О психопатах принято думать как о кровожадных бессердечных убийцах — такой образ транслируют медиа. Старое кино, снятое в эпоху, когда о классификации психических заболеваниях знали мало, а травмы военного времени только покрывались коркой, демонизирует и мистифицирует образы людей с асоциальным расстройством личности, а медийные психотерапевты, пытающиеся описать психопатов со стороны, рисуют портреты жестоких, бесчеловечных и лживых людей, которых стоит остерегаться.
Психопатам действительно неведомо чувства вины и стыда, они не могут и не считают нужным проявлять эмпатию, однако навряд ли станут караулить вас с ножом в подворотне. Современным психопатам насилие невыгодно, как и жажда власти: с ней приходит ответственность, а её люди с асоциальным расстройством личности, привыкшие всегда делать то, что хотят, стараются избегать. Громкие и артистичные, импульсивные и сдержанные, закрытые и отстранённые — абсолютно разные, но непреклонно следующие зову внутреннего голоса, не видящего социальных рамок, психопаты знают о человеческой природе нечто иное.
Чтобы понять, кто такие психопаты на самом деле, редактор «Дискурса» Яна Климова поговорила с теми, кто знает их лучше всего. Люди, осознающие асоциальное расстройство личности и анализирующие паттерны своего поведения, рассказали о том, как приняли свою психопатию, почему делят мир на своих и чужих, из-за чего считают чувства стыда и вины бесполезными, как имитируют эмпатию по сценарию, значат ли для них что-то любовь, дружба, религия и как психопаты хотят прожить жизнь.
Кто такие психопаты и почему они не те, кем кажутся
Как и большинству, много лет подряд тема психопатии казалась мне далёкой и страшной — перед глазами всплывали образы Ричарда Рамиреса, Джеффри Даммера, Андрея Чикатило… Тогда в юные годы я практически ничего не знала о психических расстройствах и их лечении, а также о том, что полностью психически здоровых людей в мире почти нет, хотя сама болела расстройством пищевого поведения несколько лет.
Так как многие психические заболевания коморбидны — анорексиками часто становятся люди с пограничным расстройством личности, а, например, шизофреники и люди с биполяркой нередко страдают депрессией и тревожными расстройствами, — моё не было исключением и стало следствием невроза. Среда, в которой я росла, сделала меня очень эмпатичным человеком, хорошо чувствующим и считывающим эмоции других людей и берущим на себя ответственность за них — порой это приносило много неприятностей, так как я считала чужие вину и стыд своими чувствами и проживала их как свои. До прихода в терапию, пытаясь разобраться в особенностях своего мышления, я изучила тонны информации о психических расстройствах, примеряя их к себе, близким и знакомым, и наконец наткнулась на тему нарциссических манипуляций, разглядев в ней паттерны поведения нескольких людей из жизни, которые могли сформировать моё поведение.
Подступы к пониманию темы психопатии оказались жуткими: в 2002 году канадские психологи Полхус и Уильямс назвали сочетание нарциссизма, макиавеллизма и психопатии с садизмом в «Тёмную триаду» дезадаптивного поведения, утверждая, что люди с этими расстройствами могут быть опасны для общества. Читая подобное, действительно можно надумать многое (что я и сделала, конечно), однако оказалось, что даже в профессиональном сообществе полно мифов: нарциссов часто причисляют к психопатам, хотя это лишь одно из расстройств личности, веделенное в DSM-5 и неклассифицированное в МКБ-10. Нарциссы и психопаты отличаются по структуре личности — первые поглощены чувством стыда за себя и пытаются возместить эмоциональный баланс восхищением и сочувствием других, для вторых же стыда в отношении себя просто не существуют — они не испытывают его, как и вину и эмпатию. Это значит, что не все нарциссы являются психопатами, как и не все психопаты имеют нарциссические черты. Да и в целом, психические расстройства — это спектр, многие «цвета» в котором могут перемешиваться.
Сам термин «психопатия» — устаревший. Он не входит в перечень официальных психиатрических диагнозов МКБ-10, однако в DSM-5 указано, что психопатия и социопатия являются синонимами антисоциального (диссоциального) расстройства личности. Расстройств личности существует много — от параноидного до зависимого, однако, по МКБ-10, диссоциальное расстройство личности, в простонародье «психопатия», характеризуется эгоцентричностью, пренебрежением к социальным обязанностям, нормам и равнодушием к окружающим. Люди с диссоциальным расстройством плохо переносят неудачи и легко поддаются агрессии, включая насилие. Они склонны обвинять других или давать правдоподобные объяснения своему поведению, приводящему их к конфликту с обществом. Но что становится причиной подобного поведения?
В 2010 году исследователи из Университета имени Вандербилта в США обнаружили, что дофаминовая система вознаграждения, отвечающая за удовольствие, в прилежащем ядре головного мозга таких людей работает аномально — в результате эксперимента на добровольцах выяснилось, что мозг людей с более яркими психопатическими чертами вырабатывает почти в четыре раза больше дофамина в ответ на стимулятор амфетамин — но из этого нельзя сделать вывод, передаётся ли асоциальное расстройство по наследству или же формируется средой.
Неизвестность пугает людей — образы «психопатов», ранее сформированные массовой культурой от недостатка информации о расстройствах личности, диктуют страх перед теми, кто не похож на всех, но с каждым поколением люди понимают себя и других чуть лучше, и те, кого рисовали жестокими бесчеловечными карикатурами, как в «Жильце» Хичкока (1927), сегодня под кистью художников становятся яркими личностями, которые столкнулись с травмирующими обстоятельствами — вспомним пример «Джокера» Тодда Филлипса (2019). Хотя Джокер не психопат, а скорее шизофреник, — но он персонаж, а вселенная DC всё-таки плод фантазии, — тенденция осмыслять жестокость людей через их травмы всё-таки стала популяризироваться. Активно обсуждается тема даже в Рунете: вот психотерапевт Jelena Scott посвящает объемную рубрику на своём канале разбору поведения психопатов и нарциссов и учит подписчиков не вестись на манипуляции, вот Вероника Степанова рассказывает о том, что слэнговое «психопат» — это смесь социопата и нарцисса, и в такого кадра можно легко и иногда даже стоит влюбиться, а вот Евгения Стрелецкая записывает объемную лекцию о психологии психопатов, но больше гайд для женщин, решивших уйти от тирана…
Всё это круто, но как-то «со стороны» — мы всё ходим вокруг да около слепого пятна — стены между людьми, мешающей нам понимать друг друга и учиться чему-то новому. Где-то здесь любопытство уже не остановить, а нехватка информации зудит над ухом: «Поговори с теми, кто знает о психопатах больше всего!».
Три беседы с осознанными психопатами: о расстройстве, чувстве вины, стыда, имитации эмоций и эмпатии, любви и дружбе, насилии, детстве, религии, целях и планах
Всё случилось будто само собой — Стаса я нашла в TikTok. Его видео — спасибо создателям нейросетей — выпало мне в рекомендации. Стас ведет блог о своей жизни, в котором рассказывает о себе, своём антисоциальном расстройстве, гендерной дисфории, делится бытовыми ситуациями и отвечает на вопросы подписчиков. Стас очень яркий и артистичный — он прекрасно управляет голосом, жестикуляцией и мимикой, его речь структурирована и льётся потоком — его интересно слушать. Он создаёт впечатление юного интеллектуала — учится на журналиста в МГУ, хотя изначально собирался в литинститут, потому что хочет стать писателем. Он охотно согласился поговорить, потому что ему надоели ярлыки, которые на людей с АРЛ навешивает общество.
Стас, 19 лет:
«Я не пойду резать кого-нибудь ножом». Об осознании социопатии и образе психопатов в медиа
С детства были звоночки о том, что я не нейротипичен. Я не заводил близких контактов с другими людьми. Много с кем общался, но ни с кем не дружил, а ещё часто использовал других людей — заводил с кем-то знакомство из расчета, что человек мне полезен, потому что, например, он хорошо знает математику (я в математике ничего не понимаю).
Из-за того, что я не выстраивал близких контактов с реальными живыми людьми, я не задумывался о том, что у других бывает не так. Я об этом задумывался, например, когда читал или играл в театре, и режиссер временами поправлял то, как я выражаю эмоции, пытался мне что-то объяснить с точки зрения среднестатистического человека, и я смотрел на него огромными глазами, потому что совершенно не понимал, о чем он говорит.
Тогда, пытаясь примерить чужое объяснение чувств и эмоций на себя (особенно, если дело казалось сочувствия или чего-то такого), ощущал недоумение, ступор… Но никогда не считал это чем-то ненормальным.
Я осознал свою особенность буквально полтора-два года назад: пришел в терапию — не из-за этого вопроса — у меня был очень тяжелый эпизод. Одна из предыдущих психотерапевток как-то спросила: «Стас, ты не думаешь, что у тебя может быть антисоциальное расстройство личности? Что ты, если говорить бытовым языком, можешь быть социопатом, психопатом?». И я такой: «Эм, нет». Тогда эта мысль встретила у меня страшное отторжение, потому что в массовой культуре мы привыкли представлять людей, которых обычно называют социопатами и психопатами, как нечто ужасное — монстров среди людей, готовых всех сожрать. Я сам для себя говорил: «Они же плохие — соломенные чучела в массмедиа, а я не плохой! Я не пойду резать кого-нибудь ножом, хотя опыт был бы интересный!».
Если бы терапевтка не уговорила меня пройти тесты, я бы не осознал и, наверное, так и не принял. С принятием помогло то, что я очень доверяю врачам: если анализы и тесты показывают, что это так, значит, это так. Если я в чем-то сомневаюсь, скорее пойду к другому врачу, но если другой врач говорит мне то же самое, то надо смириться и жить дальше.
Мой случай — достаточно тяжелый. Когда проходил опросники полтора-два года назад, набирал очень близкое к максимальному количеству баллов.
«Какая мне разница, что тому человеку плохо?» О чувстве вины и стыда
Чисто технически мне доступен весь спектр чувств. Другой момент в том, что они иначе проявляются: я никогда не почувствую стыд по отношению к другому человеку, как это часто описывают: кто-то из-за тебя расстроился, ты совершил что-то нехорошее, и тебе стало стыдно. Нет, почему мне должно быть стыдно? Мне-то было хорошо — какая мне разница, что тому человеку плохо?
Но мне может быть стыдно, когда я понимаю, что сделал плохо самому себе, или когда человек, который пришел куда-то со мной, начинает вести себя неподобающе. Это чувство «испанского стыда», и оно всегда смешано с раздражением: «Господи боже! Я же взял тебя с собой — почему ты не можешь просто вести себя по-человечески? Каким углом мне надо тебя приложить об косяк, чтобы ты, блин, перестал это делать?»
Все мои чувства, по сути, всегда будут направлены на меня: я могу безумно сочувствовать, но только самому себе. Самому себе — за милую душу! Из-за этого мои чувства несколько более плоские, наверное, чем у большинства, но, опять-таки, если я провинюсь перед самим собой, могу испытывать что-то, что обычно описывается как вина. Например, я чувствую себя очень виноватым перед собой и своим телом, когда у меня случаются приступы аутоагрессии на фоне гендерной дисфории.
Из-за того, что я в терапии, я все-таки несколько более проработан, чем, например, люди, у которых есть подобное расстройство, но оно не диагностировано, или диагностировано, но они ничего с ним не делают. Плюс, как я говорил, я играл в театре, очень люблю литературу, социализирован, поэтому не думаю, что испытывать чувства — это что-то ужасное, или что к этому можно относиться как-то пренебрежительно. В конце концов, я же сам испытываю чувства.
Другой момент: мне могут казаться странными и непонятными чувства других людей. Кто-нибудь из моих партнеров говорит: «Боже, прости, мне так стыдно, что я расстроил тебя», — мне очень приятно, что им стыдно, правда, но с другой стороны я совершенно не понимаю — а за что, почему это волнует человека? Мне приятно, что его это волнует; в моем мировоззрении его обязано это волновать, но я не могу примерить это на себя.
Мне кажется, намного проще социализироваться и чувствовать общество, когда у тебя есть стыд и вина — внутренний цензор, «стопер» на каких-то темах, из-за которых ты можешь показаться странным или создать себе своеобразную репутацию.
У меня была очень поверхностная социализация: я мог поддержать, например, разговор об облаках, но совершенно не понимал, какие темы можно затрагивать с незнакомыми людьми, а какие — нет. Потому что мне все равно. Мы можем говорить со знакомым 5 минут, и я с удовольствием расскажу что-нибудь, например, о своей сексуальной жизни, потому что мне не стыдно: «А почему мне должно быть стыдно? Ты что, сексом не занимаешься?»
«Люди мне симпатичны, как симпатична плюшевая игрушка». Об имитации эмпатии по заранее прописанному сценарию
Чувства к другим людям у меня очень плоские. Я либо злюсь, и эта злость по типу: «Господи боже, почему ты не можешь делать то, что я от тебя хочу? Это что, так сложно? Зачем ты живешь, если ты не делаешь, что я от тебя хочу?» — это такой образ мысли трехлетнего ребенка, для которого он сам — центр вселенной, а вся вселенная, соответственно, ему подчиняется (если она ему не подчиняется, то она просто глупая и еще не осознала, что обязана ему подчиняться).
Либо, помимо злости, иногда я бываю еще расстроен из-за того, что чего-то недополучаю по чьей-то вине, и к этому тоже часто примешивается раздражение. Либо люди мне симпатичны, как симпатична моя плюшевая игрушка. Я могу сказать, что люблю свою игрушку, но обычно, когда говорят о любви к предметам и к живым людям, все-таки подразумевают несколько разные чувства. В то время как для меня это абсолютно одно и то же.
И в общем-то — всё. На этом диапазон моих чувств по отношению к другим схлопывается. Ещё мне может быть скучно, и я могу быть равнодушен, но это чувства с натяжкой, я бы сказал.
За счет этого более сложные эмоции по отношению к другим мне приходится имитировать. Особенно, например, сочувствие. То, что я выучил на ура, — люди любят, когда им сочувствуют, когда ими интересуются, когда к ним участливы.
Но проблема в том, что я-то по-настоящему не испытываю желания сочувствовать или быть участливым, и мне очень редко кто-то бывает по-настоящему интересен.
В подобные моменты я всегда включаю автопилот, заранее прописанные настройки, как надо вести себя в ситуации, когда человек плачет, например, и просто спокойно проигрываю по сценарию, потому что в общем и целом мне все равно — хоть метеорит упадет тебе на голову и размажет — я скажу: «Ну, бывает, все мы смертны, ничего нового», — и пойду дальше.
Но я же знаю, что, если тебя размажет метеорит, тебе надо будет, чтобы вокруг тебя побегали, сказали: «Господи боже, как же так получилось! Сиди тут, я сейчас же позову на помощь!». Ну, или если мне хочется сделать тебе приятно, то я, конечно, покружусь вокруг тебя, попричитаю, покричу и пойду звать на помощь. Но по большому счету это будет спектакль.
Когда конкретный человек мне приятен, и мне хочется проводить с ним время, потому что он смешной, например, — если у него возникнут проблемы, я буду помогать ему быть счастливым просто из расчета на то, что потом, когда у него все станет хорошо, он этого не забудет, и мы будем снова проводить время вместе, и мне снова будет хорошо, весело и приятно.
«Многим нравится троп „холодный закрытый партнёр“». О дружбе, отношениях и творчестве
Мне сложно выстраивать близкие отношения с людьми, но для меня что дружба, что партнерство — это примерно три разных ситуации.
Первая: «Господи боже мой, ну ты же мой любимый котеночек, как я могу тебя бросить?!» — ты же, в конце концов, не требуешь от любимого кота, чтобы он был тебе полезным. Нет, тебе просто нравится кот — он классный, и ты о нем заботишься, потому что он такой. У меня, например, такие отношения с моей лучшей подругой. Никакой выгоды как таковой от нашего общения я не получаю, но оно мне очень нравится.
Либо это состояние из разряда: «Ты мне очень нравишься, поэтому я буду стараться поддерживать с тобой хорошие отношения, потому что наши хорошие отношения радуют меня. Мне приятно то, как ты себя ведешь со мной, насколько ты ко мне участлив, или, например, как ты меня смешишь, постоянно приходишь на помощь, даешь денег. Если для того, чтобы это продолжать, мне достаточно время от времени держать тебя за ручку, — никаких проблем».
Либо же как-то так: «Полезно, чтобы ты считал меня своим другом». Например, я учился в физико-математическом классе при том, что физик из меня был вообще никакой, и встречался одно время с лучшим физиком в классе, потому что он помогал мне закрывать оценки и не вылететь в старших классах из школы. Мы разошлись очень мирно, и он до сих пор поздравляет меня со всякими праздниками.
Социопатия не мешает мне в личной жизни, даже наоборот: есть огромное количество людей, которым нравится троп «холодный закрытый партнер, который ни во что тебя не ставит». Я этого не понимаю — мне кажется, эти люди мазохисты, но чем хуже ты себя с ними ведешь, тем больше они проникаются идеей тебя спасти.
Социопатия мешает в творчестве, потому что я очень хочу писать книжки. Изначально я начал писать, чтобы переносить собственные фантазии на бумагу. У меня очень хаотичное мышление, но многие идеи и концепты мне нравятся. Я писал для себя миры, в которых мог снова пожить, пока они не вылетели из моей головы, и был очень доволен. А потом начал пытаться понимать других людей через текст.
Мои персонажи обычно максимально на меня не похожи: в произведении, над которым я работаю сейчас, главный герой — настолько летнее, тонко чувствующее эмпатичное солнышко, что, смотря на него, я думаю: «Мужик, как ты дожил до совершеннолетия и не помер?». С одной стороны, мне нравится такое писать, пытаться изучать, представлять, как это возможно работает у других людей. Но с другой — это очень сложно: я постоянно буксую — часто бывает желание всё бросить, сказать: «Ну вас всех нахрен с этими вашими вот этими вот!».
«Свои и чужие». Что может задеть социопата?
Как я сказал раньше, моё мышление — это мышление трехлетнего ребенка, который центр вселенной. И всё во вселенной — все произведения искусства, достижения науки и техники, люди, которые когда-либо рождались и будут рождаться, — всё существует ради меня одного. И если что-либо из этого не удовлетворяет моим требованиям, не исполняет моих прихотей, не работает на мои потребности, то нахрена оно вообще существует?
Но, как ни странно, сильнее всего задевает, когда что-то направлено на людей, которых я пометил как «своих». Это как когда обижают твою кошку, и тебе все равно, что тебя до этого назвали тупым куском говна — когда твоей любимой кошке говорят то же самое, ты такой: «Ах ты сволочь!». «Своих» людей можно пересчитать по пальцам одной руки, и то останутся свободные и не один. Но когда кого-нибудь из них задевают, я могу действовать безрассудно и пойти сносить кому-нибудь лица, потому что вообще-то это моё, и только я имею право, если захочу, что-нибудь с этим сделать: «Я посчитал это достаточно хорошим! Как ты — пыль под моими ногами — имеешь право что-то тут вякать? Пошел вон отсюда!»
«Не существует людей, которые не манипулируют». О физическом и психологическом насилии и ответственности
У меня был опыт насилия в детстве — и физического, и психологического. Меня очень часто избивали. Иногда вплоть до реанимации — ломали кости за плохие оценки. Сломанное ребро я помню до сих пор. Моя мать очень часто заявляла мне с самого раннего возраста, что лучше бы она сделала аборт.
Но, несмотря на то, что я испытал это на себе и понимаю, как это неприятно, мне всё же интересно, что, например, чувствует человек, когда его убивает маньяк или когда он умирает на электрическом стуле, или когда тебя едят заживо. Это чисто исследовательский интерес: возможно, из-за антисоциального расстройства мне часто бывает ужасно скучно. В такие моменты я реально начинаю задумываться о чем-то подобном: «А что, если попросить кого-нибудь… приготовить меня, пока я еще жив! Это же потрясающий опыт! Когда и как я еще об этом узнаю?».
При этом я не вижу ничего ужасного в убийстве. Умер человек и умер. Чего бубнить. И, возможно, мне было бы интересно кого-нибудь убить, но — и вот тут самое важное — я исповедую идеалы гуманизма, мол, каждая человеческая жизнь ценна, бла-бла-бла. Значит ли это, что я считаю каждого человека ценным? Нет. Но подобного рода идеи защищают меня. Если я говорю, что каждая жизнь ценна, то я имею в виду, что и моя жизнь ценна тоже. Значит, ты мою жизнь забрать не можешь.
Люди с антисоциальным расстройством стремятся к безответственности, а безответственность обычно обеспечивается безопасностью. Поэтому мои моральные принципы, если можно называть это моральными принципами в общепринятом смысле, говорят мне, что если я поощряю насилие по отношению к другим, то разрешаю его по отношению к самому себе. А я не хочу насилия к себе, поэтому в итоге в общем-то против насилия. Иногда, чтобы обеспечить безопасность и комфорт себе, надо чем-то жертвовать.
А если говорить про психологическое насилие: если человек мне очень не нравится, а я не могу двинуть ему по лицу — что достаточно грустно, но часто происходит, — я вполне не против поприменять какие-нибудь подобные штуки.
Вообще я считаю, что не существует людей, которые не манипулируют. Но часто люди делают это неосознанно. Например, они выучили опытным путем в детстве, что такое-то поведение вызывает у окружающих такой-то результат, и используют это.
Я не считаю манипуляцию насилием, но под психологическим насилием подразумеваю, например, какой-нибудь условный газлайтинг, оскорбление.
Обычно я стараюсь не прибегать к любому насилию в отношениях, потому что это травмирует партнера. Это полезно, если тебе нужны отношения, в которых ты заставляешь человека в себе раствориться. Но лично мне такие не нравятся, потому что, если твой партнер в тебе растворяется, тебе нужно нести за него ответственность.
Это, кстати, одна из причин, почему история о том, что люди с диссоциальным расстройством — психопаты — хотят власти, неправдива. Господи прости, мы хотим тирании! Делать, что хотим, но не нести за это ответственность, а власть всегда сопряжена с ответственностью, поэтому амбиции по захвату всего мира…как-нибудь сами с этим разбирайтесь, пожалуйста. С удовольствием пустил бы пулю в ответственность.
Но я не отрицаю, что могу прибегнуть к жестким манипуляциям и психологическому насилию, когда очень зол на партнера, потому что злость — одно из доминантных чувств во мне, и мне бывает очень сложно держать его под контролем, когда происходит что-то совсем из ряда вон. Если партнер находится рядом, я могу, например, повысить голос и сказать что-нибудь очень грубое. Вряд ли подниму руку. Это же придётся извиняться потом.
Почему-то люди вокруг, как показывает практика, воспринимают физическое насилие куда более остро, чем психологическое, хотя в общем-то — что то херня, что это херня, которая может потенциально разрушить жизнь, но вот синяки — до сих пор что-то более существенное, и за них надо существеннее извиняться. После психологического насилия ты можешь сказать: «Прости меня, пожалуйста, ну я вспылил немножечко. Я не хотел, правда-правда!» — и тебя прощают! Если ты ей кулаком по лицу зарядил, сказать то же самое не получится.
Обычно, когда я злюсь на другого человека, я стараюсь уйти. Буквально вдох-выдох — уходишь в другую комнату, запираешься там. Стене все равно, что ты её крушишь, а подушке всё равно, что на неё орешь.
«Из завещания меня пока не исключили».
О причинах антисоциального расстройства
Я читал разные исследования, когда мне поставили диагноз. Если мы, например, говорим о нарциссическом расстройстве, то это всегда влияние воспитания и среды. Нарциссами не рождаются — нарциссами становятся. А если мы говорим про антисоциальное расстройство личности, то это может быть как генетически предрасположено, так и сложиться под влиянием среды. В моём случае одно наложилось на другое.
Мои антисоциальные черты в нашей семье поощрялись куда больше, чем социально приемлемые, типа сострадательности, дружелюбности, общительности: «Нафиг тебе это надо? А то, что ты побил пацана за то, что он тебе не понравился, — вот это правильно, вот это ты молодец».
И все. С матерью у нас никогда не было теплых отношений — она меня изначально не хотела. Оставила, чтобы остаться с моим отцом, потому что у него были деньги, а у моей матери на тот момент уже было двое детей, и она понимала, что в общем-то никакого особенного будущего у неё нет, и зацепилась за отца как за того, кто может это будущее дать. Отец тоже моего рождения не хотел, но мой дед его переубедил. И он всегда был скорее соседом по дому — мы ничего друг о друге как не знали, так и не знаем.
А потом в подростковом возрасте я окончательно осознал и принял свою трансгендерность: «Что такое „сидеть в шкафу“? Я не буду „сидеть в шкафу“!» — и совершил каминг-аут лет в 14. Наши отношения после этого провалились в яму… на дно упали. Они этого не понимают. Но из завещания меня пока не исключили — это, в общем-то, все, что меня волнует.
Сейчас отношения с родителями лучше, чем когда я с ними жил, потому что они меня не видят и я их не вижу, но очень сухие и по типу делового отчета:
— Отправил тебе деньги за оплату общежития.
— Деньги получил, спасибо, вот чек.
«Религия меня поддерживала и выручала». О поликонфессиональной семье, отношении к смерти и осознании ничтожности человека в масштабах вселенной
Я очень религиозный. У нас в семье настоящая солянка из религий — ни у одного родственника не повторяется конфессия: есть православные, католики, англиканцы, мусульмане, агностики и воинствующие атеисты. Ну, а я вообще язычник — рёккатру. Я в этом с 11 лет — у меня был очень сложный переходный период, я пытался найти где-то поддержку. Мой взгляд пал на скандинавские мифы, на Локи. Это смешно, потому что уже потом, придя в религию полноценно, я узнал, что Локи любит маленьких детей, особенно тех, которые никому не нужны.
Религия часто поддерживала и выручала меня. Был период, когда я окончательно не сошел с ума только благодаря ей. Меня даже можно назвать фанатиком в каком-то смысле, но не воинствующим. Мне все равно, во что вы верите, пока позволяете верить мне. Считаю, что, если те или иные верования существуют, значит, это кому-то нужно, кому-то помогает и кого-то это поддерживает. Ну и замечательно.
Потрясающе само осознание того, насколько ты маленький и ничтожный в масштабах целой вселенной — это так развязывает руки. Как и, например, мысль о смерти. Не понимаю людей, которые боятся её. Как по мне, смерть — прекрасный стимул, чтобы что-то делать. Осознание, что единственное, что абсолютно точно предопределено и что ты точно знаешь, — это то, что умрешь. Ты не знаешь когда, но то, что умрешь, — это факт. Поэтому, с учётом моей маленькости в масштабах вселенной, я могу делать, что угодно. Лично у меня это вызывает чувство искрящегося восторга.
«Я занимаюсь тем, чего хочу сейчас». О целях в жизни и отношении к планированию
Я очень хочу реализоваться. Мне нравится внимание окружающих, поэтому я бы хотел славы, признания, известности. Конечно, написание книжек — это не самый лучший для этого путь, но мы придумаем, как поднять русскую литературу с того места, где она оказалась. Тексты — это то, что выходит у меня лучше всего.
Я думал об актерской карьере, но точно не в России, потому что… Трансгендерный актер в России! What are we talking about?
Я никогда не строю планов, потому что зачем? Раньше мне была очень интересна английская живопись, в частности работы прерафаэлитов. Я душу готов был отдать, диссертацию по ним написать. До сих пор нежно люблю этот период, но не думаю, что хочу связать с этим жизнь. Может, пройдет еще год, и я узнаю, что я гений абстрактной алгебры. Может, через 10 лет я настолько поврежусь рассудком, что решу, что я хочу детей, хотя бедные мои дети. Уже заранее им сочувствую, если они у меня будут. Но вдруг? Я же не знаю — я понятия не имею, поэтому занимаюсь тем, чего хочу сейчас, и это совершенно не значит, что буду хотеть этого завтра. Я хочу прожить свою жизнь, делая то, что хочу, что мне нравится.
После интервью со Стасом я рванула проходить тест на социопатию… Не ожидала того, что вдруг стало ясно. По тесту — вроде я всё та же, в каком-то смысле более осознанная, чем час назад, но глубоко эмпатичная эмоциональная натура — полная противоположность «психопату». Но почему же тогда то, что говорит Стас, кажется мне вполне понятным и очевидным? Будто то, что так ярко выражено у него, есть и во мне, и в каждом — это те самые мысли, что обычно гонятся прочь и резко вытесняются. Не врите, у всех они возникают. Так говорит с нами наше Эго — та самая штука, которая отвечает не только за то, как мы видим мир, но и за планирование и оценку ситуации, то есть в эволюционном смысле попросту не даёт нам умереть. Социопаты находятся в постоянном контакте с Эго, это буквально их внутренний голос, который нейротипики в свою очередь задавливают, оборачивая неосознанные желания и стремления в сто слоёв добродетели. Другой герой Макс объяснил гипотезу о поведении психопатов иначе, физиологически — аномальной активностью в том участке, который называют «рептильным мозгом». Макс, что забавно, тоже журналист. Он сам называет себя осознанным психопатом и ведет блог в TikTok, где рассуждает о своём расстройстве и психологическом насилии — рассказывает женщинам об ошибках жертвы и мышлении абьюзеров. Ведя блог, Макс лучше понимает себя и может часто общаться с людьми — это ему очень нравится. Он приветливо откликнулся на моё желание поговорить.
Макс, 37 лет:
«Я вижу весь мир через насилие». Об органическом поражении мозга и абьюзе
Когда я от армии косил много лет назад, МРТ показало у меня органическое поражение мозга — там реально нет некоторых участков. И по ЭЭГ была аномальная активность в том месте, которое ещё называют рептильным мозгом. Но точно осознал я свою психопатию совсем недавно — месяцев пять назад. По тестам, при которых 75 баллов означают клиническую психопатию, я получаю 93 при среднем тесте по людям в 15 баллов.
Я вижу весь мир через насилие — у меня постоянно конфликты с кем-то. Раньше мне казалось, что я просто немножко другой. Думал, что просто людей к себе таких притягиваю.
В насилии я не вижу ничего плохого — если человек чужой, ему что угодно можно сделать. Ко многим людям я применял психологическое насилие, потому что по-другому чувствую эмоции — они для меня ничего не значат. Я буквально из Тиктока узнал, что многим жертвам абьюза становится реально плохо внутри. Я думал, это просто какая-то веселая игра — проверка, надежен ли для меня человек, что такое стерпит.
«У меня нет спокойного состояния — есть скорее отсутствие импульса». О недоступных чувствах, любви и агрессии
Я еще анализирую, какие чувства мне недоступны. Точно нет чувства вины и никогда не было. Я думал, что люди его имитируют, что все друг друга обманывают. Чувство стыда у меня замещено на чувство ненависти к тем людям, которые заметили во мне что-то, что не круто или дискомфортно для меня.
Точно понимаю, когда человек испытывает чувство стыда, и у меня наступает к нему презрение — думаю, что он слаб и абсолютно нежизнеспособен. Такие люди — это именно подконтрольная масса, которая ничего не решает. Они просто призваны исполнять то, что выгодно для общего выживания стада.
Недавно узнавал, что такое эмпатия. Для меня это сродни галлюцинации. Никогда не хотел почувствовать, что такое сопереживание. Если я общаюсь с человеком, то либо думаю, как им управлять, либо у меня к нему презрение. Я ориентируюсь больше на тех людей, от кого могу что-то получить, либо скопировать что-то успешное… Абсолютно не верю ни в какую дружбу — ни в мужскую, ни в женскую. Дружба для меня — это стая, в которой люди объединились, чтобы друг другу помогать.
Я постоянно имитирую эмоции, иначе люди не понимают меня просто, и сразу замечаю, когда кто-то тоже это делает. Многие психопаты с детства имитировали большинство эмоций и начали делать это на автомате. Я бы хотел разучиться полностью имитировать эмоции, отказаться от них и посмотреть, кем я являюсь сам по себе.
Чувство любви, мне кажется, у меня есть. Это очень важное для меня чувство, которое наполняет счастьем и удовольствием. Я постоянно с кем-то в отношениях нахожусь и чувствую, будто кого-то люблю. Причем бывало такое, что нескольких сразу. Меня просто наполняет счастье, когда я человека обнимаю, прижимаю к себе. Единственное — это у меня выключается через полчаса, когда они уходят.
Как ко мне относятся, мне вообще все равно. Мне важно, чтобы человек был именно моим. Как я понимаю, что он мой: думаю, что он будет со мной всю жизнь, в моих планах он есть. Как только человек что-то плохое делает, у меня это чувство переходит в ненависть в секунду.
Моя агрессия является скорее каким-то взаимоотношением с миром. У меня нет спокойного состояния — есть скорее отсутствие импульса. А в спокойных состояниях — расслабленности от алкоголя, например, — мне становится дискомфортно примерно через два-три часа. Успокоение — это просто не мое абсолютно.
Я занимался гипнозом лет с 19, потом тренинги организовывал — использую много техник из НЛП, чтобы брать под контроль все вспышки ярости и ничего лишнего не совершать.
Психотерапия для меня бесполезна на уровне логики — психопатия совершенно из другого места. Все существа, которые в опасной ситуации думали, вымерли, — до нас не дожили, а у психопата рептильный мозг активно работает, ориентируясь на выживаемость. Когда ярость включается, поступает импульс, начинается пульсация либо действие, компульсия чувствуется в шее и плечах. В этот момент всё примерно как в бою.
«Это врожденное». О насилии в семье и отношениях с родителями
Ощущения, что я отличаюсь, в детстве не было, но желание некоторой доминации — постоянно. Мне мама всегда внушала, что все остальные — дураки, а я самый лучший. К животным всегда относился хорошо — я люблю и уважаю их.
Думаю, моя психопатия — это врожденное. Бабушка говорит, что у нее отец очень жестокий и злой был. Но мой отец — перверзный нарцисс, у которого есть черты доминирования — он довольно жестокое физическое насилие ко мне применял с самого раннего детства, пока я не стал подрастать. Мама меня воспитывала с мыслями о том, что мой отец трус. В итоге, когда мне лет 15 исполнилось — я его избил, и на этом насилие прекратилось.
Мама применяла моральное насилие. Пугала, что сейчас умрет и прочее. По-моему, физическое насилие она пыталась в детстве применить, и я в ответ палкой её в голову ударил. На этом все закончилось. Как ни странно, сейчас с родителями мы в замечательных отношениях. Они всем, чем угодно, помогут.
«Я надеюсь, что психопатия передастся моим детям». О влиянии расстройства на жизнь и целях будущего
Психопатия повлияла на мою жизнь крайне хорошо — я не работал под начальником, физически и в офисах никогда в жизни. Единственное — в ментовке служил опером уголовного розыска, но там другие начальники, с 90-х, — крайне авторитетные, мне комфортно было работать. Думаю, в ментовке достаточно психопатов, которые как-то умеют себя контролировать в конфликтах. С другой стороны, психопатия помогла в организации своих проектов — занимался только тем, что нравилось.
В личной жизни психопатия тоже помогает — она очень сильно привязывает к тебе людей. И еще хорошо, что психопатия полностью исключает контакт с нарциссическими личностями — они начинают в секунду злиться, что ты ими не восхищаешься и не замечаешь их. Так ты собираешь вокруг себя только тех, кому ты по-настоящему интересен.
Сейчас моя цель — семья и дети (наверное, это что-то на уровне инстинкта). Меня очень удивило: я как-то сказал на стриме, что хочу жену и детей. Со мной в контакт вошло множество женщин, которым интересна психопатическая тема. Я очень надеюсь, что психопатия передастся по наследству моим детям — психопату проще живется. Но даже если не передастся, я всё равно буду относиться к ребёнку, как к своему.
Потом хочу сделать какой-нибудь бизнес. Причем именно такой, чтобы ни в коем случае не ходить на работу.
Макс выглядит очень спокойным и сдержанным, но мне действительно было сложно «прочитать» его эмоции — я не понимала, что выражает его лицо — при всей спокойности оно одновременно казалось мне слегка печальным и при этом добрым. Но Макс говорит, что эмпатичные люди его совершенно не понимают, поэтому, вероятно, у меня случился сбой программы.
Я вывела несколько совпадений: наши герои сходятся во взглядах на многое — эмоции, отношения, культуру, абьюз. Но непонятной осталась деталь — Стас утверждает, что асоциальную личность может сформировать как генетика, так и среда, Макс рассказывает об аномальной активности в мозге психопатов, однако оба героя подвергались жестокому насилию со стороны близких в детстве. Значит ли это хоть что-то?
С Птицей я связалась через Твиттер — узнала про него благодаря Стасу. Птице тоже было интересно поговорить, правда он пожелал ответить в текстовом формате, но сказал, что я могу доспрашивать у него сколько угодно по любому пункту, и что он рад, что я за это взялась, потому что в обществе существует много фантазий о психопатах из кино, книг и ошибок терапии.
Птица, 29 лет:
«Мне никогда не ĸазалось, что я отличаюсь». Как эйблизм влияет на восприятие социопатов в обществе
Я не уверен, когда понял, что психопат. Изначально всегда считал, что я «воспитуемый». Типа это не расстройство, а таĸая забавная социализация. В любом случае, вообще ниĸогда не считал, что я «болен». Лет семь назад ознаĸомился с понятием эйблизма. Пару лет назад преĸратил считать, что «болен» — это что-то плохое или хорошее. Пониманию, что я социопат, пару лет — это мой диагноз, поставленный по опроснику Хаэра.
Думаю, все «проявления» психопатии в детстве могли бы быть и у не психопата. Не все дети, из любопытства убивающие мышей и раздирающие трупы животных, имеют диагноз (я так делал). С детства у меня отсутствовали понимание эмоций и способность улавливать социальные нормы и границы. Из того, что я сам прочитал, — диагноз асоциального расстройства может быть поставлен человеку только, если признаĸи расстройства прослеживаются в историях о детстве человека. Во всяком случае, так пишут американские врачи. Таĸ что, видимо, истории из моего детства содержат такие «признаки».
Думаю, причина моего АРЛ — генетика. В моей семье все не здоровы. Со стороны отца — именно асоциальное расстройство. Папа и старший брат социопаты. Насилие родители ко мне не проявляли никогда вообще — ни разу не трогали, никогда не кричали и всего один раз наказали лет в восемь — я взял большую сумму денег без спросу и накупил какой-то фигни. Я привык, что мне купят и дадут всё, что я хочу (у моих родителей был хороший достаток, но в кризис стало плохо). Родители не идеальны, но вырастили во мне чувство личного пространства — мои вещи и моя комната были моими. Меня вырастили с нарциссическим воспитанием, и я понятия не имею, что такое любовь и как её показывают, но у нас в этом треть страны [прим.ред. «треть населения»] путаются, а я хотя бы знаю, что мои родители в спектре социопатии.
Багаж, ĸоторый прилагается ĸ ярлыĸу социопата, был неĸомфортен из-за стереотипов и ожиданий людей, считающих, что психопаты — непременно маньяки. Люди, узнававшие о моем расстройстве, выдавали несколько типов реакций:
— не верили, таĸ ĸаĸ это популярный и модный диагноз;
— не понимали, что под этим подразумевается;
— относились с любопытством;
— создавали в своей голове образ чудовища.
Мне никогда не ĸазалось, что я отличаюсь — я вообще не понимал, что делаю что-то не таĸ или говорю не то. Но когда был готов сĸазать близĸим о наличии у меня диагнозов, оĸазалось, что те, ĸто ближе всех, и таĸ догадывались.
«Для меня мои чувства достаточны». Почему социопаты на самом деле не жестокие лжецы
Я разбираюсь в своей особенности — читаю ĸниги, статьи разной степени достоверности. В основном чаще всего испытываю от многих материалов испансĸий стыд: люди путаются между разными диагнозами, влиянием среды и генетики, постоянно оценивают ситуации по абьюзивным примерам или ĸино и ĸнигам — в любом случае происходит или романтизация или монстрация, полные ошибоĸ.
Ошибочность очень многих вещей будет понятна, если стать непредвзятым и задуматься. Например, считается, что мы лжецы, и это есть даже в ĸритериях для оценĸи наличия психопатии. Но на праĸтиĸе мне чаще сложно понять это.
Я мог легĸо солгать для дела, но для дела лгут вообще все. Нормисы даже придумали «ложь во благо». Однаĸо при этом лгут, чтобы выглядеть лучше, лгут, чтобы о них что-то не подумали, и ещё по тысяче поводов лгут.
Мне непонятно это, таĸ ĸаĸ я не вижу вообще ниĸаĸого смысла в том, чтобы врать. Я вижу выгоду в том, чтобы выглядеть лучше, но при этом не понимаю, зачем лгать, таĸ ĸаĸ это дополнительный глупый рисĸ.
Мне ĸажется, что то, ĸаĸ чаще всего описывают часть про лживость психопатов, — следствие заблуждений и переноса с себя, нормиса, на человеĸа с расстройством. Ещё мне ĸажется более важным вопрос того, ĸаĸ человеĸ относится ĸо лжи и ĸ тому, что его на ней поймали. Мне — всё равно. Предположим, если я по ĸаĸой-то причине солгал, а меня вычислили, мне будет всё равно. Это безразличие важнее, чем то, что все могут лгать. То же самое, в принципе, вообще во всём — в описываемых критериях психопатии есть множество вещей, ĸоторые у меня есть, но выглядят не таĸ, ĸаĸ описаны.
Есть мнение, что мы жестоĸи, но на праĸтиĸе это безразличие, а не жестоĸость. Люди путают эти вещи, ĸаĸ мне ĸажется, потому, что сами испытывают эмоции, и им проще думать, что мне нравится причинять боль, чем что мне всё равно, было ли больно. Информации о том, ĸаĸ это ощущается изнутри, я не находил. Сам…ну, просто ощущаю. Мне не с чем сравнивать.
Я считаю, что мне доступны все чувства, просто я их не испытываю или не нахожу значимыми, чтобы реагировать. Если без шутоĸ — то я не знаю, ĸаĸие эмоции мне доступны, а ĸаĸие нет. Для меня мои чувства достаточны. Я знаю, что большинство моих эмоций сильно меньше, ограниченнее и сдержаннее. Иногда у меня бывают гиперфиĸсации на людях, но это по идее не эмоция.
«Вина и стыд бесполезны». Зачем социопаты имитируют чувства и как и почему оказывают поддержку
Я изображаю стыд и вину, ĸогда это выгодно мне, и имею достаточно ответственный образ благодаря этому. Делаю это, чтобы лучше выглядеть, если я почему-то решил, что это мне нужно — для работы обычно. А с людьми не имитирую — лень. В направлении себя и отдельных избранных я могу испытывать вину. Чаще всего нет, но изредĸа бывает, что нахожу это уместным, поэтому испытываю.
Считаю, что это удобно, что мне не стыдно и не неудобно. Думаю, чаще всего у нормисов эти эмоции вызываются манипуляциями, глупостью или ĸомплеĸсами. И ĸрайне редĸо возниĸают у людей уместно, потому что они бесполезны. Они удобны, если вы что-то хотите от человеĸа. Социуму тоже удобно, что люди могут чувствовать вину и стыд. Это делает особей конформными, позволяет манипулировать и направлять.
Общество во многом строится именно на чувстве вины субъеĸтов перед общим. Ты должен думать о том, что о тебе говорят, и испытывать стыд, если делаешь что-то отличное от других. Но самому человеĸу от стыда и вины вообще ниĸаĸой пользы. Облажался? Исправь. Ошибся? Запомни правильное. Случилось что-то «смущающее»? Забей. Это будет иметь последствия? Оĸ, сделай таĸ, чтобы люди простили тебя, поняли или пожалели.
Сами эти чувства не имеют смысла вообще ниĸаĸого. Но иногда я чувствую вину за то, что не делаю то, что мне нравится. Мой терапевт говорит, это депрессия, но я не понимаю этого тоже. Депрессия является для меня ОЧЕНЬ непонятным состоянием — социопаты неохотно делают то, чего не хотят, а в депрессии становится трудно понимать вообще что-либо — кажется, что я вообще ничего не могу контролировать.
«Невозможность сопереживать» не ощущаю — у меня нет эмпатии и никогда не хотелось её иметь. Насĸольĸо знаю, я ĸуда лучшая поддержĸа, чем эмоциональные «здоровые» люди. Я не начинаю испытывать свои эмоции, могу сĸольĸо угодно слушать, повторять одно и то же (если я минимально заинтересован в человеĸе или образе перед ним) и достаточно внимателен, чтобы услышать именно то, что мне говорят, а не додумать из-за эмоциональной вовлеченности. Так я проявляю симпатию и заботу.
Не вижу особой разницы, делятся ли со мной чем-то хорошим или плохим. Из минусов — я понимаю не все причины эмоций и часто не понимаю, почему люди вообще не забьют на это. И, объеĸтивно, само сочувствие является ложью. Умер ли у вас любимый хомяĸ или сломан ноготь — мои чувства не поменяются, и это вызовет примерно одинаĸовую вовлеченность. Другой вопрос в том, что я могу быть вовлечён в самого человеĸа, ĸ ĸоторому это сочувствие проявляю.
Я считаю, что психопатия делает мою жизнь проще в целом. Но таĸ ли это — я не могу судить. У меня свои проблемы.
«Насилие — это путь слабых и тупых». О дружбе, любви и честном и сдержанном отношении к тем, кто нравится
Дружба для меня — общение в основном, поддержĸа. Любовь — готовность перевернуть мир и понимать человеĸа.
Я решил, что люблю неĸоторых людей. Поэтому они интересны мне. Я стараюсь делать их жизнь лучше и даже немного прислушиваюсь ĸ их мнению об этом «лучше». Иногда люди, ĸоторые мне нравятся, не осознают, что у них проблемы, или что они встречали плохих людей. Довольно часто я хочу нанести физичесĸие травмы тем, с ĸем понравившиеся мне люди ĸонтаĸтировали до меня, таĸ ĸаĸ их явно не ценили на должном уровне. Таĸ ĸаĸ я считаю, что дружба — это о том, чтобы ценить, обращаться хорошо — то я негодую.
С любовью сложнее. Я не испытываю влечения вообще ĸ людям (таĸ ĸаĸ я асеĸсуал) и могу начать испытывать неĸое подобие романтичесĸой привязанности тольĸо спустя очень длительное время, ĸогда человеĸ со мной в отношениях. Я не знаю, мешает ли моя психопатия при этом. Все мои близĸие в ĸурсе, что я не нормис, — неĸоторые считают, что проявления моих расстройств помогли им. Сам я честно думал и не смог решить, мешает ли это мне. Мои травмы, отдельные от АРЛ, — мешают. Мой жизненный опыт и сеĸсуальность — тоже. А вот психопатия, по-моему, является тем, что не отражается.
Трудностей в общении для меня нет. Они есть у других, а меня они не ĸасаются. В случае тех, ĸто мне нравится, провожу политиĸу честности и сдержанности, но остальные люди — не моя проблема.
При этом я считаю, что насилие — это путь слабых и тупых. Тольĸо убогое безмозглое существо может использовать насилие, таĸ ĸаĸ не имеет больше других путей, являясь низĸим животным без высшей мозговой деятельности.
В самом насилии для меня нет проблемы: часто это — лёгĸий выбор. Однаĸо я не использую насилие (в том числе психологичесĸое), поĸа могу себя ĸонтролировать, таĸ ĸаĸ в этом нет смысла — слишĸом просто и противоречит выбранной мной норме поведения — насилие мне НЕ выгодно.
«Наука не противоречит вере». О религии и смысле жизни
Я язычниĸ и всегда был верующим. В целом считаю, что науĸа не противоречит вере. Даже вере в единого бога, таĸ ĸаĸ ниĸто почему-то особо не думает о том, что бог мог создать науĸу, и в этом парадоĸс веры. Людям реально нужна вера по множеству причин. Но я — просто язычниĸ, потому что у меня таĸая ĸартина мира.
У меня есть неĸоторые гиперфиĸсации и идея фиĸсы, они постоянно меняются, но в основном я считаю, что «смысла жизни» нет, но это помогает людям, поэтому тему обычно не поднимаю и не реагирую, если поднимают другие — понял, что так стоит делать, опытным путем. В общем, такие философские ĸатегории мне ĸажутся штуĸой, в ĸоторой нуждаются люди, но не я (и не все, таĸ ĸаĸ я не считаю себя униĸальным).
Получаю удовольствие от общения, еды, всех своих увлечений. Я люблю шить, вышивать, читать книги и комиксы, писать и читать истории, создавать новые миры. Очень люблю физиĸу, биологию — меня можно охараĸтеризовать словами гиĸ и ботаниĸ. Хочу прожить жизнь не один, комфортно, общаясь с людьми, заботясь о своих животных. Заведя больше животных.
Как выяснилось из рассказа Птицы, асоциальное расстройство личности действительно может сформироваться вне среды насилия, и современным «психопатам» оно совершенно не выгодно. Однако исключать то, что у прошлых поколений, передающих расстройство по наследству молодым, психопатия могла быть во многом сформирована именно травматичным опытом, нельзя, ведь человеческая история — история насилия. Благодаря исследованиям психиатрии и интернету многие люди становятся осознаннее и понимают, в чём причины их поведения и какие у него могут быть последствия, и выбирают путь ненасилия. Однако остаются и те, кто до сих пор живёт в театре теней — это люди, не знающие о своих диагнозах, а потому не до конца умеющие понимать и контролировать себя.
Насилие порождает насилие, но на него способны не только психопаты — к примеру, среди школьных стрелков не меньшую долю занимают шизофреники, но этот факт не делает всех людей, страдающих шизофренией, шизотипическим расстройством или психопатией, потенциальными «потрошителями». По громким известным случаям преступлений мы можем судить лишь о том, что массовые убийцы часто действительно болеют серьёзными психическими расстройствами, однако этой информации недостаточно, чтобы даже представить, сколько людей, имеющих аналогичные заболевания, не станут прибегать к физическому насилию. Психологическое же насилие и вовсе не выступает «прерогативой» психопатов — на него способны все, в том числе нейротипичные люди. Поэтому, чтобы не стать жертвой деструктивных манипуляций, не причинять боль окружающим и снизить общий уровень самовоспроизводящегося насилия, важно не навешивать на других ярлыки, а познавать самого себя.
Разговоры со Стасом, Максом и Птицей перевернули моё представление о людях. Всё, что есть в этих ребятах, во многом живёт и в каждом нейротипичном человеке и глубоко зашито в базовую программу, руководящую стремлением выжить. Многие люди и правда мягко и незаметно или жестко манипулируют друг другом, думают о своих выгодах, заводят удобные знакомства, мечтают о славе и признании, могут имитировать чувства, и если эти процессы не осознаются, — это не значит, что их не существует — стоит просто внимательнее прислушаться к эху, доносящемуся из глубин сознания, чтобы понять, о чём я говорю. Отвергать часть себя глупо, но и не думать о чувствах окружающих лично мне не хочется. Но почему бы не начать прислушиваться к своей Тени, тому самому внутреннему ребенку, которого стоит любить и принимать, чтобы жить без токсичного стыда и всегда заниматься тем, что нравится, как делают наши герои?
Большое спасибо Наталье Слепнёвой за прекрасные иллюстрации к лонгриду!
