслуживание. До 1998 г. в микрорайоне не существовало поликлиник. Больные люди вынуждены были ездить на значительные расстояния на плохо работающем транспорте.
3. Школьное обслуживание. Единственная школа в микрорайоне (школа № 3) была переполнена в 3,5 раза. 800 школьников микрорайона вынуждены были ездить учиться в отдаленные районы города. Такая ситуация вполне обычна для новостроек тех лет. Дефицит мест учащихся в школах в микрорайонах-новостройках 80-х был скорее правилом, нежели исключением.
4. Бытовые условия. В первую очередь — отопление. Некоторые жилые постройки в микрорайоне не были рассчитаны на температуру ниже минус 20 С. На наш взгляд, строить в северных районах страны дома «южной» категории — преступная халатность руководителей и строителей времен «застойного» периода.
5. Снабжение продовольственными товарами было недостаточным. Первые магазины появились в Бывалово лишь через 20 месяцев после начала заселения микрорайона.
6. Питьевая вода. Насосная водопроводная станция в Бывалово работала с перегрузками и «перебоями». Часто жители оказывались без водоснабжения.
Все это вызывало раздражение и недовольство. При этом социально-технологический стресс дополнялся кризисом общения.
7. В микрорайоне до 1996 г. не проводилась массовая телефонизация. По этой причине люди мало общались с родственниками и друзьями из других районов города. В ходе общения около телефонов шло формирование некой особой «общности» — так называемого оборонного соседства, готового отстаивать свои интересы от посягательств извне.
Мирились ли описанные мною люди со своим положением? Нет. История нашей страны знает множество примеров как жилищного протеста (и даже бунта), так и попыток разрешить межклассовые противоречия жилищных групп мирным путём. Об этом — следующая статья.
