Семиглазка в стране бессознательного. Художник Хиросигэ о новой выставке, возвращении жуткого и языке сострадания

Чем различаются меланхолия и депрессия? Какова сакральная суть человека-гриба и как он разрушает иерархические системы мышления? Исследованию сумерек бессознательного посвящена выставка в музее Фрейда о девочке с семью глазами, которая путешествует по пространствам, заполненным зеркалами и двойниками. В интервью самиздату художник Федор Хиросигэ рассказывает о своем проекте «Приключения Семиглазки»‌, где переплетаются сюжеты психоанализа, японской манги, тибетских мантр и немецкого романтизма.

— Как давно вы в творчестве? Самые первые ваши выставки датируются 2012–2013 годами, можно ли считать это началом или что-то осталось незамеченным?

Творчество, как по мне, немного не подходящее слово, если мы говорим о профессиональной деятельности, уместнее говорить про искусство в принципе. В 2012 году произошел переезд в Петербург, тогда моя деятельность, можно сказать, стала видимой. До этого момента искусством мы занимались с друзьями в Саратове, у нас была преимущественно девичья арт-группа REPA, которая активно работала именно в 2010-е годы. В это время и начались мои личные ученические практики. Перед нами не стояло какой-то глобальной цели: групповая работа просто была более живой и веселой.

— В одном из интервью вы говорите о происхождении своего псевдонима и называете Утагаву Хиросигэ‌ своим учителем. Ваше творчество — это некое продолжение того, что делал ваш «учитель»? Уместно ли говорить о синтезе Востока и Запада относительно ваших работ?

Конечно, я считаю свою практику достойным продолжением того, что делал мой прославленный «учитель». Но, конечно, есть над чем еще работать и куда расти. 

Восток и Запад — это слишком общие слова, а все общие слова растворяют смысл. Можно, конечно, и так сказать, но зачем… 

Если уж брать подобную грубую дихотомию, как « западный» культ разума и  «восточный » взгляд на природу ума, то я все же не смогу для себя назвать, к примеру, того же Фрейда до мозга костей «рациональным» мыслителем. Неспроста же его подход — это не классический позитивистский рациональный взгляд, когда мы верим в единственную цель — прогресс, а главной ценностью предполагаем свет научного знания. Кажется, что «после Фрейда» появляется какая-то другая «судьба разума». В его философии не исключается возможность другого источника знания, даже такого «иррационального», как сновидения.

— Изменилось ли что-то для вас за последние годы?

Думаю, да. Вот, например, моя выставка в музее сновидений Фрейда в основном состоит из графики на бумаге — это для меня, на фоне уже пройденного пути, некое «ретро». Именно в 2022 году мне захотелось вернуться к графике. Это обсессия, которая произошла на фоне ностальгии по ушедшим временам более чем десятилетней давности.

— Поговорим про «Приключения Семиглазки», вашу последнюю выставку. Откуда взялся образ Семиглазки? Мне, например, она своими синими волосами напоминает Аянами Рей.

О, это очень интересная ассоциация, но мне кажется, что из Евангелиона она, скорее, связана с мальчиком-протагонистом Синдзи: он в похожей рубашке ходил. И костюм пилота, который носит Синдзи, синего цвета. Что касается Аянами Рей, на первый взгляд она не тот персонаж, у которого от ужаса вытаращены глаза. Она как будто не знает, что именно она чувствует, но в ней точно нет такого беспокойства, как в вечно сомневающейся Семиглазке…

Мне представляется, что, с одной стороны, Семиглазка — это образ юношеского поиска, преследующий мотив самоопределения через попытку буквально охватить взглядом необъятное пространство окружающего мира. 

С другой стороны, это романтический персонаж в классическом смысле, ее можно сравнить со знаменитым «Странником»‌ Каспара Давида Фридриха. А насчет множества глаз, кто знает? Странник стоит к нам спиной, и лица мы его не видим, возможно, его глаза так же широко раскрыты и полны ужаса.

— Приключения Семиглазки — это в основном скитания по лесу. Почему именно это место? Это наглядное изображение бессознательного? Можете прокомментировать его обитателей, зачем они там?

Это мое личное восприятие поиска, к тому же мне кажется, что это классическое представление о некотором сумрачном месте: «Я очутился в сумрачном лесу», и тут-то всё и началось. Насчет его обитателей могу сказать лишь то, что они просто хорошо подходят этому месту, дополняют видимый романтический образ: летучая мышь, лес, ночь, лесные духи. Думаю, это всё атрибуты сумерек и темноты…

На самом деле в течение нескольких лет я очень внимательно слушала лекции Виктора Мазина, основателя музея Фрейда, и возможно, они повлияли на эту графическую серию. Особенно интересная лекция называлась «Возвращение жуткого», удалось прослушать ее в 3–4 вариациях, очень, конечно же, разных, но так или иначе знакомящих с Фрейдом и его статьей «Жуткое» 1919 года, которая строится на рассказе Гофмана «Песочный человек». Так что эта выставка могла бы называться «Возвращение жуткого», но тогда это был бы слишком явный панч-лайн, а ведь зритель может прийти к этому постепенно, понять и прочувствовать, что всё это немножко касается «возвращения жуткого».

— В чем сакральный смысл мантры, которую повторяют обитатели леса («ом мани падме хум»)? Это все-таки путь освобождения из круга сансары или манифестация на прибыль?

Конечно, про манифестацию на прибыль — это, скорее, вторичное. Вообще, эта мантра в тибетском буддизме считается одной из так называемых сущностных мантр. Всего их три, они связаны с тремя бодхисаттвами (с Авалокитешварой, Манджушри и Ваджрапани)‌, и все три можно увидеть над входом в петербургский Дацан Гунзэчойнэй. У меня давно была идея сделать комикс, в котором все люди говорят друг другу только мантру Сострадающего, Авалокитешвары, потому что, по сути, все остальные слова — это условности, более или менее напрасные уточнения, а звуки этой мантры по крайней мере стоит произносить.

— Что представляет собой человек-гриб‌ и почему он/они так часто в балетной пачке?

На выставке есть несколько сюжетных линий, есть некие смысловые облака. Например, одно смысловое облако связано с грибами-танцорами. Можно сказать, это преследующий меня образ, иногда грибы отсылают к личной мифологии, иногда это автопортрет, иногда они «романтические» персонажи, лесные духи, ипостаси «лесного царя» Гёте.

Также грибы представляются подходящей метафорой души. Это слияние множественности и единства в одном предмете, ведь каждый отдельный гриб связан с мицелием‌, со сложной, витиеватой подземной сеткой. 

У меня в разработке есть литературное произведение, которое как раз посвящено попытке представить, как бы мог мыслить мицелий. Текст написан от лица «гриба» из далекого будущего, который, по идее, должен мыслить не в системе иерархии ценностей, без применения вертикальных конструкций. Мне нравится думать об этом, представлять, как бы это могло быть и чему бы мы могли научиться у таких существ…

Кстати, рассказывают, что Фрейд был заядлым грибником, любил собирать грибы и о мицелии был тоже хорошо осведомлен.

Что касается балетной истории, то известно, что это достаточно тяжелая физическая практика, которой тем не менее занимаются каждый день по собственной воле. В то время как результат представляется чем-то совершенно прекрасным, от нас скрыта часть сложного, а иногда болезненного процесса его создания. Балетная пачка — это намек на ежедневную изнурительную рутину, которая как физически, так и духовно формирует личность.

— Насколько вы опираетесь на труды Фрейда, и насколько значимым лейтмотивом стало ваше «собственное бессознательное»? Приключения Семиглазки — это что-то личное или попытка наглядного представления психоаналитической теории?

Тут есть обращение не к Фрейду в целом, а именно к его интерпретации жуткого. Хотя на выставке есть работы, где Семиглазка приходит в гости к Фрейду, который в свою очередь приобрел сходство с грибом, но это, скорее, сайт-специфичный момент‌, потому что мы действительно приходим в гости в музей сновидений Зигмунда Фрейда, приходим к нему в сон, и Семигазка тоже приходит вместе с нами.

В контексте данной выставки уместнее говорить об исследовании меланхолии, а не бессознательного вообще. Известно, что Фрейд оценивал меланхолию как позитивный противовес депрессивному состоянию. Это [меланхолия] процесс размышления, а депрессия — момент деструктивного и страдания. Для меня меланхолия — это реалистичное видение мира, это фигура, окруженная инструментами, измерительными приборами. 

Еще одно смысловое «облако» графических работ связано не только с меланхолией, но и с зеркалами. Визуализация раздвоения — еще один важный лейтмотив, вариация на тему знаменитой стадии зеркала‌ и сюжета про восприятие «Я» как другого/других. Как мы помним, Нарцисс — это тот, кто смотрит на свое отражение и влюбляется в него. Есть версия, что личность становится «взрослой», только пройдя через стадию нарциссизма. Только осознав себя как другого, человек может двигаться дальше и становится способным познать другого.

— Почему манга? Чем обусловлен такой выбор? 

Мне просто очень нравится этот жанр и старые аниме, хотелось поисследовать эту форму и попробовать сделать что-то похожее на то, что меня вдохновляет.

— Раньше вы отдавали преимущество дереву. Почему же эта выставка пошла наперекор традиции и стала более «хрупкой»?

В 2022 году мне стало как раз очень интересно смотреть на эту «хрупкость». На то, как бумага легко поддается воздействию воды, например. «Хрупкость» и «податливость» неплохо рифмовались с тем, что можно было увидеть вокруг. 

Дерево тоже на самом деле пластичный и поддающийся материал, но с каким-то большим усилием. И опять же, выставка не обделена работами из дерева, просто их сравнительно меньше, чем «хрупких» работ на бумаге.

— Считаете ли вы эту выставку лучше прежних? Почему?

Можно, конечно, вспомнить о том, что бумага — это материал, получаемый в процессе обработки дерева и что это как бы следующий этап, новый превосходящий уровень, который, опять же, в позитивистском ключе представляет собой нечто лучшее, чем было до этого. Но так просто кажется. Я против подобной иерархии в искусстве. 

Просто кому-то что-то кажется более близким. Что-то приходится по душе, а что-то совсем не откликается в ней. Я междисциплинарный художник, и это просто одна из моих выставок, если кому-то кажется, что она лучше прежних — хорошо, если нет — тоже хорошо.

— Что вы думаете об искусстве в России? Откуда мы пришли и куда идем?

Современное искусство в России живет надеждой, как и все мы. Каждый по-своему подбирает разные материалы и методы, чтобы справиться со сложной ситуацией. Кто-то регрессирует, кто-то, возможно, чувствует прилив сил. Кто-то ведет себя, как бумага, кто-то как дерево, а кто-то — как металл.